Ее стенания по поводу нехватки денег на самое необходимое начались в первый же год после свадьбы. Несмотря на то, что Михаил Леонидович отдавал ей всю свою зарплату, его учительского жалованья не хватало на нормальную жизнь, однако он никогда не настаивал, чтобы она работала. Она страдала бесплодием, и он жалел ее как мог. Он знал, что ей нравится быть домохозяйкой, и смирился с этим. Так и жили они худо-бедно все эти годы, пока супруг не прозрел.
Однажды в отсутствие жены Михаил Леонидович рылся в шкафу и случайно нашел несколько сберегательных книжек, аккуратно завернутых в платок. Все они были на ее имя. Когда он увидел цифры, у него подкосились ноги. Общей суммы вполне хватало на то, чтобы купить дом и машину. Когда вернулась Людмила Николаевна, она сразу призналась, что деньги заработаны им, но накоплены-то они ею и поэтому тратить их будет она и только она.
Это величайшее потрясение, которое испытал Михаил Леонидович в своей долгой и трудной жизни. Все, чем он так дорожил, рухнуло в один миг. Жалкий и обманутый, он остался один. Но земля не разверзлась. И Михаил Леонидович устоял. Но он стал совсем другим человеком -- замкнутым и угрюмым. Целыми сутками напролет он сидел в своем доме и читал газеты. Именно они связывали его теперь с внешним миром. Он отрывался от них только для того, чтобы спать и есть. Иногда он ходил в магазин. И, так как пенсии едва хватало на покупку любимых газет, из продуктов он чаще выбирал только хлеб и молоко, питался плохо, а сегодня вот не выдержал, поддался урчанию желудка и потратился на дорогие продукты, на которые раньше только смотрел.
И вот, наливая себе чай, он понял, что наступило начало конца. Он проклинал себя за слабость и малодушие. На ужин готовить было нечего. Все запасы были съедены без остатка. Денег не осталось ни -- копейки. А до получения пенсии нужно тянуть две недели. Михаил Леонидович сделал глоток из чашки, но, обжегшись, выплюнул горячий чай назад. Встал с табуретки и, шаркая ногами по деревянному полу, подошел к столу и взял первую попавшуюся газету. Это оказалась газета "Предел желаний". Сев в кресло, он развернул ее на последней странице и увидел напечатанное огромными буквами объявление:
АГЕНСТВО "БЕСЦЕННАЯ ЖИЗНЬ"!
ЛИЦА ПОЖИЛОГО ВОЗРАСТА, НУЖДАЮЩИЕСЯ В ПОМОЩИ И ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ МАТЕРИАЛЬНОЙ ПОДДЕРЖКЕ, ЖЕЛАЮЩИЕ ОБЕСПЕЧИТЬ СВОЮ СТАРОСТЬ И ИМЕЮЩИЕ ЖИЛПЛОЩАДЬ, МОГУТ ПОЗВОНИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ИЛИ ПРИДТИ ПО АДРЕСУ ДЛЯ ДОГОВОРА О ПОЖИЗНЕНОМ СОДЕРЖАНИИ.
Это судьба, подумал он с сожалением. Дом -- это было все, что он имел после развода. Тогда, посовещавшись, они решили не доводить дело до суда и разошлись мирно. Он был благодарен Людмиле Николаевне за ее великодушие, ведь она согласилась -оставить дом ему. Теперь перед ним стоял выбор: расстаться или с домом, или с жизнью. Ясно, что это был выбор без выбора. Он хотел жить. И он знал, что невозможно дойти до финиша без потерь. Он знал это так же хорошо, как и то, что последняя потеря на этом пути -- смерть. Это и был тот урок, который он извлек из своего неудачного супружества. И он осознавал, что потеря дома будет для него предпоследней... Но что делать?
Надев поношенный костюм и взяв документы, он отправился на улицу Костомарова. В двухэтажном зеленом особняке дело было поставлено как надо. Едва он зашел, как смазливые девицы с длинными ногами под его диктовку записали исходные данные, оформили документы, а затем, взяв его под локотки, отвели к своему шефу -- здоровенному бугаю с квадратным подбородком. Осведомившись, принес ли старик документы на недвижимость, он положил перед ним бланк типового договора. Михаил Леонидович почувствовал, как рубашка прилипает к спине. Увидев глаза, устремленные на него, он все понял...
Он увидел себя глазами детины, сидящего напротив. Да, именно таким он и был -- жалким подопытным кроликом, сжавшимся в комок перед всемогущим экспериментатором. Какой он дурак, что забыл об этом! Какие опыты будут проводится над ним? Теперь они не оставят его в покое, это точно.
"Вы знаете, я приду попозже",- промямлил Михаил Леонидович и встал. "Вы не выйдите отсюда, пока не подпишите эти бумажки",- металлическим голосом сказал верзила, закрывая дверь и опуская ключ к себе в карман. Все, это конец, подумал Михаил Леонидович. Его лоб покрылся холодной испариной. Затряслись губы. Он не мог придумать, что сказать. "Ну... Я долго буду ждать?.." Он вздрогнул от грозного голоса. Когда-то и он говорил так со своими учениками.
