плевок), – должно быть, он южанин:
– Я был бы рад познакомиться с тобой поближе, мы думаем как-нибудь устроить в воскресенье барбекю у нас в саду.
Я недоверчиво провожаю их взглядом. Воскресное барбекю: что может быть страшнее?
Они садятся в черный «Мицубиси-Эклипс».
Странная пара, недовоплощенная, шаткая, как стол на одной ножке. Наверное, в том и сущность любой пары: в недовоплощенности и шаткости.
В отличие от пар, то, чем промышляет моя заправка, то, что она прославляет (без устали), – это не шаткость, а стабильность, надежность, спокойствие жидкости.
После нас – хоть потоп. (Нефтяной.)
Я пишу эсэмэску сестре:
4то ты нашла в этом гуманоиде?
Первая ушла со свистом, щелчок доставки, новый залп:
Твой мч болен:
он меня <3!
Хуже – сказал:
Я живу в 16 м там
полно гинекологов.
??!??
На кой чрт он мне про
гинекологов? Он псих?
Мы 1й раз видимся,
а он с такими заходами:
Он больной?
Свяжи его и звони ментам.
Или в зоопарк.
Знаешь в 4 м самая жесть:
в тч он хочет поближе
познакомиться со мной(!)
Матч по телику затягивается. Комментатор в изнеможении: «Это какая-то борьба в мыльной бане».
Сестра наносит ответный удар:
Что мне в нем нравится, так это член.
Затем:
Я вычленила в гуманоидах главное.
Знаю, она специально так пишет, чтобы меня шокировать, поддеть. Она думает, я тихоня, недотрога. Возвращаю удар:
Смри, как бы он тя не расчленил.
Засматриваюсь на ее снимок на стене. Склад в Баньоле. Телефон вибрирует. Она:
Я звоню отцу. Начинаю жаловаться ему на сестру, которая встречается черт знает с кем. Он перебивает:
– Я тут в постели со своей бывшей, так что давай потом.
Все мастера творить черт знает что. Похоже, я единственное существо, единственный элемент на этой планете, с которым все стабильно.
Приходит сообщение от Рея, где он пишет, что «всерьез» думает о переезде в Израиль к своей возлюбленной. (Когда кто-то произносит слово «всерьез», стоит начать сомневаться во всем, что он говорит.)
Такси паркуется у въезда на заправку, рядом с аппаратом для подкачки шин и надписью «Воздух». Шофер откидывает кресло, натягивает фуражку на глаза и ложится спать. Кому гамак, кому вертолетная площадка, кому снотворное – для таксиста бензоколонка – это убежище, его загородный дом.
Я продолжаю партию в шашки против компьютера. Виртуальный враг теснит меня. Два менеджера пьют разливное, заедая яйцами вкрутую. Один говорит:
– Как по мне, рутина – дрянь похотливая.
Похотливая или серая, но от этой рутины я как на иголках, все зудит внутри: по-прежнему никаких вестей от моей японки. Пустота меня убивает.
Я обрываю партию. И по настойчивым советам Ньецленда, обещавшего мне рай на земле, регистрируюсь в сервисе виртуальных знакомств: на «Тиндере». Выбираю ник: Мао Мао. Фотографию профиля.
День, когда все отправляются в отпуск. Мою заправку берут штурмом, внутри все битком, как в мексиканской тюрьме. Я навскидку насчитал человек пятьдесят, из них с десяток детей: они оккупировали прилавок и, шумя и галдя, требуют лимонад и биомолоко. У меня голова идет кругом. Я уже забыл, каково это – что-то делать.
В дверях появляется панк и, приняв заправку за вагон метро, орет:
– Люди добрые! Меня зовут Иисус, я бомж, меня самого коробит побираться, но выбора у меня нет…
Воцаряется вселенское молчание.
– … я прошу немного: один евро, кусок хлеба, обеденный талон или чуть-чуть сочувствия, чтоб было чем заплатить за койку. Я поляк, был токарем-фрезеровщиком, а теперь живу на улице, с тех пор как выгнала жена.
Все возвращаются к прерванным разговорам, покупкам, передвижениям. Только один ребенок слушает дальше, вместе со мной.
– Улица – это джунгли. Я не создан для этой борьбы. Я знаю, многие пытаются пробить ваш эгоизм. Я не единственный, не первый, не последний, и я не горжусь этим, но…
Он вдруг замолкает, опускает глаза и говорит так, будто это крайний, решающий аргумент:
– К тому же, за мной охотятся коммунисты.
Слушавший его ребенок, перепугавшись, протягивает свой стакан молока, бомж выпивает его залпом и уходит.
Мне кажется, я уже где-то видел этого панка, знакомое у него лицо. Или скорее ноги: он в берцах.
С биноклем в руках (все-таки решился его заказать) я стою на крыше заправки и, как капитан на своем мостике, обозреваю горизонт: заброшенный дом, склад, столбы окружной трассы, пустырь. Ставни в доме снова открыты, и сквозь стекло я вижу в тонком луче солнца на столе – видимо, письменном – цилиндрический предмет. Я кручу колесико, приближаю и понимаю, что там, на столе, рядом с картой и звездным глобусом лежит… бинокль.
От удивления я выпускаю свой, и он падает на землю.
Ньецленд не думает, что за мной следят. Он считает, что я брежу, что это все переутомление и мне надо взять отпуск.
«И на автозаправке то же самое: нужно вернуть волшебство акту покупки. В наши дни секрет в том, чтобы у клиента остался приятный опыт». Босс специально вызвал меня, чтобы вывалить вот это. Не знаю, что за муха его укусила. Может, муха рентабельности. (Или он в меня верит.)
Подъезжает автоцистерна, паркуется. Шофер вылезает из кабины, тянет шланг, втыкает его в землю, чтобы излить в подземный бак бензин, как нектар.
Сквозь занавески я обозреваю колонки, автоцистерну, свое королевство. И думаю о том, что бензин – это нектар забвения. И то, что течет сейчас по шлангу,
