От автора
Читатель!
Данная книга – роман, а не буквальное описание реальной жизни главного героя. Просто в ней соединено бывалое с тем, что вполне могло бы быть. В ней действуют разные люди – и вполне реальные, выведенные под собственными именами, и вымышленные, чье появление в сюжете предопределило только авторское воображение. Последнее, правда, не исключает возможности появления неких ассоциаций между такими персонажами и существующими людьми. Но это может свидетельствовать только о том, что в мыслях и практике незнакомых друг с другом разных лиц действительно бывает много сходного. За такого рода случайные совпадения характеров и событий в реальном и виртуальном мире автор, естественно, ответственности не несет. Относительно же названия романа «Легко видеть», оно позволяет себе напомнить читателю, что это – излюбленное выражение математиков, традиционно используемое ими в ключевом, нередко самом головоломном месте доказательства их математического предложения.
И еще. Поскольку книга повествует о довольно продолжительной сознательной жизни главного героя, знакомиться с ее эпизодами можно почти с любого места – не обязательно начиная читать ее с самого начала.
«Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать!». Обращение лейтенанта Йохансена, сбитого с ног белым медведем, к своему спутнику Фритьофу Нансену, старающемуся выдернуть из нарт застрявшее ружье.
Ф. Нансен. «Фрам в Полярном море».
Глава 1
Михаил стоял на полосе галечного пляжа, которая упиралась в стену скального выступа уже метров через сто пятьдесят. Дальше река уходила в каньон, и надеяться вскоре встретить другое удобное причальное место, не успев детально познакомиться с рекой, мог только идиот, да и то лишь в хорошую погоду. Любой дождь мог сразу добавить столько воды, что она уже через несколько часов поднялась бы на целые метры. Крутые склоны из скальных пород и мерзлотных грунтов, ничего не впитав в себя, быстро спустили бы все осадки на дно ущелья.
Впрочем, весь этот поход он давно окрестил про себя мечтой идиота. Когда-то это была просто мечта – яростная мечта энтузиаста походной жизни, почти всегда существенно скованного в свободе выбора и осуществления своих грандиозных планов. Отпуск полагался один раз в году, да и длительность его не позволяла сделать многие возможные маршруты, от которых, глядя на карту, захватывало дух. Городские будни длились слишком долго – от летнего похода до майского, в который удавалось уйти дней на десять скорей неправдами, чем по закону, и который служил лишь отдушиной для человека, сдавленного принудительной силой обстоятельств и потому ведущего не тот образ жизни, для какого он был рожден.
Год за годом увеличивался список таких походов (лучше сказать сверхпоходов), особенно притягательных и недоступных как раз по причине нехватки времени и средств, покуда мечта об их прохождении не сублимировалась в почти невозможную абстракцию – вот если доживу до пенсии, тогда пойду. Деньги можно будет накопить, а во времени уже никто или ничто не ограничит – разве что ранние холода, при которых реки начнут замерзать. Да, проблема со временем была действительно менее разрешимой, чем проблема денег. Но по мере приближения той вожделенной и почти невероятной даты, когда мечта могла начать осуществляться, он все более и более трезво оценивал свои собственные внутренние возможности и в результате вынужден был признать: надежда сделать нечто крупное и важное, очень сложное и ранее недоступное в возрасте, когда общество уже настолько выжало из тебя инициативу и жизненные соки, что сочло за благо позволить тебе удалиться на недолгое доживание за «его» счет – это и есть форменная мечта идиота. Тем не менее, список сверхмаршрутов из головы никуда не уходил, а всякая новая информация о любой точке, относящейся к ним, продолжала откладываться и в записях, и в памяти, словно он все время оставался прежним нетерпеливым скитальцем, каким был и в двадцать, и в тридцать, и даже в сорок с лишним лет. Но теперь даже от последнего из этих возрастов его отделяло уже более двадцати лет, и, мечтая, он из трезвости скорее полагался на накопленный опыт, умение и расчет, нежели на готовность переносить несусветные тяготы и нагрузки, выполнять громадную ишачью работу и идти на неведомый риск, который, конечно, не устраним из походной жизни в любом возрасте, но к которому молодость и старость относятся, как выяснилось ныне, очень по-разному. Большинство знакомых Михаила ушло из спортивного