Он увидел шею, на которой вздулись толстые артерии. Так и есть, это бычья шея. Но почему галстук? Зачем он? Откуда эти дельфины, ныряющие в синей воде? Что за бред? Бык в галстуке с дельфинами? Ворот рубашки сдавил шею. Быки носят рубашки? Носят. Да еще какие! Полосатые! Белая полоса, синяя, белая, синяя! А в газетах про это не пишут! Это не бык! А глаза? Ого! Глаза! Разъяренного! Быка! Да-да, быка! На белках красные подтеки. Какой ужас! А эта дрожащая рука? Чья она? Что она делает? Нельзя! Нельзя? Нельзя. Нельзя... Этого делать было нельзя...
"Ну, вот и все, Михаил Леонидович!" Губы растянулись в улыбке. Обнажились золотые фиксы. Запрыгал мощный подбородок. "Странный вы человек, мы же о вас заботимся, о пенсионерах! Мы знаем, как вам приходится нелегко. Но ничего, вы сделали правильный выбор, придя к нам и подписав эти бумаги. Я уверен, что вы не пожалеете. А вот и доказательство нашей честности и порядочности...В следующий раз вам принесут через месяц наши люди...".
Михаил Леонидович оказался у дверей особняка с пачкой денег в руке. "Я подписал смертный приговор!.." Это мысль вертелась в его голове. Он не помнил, как на заплетающихся ногах добрел до дома, заложенного своим хозяином. Допивая оставленный несколько часов назад чай, он сидел в кресле и перебирал всевозможные варианты. Выхода не было. Так и проходила безнадежная жизнь, а он, как утопающий -- за соломинку, хватался за очередную надежду. Но теперь цепляться было не за что. Все кончено. Через месяц они придут.
И что же, теперь сидеть и ждать, когда они придут? "Жизнь состоит из потерь, - сказал он, доставая из кухонного шкафчика три пачки снотворного.- Вот она, последняя потеря!" Он высыпал таблетки этаминала-натрия в холодный чай и тщательно размешал. Звон -- ложечки об стекло стакана показался погребальным. Он залпом выпил, походил по комнате, удивляясь, что не падает. Почувствовав слабость, лег на кровать.
А в это время Феликс Григорьевич, здоровый молодой человек, ущипнув за зад, обтянутый мини-юбкой, секретаршу Олю, говорил: "Ой-ля-ля, Оля! Ну, чего ты так? Ты видела, как на меня смотрел этот? Как кролик -- на удава! Чтоб он сдох, старый пер! Я бы ему помог, так ведь нельзя! Дура лекс, сед лекс!.." "И не дура я вовсе", - надула губки Олечка.
Через несколько дней врачи откачали Михаила Леонидовича. Они смогли вернуть ему жизнь, но и не смогли вернуть здравый рассудок. Он вопил на всю палату: "Они придут! Они придут!" Он так подозрительно оглядывал больных, лежащих на соседних кроватях, что его изолировали, а как только он окреп, переправили в другую больницу. Кстати, именно туда раз в месяц исправно перечисляет денежки агенство "Бесценная жизнь"...
Женитьба Головачева.
У Владимира Петровича Головачева с утра было прекрасное настроение. Он стоял перед зеркалом в ванной и совершал столь дорогую сердцу каждого мужчины процедуру бритья, насвистывая известную мелодию Фаусто Папетти. Лезвие станка приятно скользило по коже подбородка, срезая щетину, выросшую за сутки. Причины для радости у него были немалые: наконец-то, начиная с сегодняшнего дня, заполняя в анкете графу "семейное положение", он будет размашисто писать "женат". И хотя он уже давно жил с Маргаритой Юрьевной Пчелкиной и отнюдь не чувствовал себя одиноким, расписались они не далее, как вчера.
Владимир Петрович был мужчиной лет сорока весьма неказистого вида, но уже одно то, что он имел семь авторских свидетельств, говорило о многом. А Маргарита Юрьевна была дородной женщиной, пышнотелой и румяной, ладной деревенской породы, пусть не образованной, зато с покладистым характером. А какие блинчики она стряпала! Пальчики оближешь! Какие телеса имела! "Есть за что подержаться!" -- в минуты откровения говорил о прелестях своей сожительницы щупленький научный сотрудник и краснел, замечая нездоровый интерес сотрудников.
Нет, он теперь не какой-то холостяк! Смешно сказать, ему было жаль бедных мужчин, одиноко живущих в своих мирках и гордящихся тем, что они свободны. Свободны от чего? От женской ласки и любви? От ухода и внимания? От уюта и тепла? Теперь он не понимал этих несчастных, хотя до этого сам очень долго жил один и панически боялся женского пола.
С Маргаритой Юрьевной у него все получилось само собой. Тогда она работала уборщицей и мыла пол в коридоре института. Владимир Петрович выглянул из-за двери своего кабинета и робко спросил: "А вы не могли бы помыть у меня?" Он был немало удивлен, когда она, ласково приговаривая "Сейчас, мой милый! Сейчас, мой хороший!", стала ловко стирать пыль и грязь с пола. Потом она стала мыть его кабинет постоянно, а когда предложила сделать генеральную уборку в его квартире, он признался ей в любви.
