Она ежедневно вспоминала индуса и даже думала, что на нее действует его заклинание. Но, придя к убеждению, что этого быть не может, она стала внимательно следить за здоровьем.
Она сидела по вечерам дома. Но быть в столице и не видеть совершенно сцены для нее было немыслимым. Каждое воскресенье она появлялась в театре среди зрителей, а чтобы не встречать знакомых, забиралась в самый верхний ярус и с жадностью глядела на танцы.
Однажды, к концу спектакля, она почувствовала себя совсем разбитой.
Публика расходилась, а она, чтобы избежать толкотни, осталась на месте.
Театр опустел.
Погасли люстры, и громадный зал, в котором только что были тысячи людей, погрузился в мрак и полнейшую тишину.
Вере Георгиевне стало жутко. Она встала и хотела идти, но в это время занавес тихо поднялся, и сцена постепенно осветилась.
Танцовщица увидела покрытую цветами долину. Вглядевшись пристальнее, она заметила большое стадо мирно пасшихся овец, а в оливковой роще молодых пастухов и пастушек.
Вдруг где-то заиграла свирель. Молодежь насторожилась, затем, прислушавшись к наигрываемой весне, вскочила и, схватившись за руки, пустилась весело плясать. На месте осталась только маленькая девочка-пастушка. Она была чересчур молода и не решалась танцевать при старших.
— Как странно, — прошептала Вера Георгиевна. — Ведь это я, когда была маленькой. Мои глаза, мои кудри! И родимое пятно на плече! Господи! Что же это такое? Обстановка напоминает хорошо знакомые места. Ну, да! Вон там, на холме, и храм Венеры, а за храмом виднеется наш городок. Похоже на мою родину. Но я родилась здесь, а не в Греции?
Вера Георгиевна была совсем поражена.
В это время хоровод отошел довольно далеко от деревьев. Девочка поднялась и, перебирая своими тонкими ножками, старалась подражать танцующим. Жесты ее были робки и угловаты, и танец этого полуребенка, полудевушки напоминал скорее движения куклы, чем человека.
Пастушка долго плясала с увлечением и вдруг остановилась. Она заметила, что из-за куста смотрела на нее незнакомая красивая девушка. Она была настолько хороша, что у пастушки от восхищения разгорелись глаза, и она бросилась на колени. Протянув к неизвестной сложенные ручонки, она обратилась к ней с мольбою:
— Ты, наверное, богиня, слетевшая с неба. Дай мне то, чего мне недостает, чтобы хорошо танцевать. Я буду всю жизнь просить Зевса, чтобы он не коснулся тебя в своем гневе.
Незнакомка улыбнулась и, повернув слегка голову, дунула на сидевшую у нее на плече бабочку.
Бабочка вспорхнула и, полетав немного, села на растущую поблизости розу.
Пастушка следила за нею глазами, а когда бабочка опустилась на цветок, повернула с недоумением голову к богине.
Тельце бабочки было телом маленькой женщины, у плеч которой трепетали золотистые крылышки.
— Возьми ее в руки и прижми к сердцу. Она поможет тебе, — сказала красавица и, ласково улыбнувшись, скрылась.
Девочка исполнила приказание и, когда крошечная женщина-бабочка, коснувшись ее, вдруг исчезла, она почувствовала, что ее сильно кольнуло в сердце и спину.
Откуда-то появились музыканты. Светлокудрый, как бог Аполлон, юноша заиграл на цитре, ему начали вторить девушки-музы, и хор сладкозвучных голосов запел радостную песню. Под звуки этой песни девочка заплясала веселую пляску.
Движения ее были так плавны и чудны, что деревья изукрасились розами, а трава, на которую становилась танцующая, обращалась в цветы, покрывавшие ножки ребенка благоухающим бальзамом.
VI
— Только с тобой и могут случаться подобные вещи, — сказала Анна Петровна, подруга балерины, выслушав рассказ ее о радже и последних пережитых днях. — Ты, несомненно, больна.
— Муж приглашал докторов, и они нашли, что я совершенно здорова. Здешний климат….
— А может быть, дело тут и не в климате. Признайся-ка по совести, не влюблена ли ты в раджу? Если целый день думать о человеке, которого любишь, к вечеру, естественно, нервы устанут. Нельзя требовать от них нового подъема. Ясно — ты влюблена…
— Вот выдумала!.. Мне совсем не до индуса. Я только и думаю о том, когда смогу опять выступить на сцене. А ты вот лучше спроси своего друга-профессора, не поможет ли он мне?
— Знаешь что, приезжай в пятницу, и мы вместе отправимся к нему. Завтра я его подготовлю — он не очень-то любит гостей.
Вернувшись домой, Вера Георгиевна передала мужу беседу с подругой и сообщила ему о своем видении в театре, о котором до сего времени еще не говорила.
— Тебе приснилась одна из греческих сказок, которыми тебя занимали в детстве. К этому ученому можно съездить, хотя он не доктор.
