P.S. И вышлите обратно, пожалуйста, Ваш материал, только срочным письмом, а то мы не успеем поставить его в следующий номер. Сообщаем также, что он уже подписан в печать, но не запущен в производство. Ждем Вас. Искренне Ваш, гл.ред. Сухоплюев Б.И.
Привет, шушера!
Ладно уж, так и быть, живите! Не буду разгонять вашу кодлу. Славик Куренков мне проспорил. Мой рассказ уже пропечатали в другом журнале. Фиг с вами!
Вадик Вахитов.
Шах, а через ход - мат.
Виктору Николаевичу Коневу недавно сукнуло тридцать пять, а он до сих пор не состоял в браке. И это несмотря на то, что он был человеком положительным и не имел вредных привычек. Кроме того, он был опытным шахматистом и даже имел звание кандидата в мастера, однако, его умение вести комбинированную игру деревянными фигурками не помогло покорить ни одно женское сердце.
Когда ему было шестнадцать, он был тайно влюблен в руководительницу шахматного кружка при Доме Пионеров Марию Романовну Шехтер. Эта полная женщина в расцвете лет с черными, как смоль, волосами, с обжигающе темными глазами и с орлиным носом, три раза в неделю по два часа обучающая школьников хитростям рокировки и гамбита, очаровала восторженного юношу, увлеченного шахматной игрой.
Не в силах больше мучиться от неразделенной любви, он каждый вечер ходил за нею следом до подъезда ее старого двухэтажного дома, подкладывал под ее дверь букеты из ромашек и васильков и забрасывал ее анонимными записками с признаниями. Со временем он стал замечать, что Мария Романовна выглядит испуганной и затравленной, подозрительно озирается по сторонам и боится людей. А через неделю он узнал, что она навсегда уехала в Израиль и предала его любовь к шахматам.
После нанесенной раны Виктор Николаевич надолго потерял интерес к женщинам, а когда нашел, те уже потеряли интерес к нему. Известное дело, он считал, что женщины так глупы и ограничены, что не могут по достоинству оценить умного мужчину. Но в глубине души наш гроссмейстер все еще верил, что не все женщины испорчены, ведь некоторые из них все-таки играют в шахматы. Но вот беда, как их найти в таком огромном городе? Через шахматный клуб? Но там появлялись только несколько сморщенных старушек, которые нисколько не привлекали Виктора Николаевича. Оставалось дать объявление в газете.
И представляете, пару дней назад среди строк о купле-продаже квартир, автомобилей и компьютеров появилось трогательное сообщение Виктора Николаевича: "Ищу женщину, занимающуюся шахматами на уровне от первого до третьего разряда и выше, желающую совершенствоваться."
И вот, в его тесной холостяцкой квартирке появилась милая женщина с круглым лицом и с румяными щеками. На вид ей можно было дать лет сорок, но можно было и не давать. Она назвалась Ниной Антоновной и попросила помочь раздеться. Виктор Ниолаевич помог ей снять пальто с притороченным к воротнику мехом белки, но его руки от волнения так затряслись, что он уронил одежду. "А сказали, что не пьете",- попыталась пошутить Нина Антоновна.
Хозяин оглядел пышную фигуру гостьи и замер на месте в растерянности. У него возникло желание убежать из собственной квартиры. Женщина заметила его взгляд, полный смятения и страха, и, войдя в комнату, спросила: "Ну что, начнем совершенствоваться?" Пока она осматривала нехитрый интерьер, Виктор Николаевич поставил доску и начал расставлять шахматные фигурки. "Так как вы женщина, я уступаю вам право играть белыми фигурами",- значительно сказал он, растирая ладонями кожу на висках.
"А ты мне нравишься, голубчик! - засмеялась она, снимая через голову желтую водолазку и бросая ее на диван. - Я обожаю таких, с придурью в башке..." Виктор Николаевич, расширив глаза, уставился на черный сетчатый лифчик, обшитый кружевами, под которым напряглись мощные груди с темными сосками. Дурацкая ситуация! Он забыл все слова, которые знал раньше. Что делать? "В-в-ваш х-х-ход",- произнес он.
"Мой! Я знаю, что мой!" - игривым голосом сказала она, снимая лифчик, села к нему на колени и отодвинула доску. Он не мог оторвать глаз от ее соблазнительных округлых форм. Сколько лет мечтал он о таком зрелище, и вот, на тебе, совершенно неожиданно он получил возможность удовлетворить все свои сексуальные фантазии. Самые смелые! Самые храбрые! Самые отважные! Теперь он запросто может отомстить этой пышнотелой бабе за то суровое время, когда он вынужден был заниматься онанизмом и исходить на поллюции, за свой ненавистный аскетизм и невыносимое воздержание.