туризма как раз после того, как по мере усложнения походов риск все более отчетливо превращался из фактора, привносящего пикантную остроту в ощущение полноты жизни и окрыления своим собственным умением, в грубый фактор прямой и постоянной угрозы существованию. Одна Марина продолжала ходить с ним, и Михаил не уставал благодарить Бога за то, что Он дал ему такую вторую жену, хотя и с первой он тоже прошел многое и сложное. Но однажды, когда Марину не отпустили летом в отпуск, и Михаил отправился в поход в Карелию по Ваме и Водле без нее, только со своим колли, он, просматривая путь через загроможденный камнями Верхне-Вамский порог (вовсе не самый сложный на маршруте), вдруг ужаснулся, как он позволял себе рисковать жизнью любимой и в еще более опасных местах, особенно сознавая, что походы ей не были столь же необходимы, как ему. Совершенно неожиданно для себя он испытал яростный стыд за свой эгоизм, особенно непростительный, если принять во внимание хорошо известное ему обстоятельство – какой замедленной реакцией в действиях обладала от природы жена, в то время как потоки воды и препятствия требовали маневрировать мгновенно. Счастье еще, что его команды доходили до Марины быстрей, чем осознание опасностей. И именно тогда на Водле у Верхне-Вамского порога он вспомнил и увидел совсем в другом свете случившееся на верхнем Кантегире, когда на стоячей волне после прыжка с водопадного порога из лодки одновременно вышвырнуло Марину влево, а их любимого колли Террюшу – направо, и он мгновенно ухватил руками и втащил на борт сначала Марину, потом огромного колли, хотя физически никогда не был силен и не мог рассчитывать на то, чтобы выполнять работу супермена. Понятное дело – психическое напряжение перед лицом опасности, случается, удесятеряет обычные физические силы тела, но ведь так может и не случиться. Поэтому прежнее ощущение почти невероятной, но действительно имевшей место собственной удали вдруг полностью выпало из представлявшейся ранее картины, и она предстала ему такой, какой по сути и была – он мог и не ухватить Марину за спасжилет, а пса за ошейник, их тела могло безжалостно молотить по камням, да и сам он, отвлекшись на секунды от управления и бросив весло, мог сколь угодно просто опрокинуться вместе с лодкой и тоже получить от потока сполна.
И это памятное потрясение от стыда за себя, готового рисковать жизнями любимых существ, совсем не нуждающихся в рискованном сплаве по складу души (если не считать их любви и доверия к нему), заставило Михаила вычеркнуть и жену и собак (с тех пор у них ушло из жизни не одно поколение колли) из списка участников в обдумываемых гипотетических сверхмаршрутах. В других же спутниках сам он уже давно не нуждался.
И вот, когда Михаил почти совсем не верил, что сможет осуществить походную мечту – нет, разумеется, не всю, по полному списку-всего лишь мечту пройти ОДИН маршрут из прежде самому себе заявленных – она вдруг стала превращаться в явь. Он-таки достиг начала пути, который теперь надо было пройти или умереть. Впрочем, на Небесах ему могли дать сделать и то, и другое.
Да, раньше-то в мечтах такой дилеммы не существовало. Пройти, конечно пройти! – Что же еще? Риск риском, но все обязательно надо будет преодолеть и вернуться домой живым и здоровым, чтобы не огорчать любимую, родителей и детей. Однако такая презумпция безусловно устарела перед лицом простого факта предстоящей смерти по возрасту в достаточно близкое время. И если бы смерть от исхода сил пришлась на одиночное путешествие, возможно, это было бы далеко не самое худшее из окончаний затянувшейся жизненной – отнюдь не шахматной – партии.
Человеку, умирающему от болезней и немощей на глазах у других, особенно близких людей, трудно не являть собой жалкое зрелище. Так что может быть лучше, если агонию не увидит никто, а сама она будет недолгой. Ну, а если удалось бы пройти весь путь и вернуться домой, как встарь, в ореоле сознания, что выполнил нечто прежде недостижимое, тогда, возможно, появилась бы еще одна зыбкая надежда отправиться в еще один заветный маршрут, но только сейчас об этом не стоило и думать. Где-то все равно должен был настичь последний удар. Или скоро, или совсем скоро. В последнем, собственно, и заключался смысл изменения ситуации. Раньше конец маячил в сознании только в неопределенном абстрактном далеке.
Но даже в тех трех одиночных походах, которые Михаил прошел ранее среди прочих, он достаточно хорошо уловил их отличие от обычных походов