— Мне хочется поговорить с ним и посоветоваться насчет… насчет… ну, насчет раджи…
— Вот оно что! Неужели ты думаешь, что этот индус мог лишить тебя вдохновения? Меньше думай о нем. Он просто шарлатань. Отнять вдохновение на два часа, после завтрака. Какая чушь! А вот не скрытая ли у тебя малярия? Правда, озноба нет и температура нормальная, но это, может быть, еще неизвестная и новая форма ее? Вот об этом надо сказать ученому другу Анны Петровны. А, кстати, дайка мне адрес американца — твоего приятеля.
— Зачем это? Уж не хочешь ли ты ему написать?
— Непременно напишу, что ты думаешь все время об индусе и от этого хвораешь.
— Посмей только… Я на тебя так рассержусь…
— Ну, хорошо! Успокойся! Писать я не буду. Письма идут больше месяца. Я ему протелеграфирую и спрошу, где в настоящее время раджа.
Вера Георгиевна не хотела было отвечать мужу, но снова народившееся в ней сомнение — не виноват ли, действительно, в ее болезни раджа — заставило ее изменить свое намерение.
— А дальше что? — спросила она недовольным голосом.
— Пока не знаю, а там видно будет, — ответил Николай Львович.
— Раджа говорил мне, что будет эту зиму в Париже.
— Ого!
— Пожалуйста, без таких восклицаний. Надеюсь, что он может ездить куда ему угодно и не спрашивая твоего разрешения.
— Но ты, кажется, тоже собиралась зимой танцевать в Париже?
— Что же из этого? Раз я подписала контракт, я должна его исполнить.
— Ого!
— Опять? Ну, я с тобой разговаривать больше не буду.
VII
— Вы, батенька, пошли бы с Анной Петровной в другую комнату, а я побеседую с вашей женой. Наедине она сообщит мне, что нужно. При вас она стесняется, — сказал ученый друг Анны Петровны, выпроваживая мужа балерины в столовую.
— Мне кажется, вы не совсем откровенны, — обратился он к танцовщице, закрывая двери, — а мне необходимо знать все подробности, чтобы дать вам разумный совет. Припомните хорошенько, что говорил вам раджа про Индию.
— Зачем это вам, и разве могут разговоры мои с индусом навести на определение болезни? Вы бы лучше меня исследовали.
— Для этого есть доктора, а вы передайте мне рассказы индуса и меньше рассуждайте.
Вера Георгиевна покраснела и с перерывами сообщила все, что слышала от раджи про Индию.
Следя за своей гостьей, профессор обращал больше всего внимание на интонацию голоса и изменения в лице Веры Георгиевны.
Когда она кончила, он заставил ее повторить названия городов и местностей, о которых она упоминала.
— А расскажите, пожалуйста, часто думаете вы о радже, кроме того времени, когда на вас нападает слабость?
— Что вы, Петр Францевич, этот дикарь меня совершенно не интересует, но, естественно, я вспоминаю о нем, когда смотрю на подаренное им кольцо.
— То, что у вас на пальце? Чудный брильянт! Хм! А что дали вы радже на память?
— Я? Ничего, если не считать моей фотографической карточки.
— Получил муж ваш ответь на телеграмму, посланную американцу?
— Как же! Мистер Джонс сообщил, что раджа выехал на родину… Но что скажете вы насчет болезни? Мне хотелось бы также знать ваше мнение о радже.
— То есть мнение о ваших отношениях к нему? По этому поводу я еще не составил себе определенного мнения. А вот насчет вашей болезни думаю, что она, при известных условиях, излечима.
— Неужели я больна? А может быть, раджа действительно меня околдовал.
— Вот я сейчас позову вашего супруга и сообщу ему, чем вы страдаете. Ну, садитесь, — сказал он Николаю Львовичу, когда тот вошел в кабинет. — Физически ваша жена совершенно здорова, и врачи были правы, говоря, что у ней нет ни малейших признаков болезни.
— Я так и думала, — сказала Анна Петровна, взглянув с усмешкой на свою подругу.
— В чем же дело? — нахмурившись, спросил муж.
— Если у вас хватит терпенья минут на пять, я передам, вам мои соображения.
Петр Францевич обвел глазами слушателей и начал:
— Нам предстоит, господа, разобрать следующее обстоятельство: один человек, по воле другого, потерял вдохновение. Возможно это или нет? Раньше, чем ответить на этот вопрос, определим, что такое вдохновение. По индийской науке, вдохновение это такое состояние человека, когда он становится временно обладателем знания, которое выше, чем знание рассудочное. В это состояние человек может впасть или случайно, или по собственной воле, пользуясь воспитанной в себе силой, могущей разбудить и направить к головному мозгу энергию дремлющих впечатлений, скопленных в одном из нервных сплетений, называемых йогами «Лотос Кундалини». Эта энергия направляется, минуя нервы, по пустому каналу, находящемуся внутри спинного мозга. У обыкновенных людей канал этот закрыт, но у людей, обладающих способностью вдохновляться или обладающих мудростью и сверхъестественною силою, он открывается и пропускает ток проснувшихся впечатлений. Злой умысел человека, сила воли которого очень велика, может внушением парализовать у другого человека проводник и лишить его возможности исполнять свое назначение. В данном случае весь вопрос сводится к тому, чтобы лечением вернуть проводнику его свойства. Чтобы не утомлять вас, господа, я говорил сжато, но вы, надеюсь, все поняли?