Он смотрел на ее большие груди. Они были очень аппетитными. Его нос даже коснулся одной из них, когда она обняла его со словами "Ах, маньяк ты мой шахматный!" Она уже расстегивала его ширинку и массажировала его маленький замшелый член, когда он вздрогнул от шума и увидел, что его святая святых, шахматная доска, олицетворяющая место всех мировых баталий, упала со стола. Фигуры рассыпались по полу. Он схватился за голову. Но ведь он пригласил ее играть в шахматы, а она только воспользовалась его любовью к этой древнейшей мудрой игре.
"Вон отсюда!" - заорал он, вскочив на ноги, и оттолкнул ее в угол. Она стала поспешно собираться, приговаривая: "Ну и шибзик попался! Псих ненормальный!" Когда она выбежала из квартиры, на весь подъезд хлопнув дверью, Виктор Николаевич несколько минут ходил по комнате, а потом полез под стол собирать фигурки и нашел там забытый в панике черный сетчатый лифчик с кружевами. Он долго вертел его в руках, подносил к носу и нюхал, гладил пальцами и лизал языком, а затем упал прямо на шахматные фигуры и зарыдал.
Секс по телефону.
Дома ее не было. Значит, она на работе. А он должен любой ценой найти ее и рассказать, что у него на душе. Когда Сережка Сальников набирал номер ее рабочего телефона, руки у него тряслись, как у хронического алкоголика. Пальцы не сразу попадали на нужные кнопки, и с каждым удачным нажатием все сильнее путались мысли в его голове. К телефону долго не подходили. Казалось, что другой конец провода рогатый черт опустил в темный омут. Он стоял на нетвердых ногах и ждал, вслушиваясь в завывания длинных гудков, заглушаемые тревожным набатом молодого сердца.
Но вот трубку наконец подняли, и он услышал ее голос. Тембр ее голоса он отличил бы от тысячи других, а его интонации узнал бы из миллиона. "Привет! - с надрывом, будто запыхавшись, произнес он. - Это Сергей!" "Да я узнала!"- в ответ бросила она. Ее всегда раздражало, что он называет свое имя. Она считала, что представляются по телефону только министры.
"Наташа! Я так хотел тебя услышать! - торопливо заговорил он. - Сегодня я сидел на скамье в нашем парке рядом с цветущими яблонями и думал о тебе... Нет, я не пью пиво... Я сочинял стихи... Все стихи - о тебе..." Он возбужденно говорил ей возвышенные слова, а сам внутренне укорял себя за то, что не пьет и не курит, как их бывшие одноклассники, которые прозвали его Вазелином за то, что он жил на улице Смазчиков.
Оправившись от первого шока, он стал замечать странное. Она тяжело дышала в трубку и отпускала отрывистые замечания в сторону. "Ты не одна?" - спросил он и услышал резкий щелчок по микрофону. Ему показалось, что она уронила трубку. Но тут же сквозь шумовые помехи он разобрал, как она его попросила: "Скажи, что ты меня любишь..." Нет, она, похоже, выпила, потому что такого еще ему не говорила.
Он вдохнул в грудь побольше воздуха и замер в нелепой позе, точно бездарная скульптура былых времен. Гипсовая рука, сжавшая трубку, стала мокрой. "Да, я тебя люблю...Я не могу без тебя... Ты мне нужна... Будь моей женой, - сами собой вырвались из глубины его души не те, чужие слова, услышанные в кино.
Сквозь треск он расслышал хрипы и... стоны... Сладострастные стоны... Это были стоны вожделения и страсти, и принадлежать они могли только... Нет-нет, не ей! Целую вечность он стоял как вкопанный и с интересом исследователя внимал звукам на другом конце провода до самого последнего женского вскрика... Когда все смолкло, он положил трубку.
А через три дня он увидел ее на улице с мужчиной возраста своего отца. Мужчина был неряшливо одетый, с большим животом и совершенно лысый. Он держал ее за талию, как свою собственность. Блестящие пуговки его глаз трусовато бегали по лицам встречных прохожих. Скользнули они и по его лицу, и Сережка Сальников по кличке Вазелин отвернулся и сплюнул.
Бесценная жизнь за бесценок.
Отодвинув пустую тарелку, Михаил Леонидович вытер бумажной салфеткой губы, затем скомкал ее и бросил на середину стола. Праздник желудка не стал праздником души. Купленные на последние деньги и съеденные без остатка столь любимые им сардины в прованском масле, итальянские спагетти из муки высшего сорта, обильно политые майонезом, вопреки ожиданиям, не принесли ему никакого удовольствия.
И хотя в голове постоянно вертелись библейские слова, которые так часто повторяла Людмила Николаевна, его бывшая жена, - "Не хлебом единым жив человек", уж теперь-то он знал наверняка, что это полная чушь. Он вспомнил выражение ее лица в те моменты, когда она говорила эти слова. Оно было возвышенным и одухотворенным. Разве мог он тогда ей не верить? Однако после двенадцати лет совместной жизни он вынужден был поверить и другому. Тому, что она постоянно его обманывала.
