дернет.
– А сильно?
– Еще как. Если на крючок попадется форель, сразу заметишь. Я тебя уверяю. Невозможно не заметить.
Они снова замолчали. Кай Швейгорд сидел и смотрел на Йеганса Хекне. Тот делал все так, как ему говорили, но сам не стремился поделиться тем, о чем думает или чего хочет. Он походил на личинку бабочки, которая обретет яркие краски, когда наступит ее время.
Кай Швейгорд нарушил тишину, кашлянув:
– А у тебя дома есть карандаши и бумага?
– Есть один карандаш, – сказал Йеганс и показал мизинец: – Во какой.
– Я тебе привезу новый. И бумагу. Попробуй научиться рисовать.
– Зачем мне рисовать?
– Дети должны пробовать себя в разных занятиях. Чтобы понять, к чему их тянет. Я уверен, у тебя обнаружится талант к рисованию. Если хочешь, можешь попробовать, когда мы вернемся в усадьбу, я тебя пущу в свой кабинет.
– Ладно.
– Я договорился с Адольфом. Когда тебе исполнится семь лет, можешь на выходные приезжать в усадьбу. Сначала научимся читать и красиво писать. Потом считать, а со временем попробуем разговаривать на языках людей из других стран.
– Каких стран?
– Англии и Германии. Но не сразу обеих, а по отдельности. А в будние дни тебя будут учить работе на хуторе.
Мальчик переложил удочку в другую руку и облокотил ее о планширь.
– Ты не замерз? – спросил Кай Швейгорд.
– Я сейчас не хочу больше рыбачить, – сказал Йеганс.
Кай Швейгорд, выбрав весла, взял удочку и подмотал леску. Приняв удочку из рук Кая, мальчик положил ее на дно лодки, а сам подвинулся назад, приблизившись к Каю вплотную. Тот обхватил руки ребенка своими, чтобы согреть. Потянувшись за рюкзаком, он сказал, что пора подкрепиться шоколадом, купленным у лавочника в Волебрюа.
– Тебе нельзя простужаться, Йеганс. Ты только что переболел.
– Да. Укрой меня дорожным пледом, пожалуйста.
– Что ты сказал?
– Я сказал «да».
– После этого. Что ты после сказал?
– Да ничего.
Кай Швейгорд сидел, не шевелясь. Рюкзак всю дорогу оставался крепко затянутым шнуром. Прежде чем отправиться на рыбалку, Кай по какому-то наитию положил в рюкзак дорожный плед, пролежавший до этого несколько лет в шкафу. За эти годы Кай ни разу об этом пледе не упоминал. Расправив клетчатое покрывало, он закутал в него Йеганса, а потом сложил руки на его плечах, на манер перевязи. Достал бутыль с густым черничным соком и налил чашку. Мальчик выпил сок до дна, и они какое-то время сидели в лодке, глядя в одну сторону, а потом Йеганс откинулся назад и заснул, а Кай Швейгорд обхватил его руками и так и сидел, разглядывая отражавшиеся в воде озера картины.
Проснувшись, мальчик захотел продолжить рыбалку. Они развернули лодку, выбросили блесну и поплыли. Вскоре удилище задергалось, и Кай Швейгорд дал Йегансу выбрать леску, сам же стоял наготове, чтобы втянуть добычу через планширь. Размером рыбина оказалась как рука мальчика от кончиков пальцев до локтя. Она была темно-коричневой в красную крапинку и билась так сильно, что вся лодка ходила ходуном. Кай спросил Йеганса, не хочет ли он сам добить рыбу, но мальчик ответил, что пусть лучше Кай покажет ему, как это делается. Швейгорд взял в руки небольшой молоток с полированным закругленным бойком и пристукнул форель одним ударом между глаз. Когда Йеганс подрастет, Кай расскажет ему, что англичане называют этот инструмент priest, что означает «пастор», поскольку пастору часто приходится видеть умирающих. Сам же Кай не видит оснований называть этот инструмент иначе как просто молотком, но ему кажется, лишать прекрасную форель жизни лучше таким способом, чем ножом, – никакой крови.
Они долго любовались рыбиной. Йеганс разглядел все красные пятнышки на ее боках. Кай Швейгорд сказал, что их можно будет сосчитать, если они вечером сядут поучиться числам. Мальчик сидел и поливал рыбу водой, зачерпывая ее со дна лодки, чтобы форель оставалась такой же блестящей, какой была живой. Потом они снова наживили блесну, и взгляд Йеганса заметался от снулой форели к наживке, которая поблескивала на кончике лески, мальчик явно ждал чего-то еще. Кай Швейгорд спросил, кем он мечтает стать, когда вырастет.
– Охотником, как Адольф.
– А…
– И рыболовом, как ты.
– Понятно. А ты не хочешь выбраться в мир, посмотреть, что там есть?
– Нет, не хочу. Я буду сновать близе́нько.
Кай Швейгорд поднял весла.
– Где ты такое слышал? «Сновать близе́нько».
– Мама так говорила, – сказал Йеганс, не отводя взгляда от поверхности воды.
– Твоя мама? Когда же?
– В комнате, где я спал.
Кай Швейгорд не двигался, пока с весел не перестала капать вода. Лодка потеряла скорость, и Йеганс обернулся посмотреть, в чем дело. Они взглянули друг на друга, а потом на леску, которая уходила в воду под все более крутым углом по мере того, как грузило все глубже погружалось в пучину озера Лёснес.
* * *
В ту же ночь, когда Йеганс отправился домой, Кай Швейгорд проснулся с ощущением, что в спальне кто-то есть, но ему не было страшно, он знал: ему не нужно ни от чего защищаться. Ночь выдалась безлунная, и в комнате было темно. Он сел в постели и собирался чиркнуть спичкой, но вдруг понял, что не желает знать, что́ скрывает тьма. Жить, веря в то, что прячется в темноте, было и чище, и глубже; его восприятие обострилось. Он улавливал легчайшие колебания воздуха, едва заметные изменения температуры – все то, что сопровождает движения человека: родное дыхание, тихие шаги босых ног.
Он позвал ее по имени.
Шаги затихли, но он услышал слабый шорох легких одежд. Осознавая сокровенность ожидания, он стащил с себя ночную сорочку и кожей ощутил тепло дыхания и прикосновение тела.
Когда он проснулся, ее не было, но он испытывал удовлетворение и отвагу и уже с нетерпением ждал следующей ночи.
Он зажег парафиновую лампу, оделся и пошел к себе в кабинет. На протяжении недели он карандашом оставлял в журнале черновые заметки, чтобы затем перенести их в церковные книги как можно более красивым почерком. Теперь он подкрутил фитиль лампы и снял с крюка на стене, под распятием, ключ от письменного стола. Пошарил ладонью в верхнем правом ящике, где у него хранилась церковная книга. Но сверху на ней лежало что-то незнакомое; пальцы нащупали небольшую латунную шкатулку, обычно лежавшую в самом дальнем углу ящика. Там хранилось обручальное кольцо, купленное им в то исполненное надежд лето.
Он осторожно открыл шкатулку. Кольца в ней не было.
Оставив шкатулку открытой, Кай Швейгорд встал и наконец улыбнулся.
* * *
Еще не рассвело, когда он спустился
