Разговор
Один, перед немым и сумрачным дворцом,
Бродил я вечером, исполненный раздумья;
Блестящий пир утих; дремало всё кругом —
И замер громкий смех веселого безумья.
Среди таинственной, великой тишины
Березы гибкие шептали боязливо —
И каменные львы гляделись молчаливо
В стальное зеркало темнеющей волны.
И спящий мир дышал бессмертной красотой.
Но глаз не подымал и проходил я мимо;
О жизни думал я, об Истине святой,
О всем, что на земле навек неразрешимо.
Я небо вопрошал… и тяжко было мне —
И вся душа моя пресытилась тоскою…
А звезды вечные спокойной чередою
Торжественно неслись в туманной вышине.
Июль 1844
I
В пещере мрачной и сырой
Отшельник бледный и худой
Молился. Дряхлой головой
Он наклонялся до земли;
И слезы медленно текли
По сморщенным его щекам,
Текли по трепетным губам
На руки, сжатые крестом.
Таилась в голосе глухом
Полуживого старика
Непобежденная тоска…
Тот голос… много зол и мук
Смягчили прежний, гордый звук…
И после многих тайных битв,
И после многих горьких слез
Слова смиренные молитв
Он, изнывая, произнес.
Бывало, пламенная речь
Звенела, как булатный меч,
Гремела, как набат, когда
Во дни покорности, стыда
Упругой меди тяжкий рев
В народе будит ярый гнев
И мчатся граждане толпой
На грозный, на последний бой.
Теперь же — с бледных губ — едва,
Беззвучно падают слова,
Как поздней осенью с вершин
Нагих и трепетных осин
На землю грустной чередой
Ложится листьев легкий рой.
II
И встал старик…
Кончался день;
Темнела даль; густела тень;
И вот настал волшебный миг,
Когда прозрачен, чист и тих
Вечерний воздух… ночь близка…
Заря пылает… облака
Блестят и тают… спит река…
И смутный говор мелких волн
Невыразимой неги полн —
И так торжественны леса,
Так бесконечны небеса…
III
И долго — бледный, как мертвец,
Стоял пустынник… наконец,
Он вышел медленно на свет.
И словно дружеский привет,
Знакомый, любящий, родной,
В вершине липы молодой
Внезапно перелетный шум
Промчался… Сумрачен, угрюм,
Стоял старик… но так светло
Струилась речка… так тепло
Коснулся мягкий ветерок
Его волос… и так глубок
И звучно тих и золотист
Был пышный лес… и каждый лист
Сверкал так радостно, что вдруг
В безумце замер злой недуг —
И озарилися слегка
Немые губы старика
Под длинной белой бородой
Улыбкой грустной, но живой.
IV
Но вот раздался шум шагов…
И быстро вышел из кустов
Нежданный гость. Он иногда
С отшельником — по вечерам —
Сходился в прежние года…
Его задумчивым речам
Он с детской жадностью внимал…
С тех пор он вырос — возмужал —
И начал жить… Прошли, как сон,
За днями дни — за годом год…
Завяла жизнь… И вспомнил он
Те встречи — молодость — и вот
Стоит он с пасмурным лицом
Пред изумленным стариком.
V
И на́звал он себя… Узнал
Его пустынник… быстро встал.
Дал гостю руку… Та рука
Дрожала… Голос старика
Погас… Но странник молодой
Поник печально головой,
Пожал болезненно плечом
И тихо вздрогнул… и потом
Взглянул медлительно кругом.
И говорили взоры те
О безотрадной пустоте
Души, погибшей, как и все:
Во всей, как водится, красе.
VI
Но понемногу в разговор
Они вступили… Между тем
Настала ночь. Высокий бор
И спит и шепчет. Чуток — нем
Холодный мрак… окружена
Туманом дымчатым луна…
Старик — поникнув на ладонь —
Сидел угрюмый, без речей…
Лишь иногда сверкал огонь
Из-под густых его бровей…
Казалось, он негодовал…
Он так презрительно молчал…
И не сходила до конца
С его печального лица
Усмешка злая…
Говорил
Пришлец о том, как он любил,
И как страдал, и как давно
Ему томиться суждено…
И как он пал… Такой рассказ
Слыхали многие не раз —
И сожалели… нет — едва ль!
Не новость на земле печаль.
«Старик, и я, — так кончил он
Рассказ, — ты видишь, побежден.
Как воды малого ручья,
Иссякла молодость моя…
Меня сгубил бесплодный жар
Упорных, мелочных страстей…
Беспечности (завидный дар!)
Не раз в тоске души моей
Просил я… но коварный бог
Пытливый дух во мне зажег —
А силы… силы не́ дал он.
Твой взор я понял… я смешон;
К чему волнуюсь я теперь?
За мной навек закрыта дверь.
В тот пестрый, равнодушный мир
Возврата нет… Так пусть же там
Кипит всё тот же наглый пир,
Всё тем же молятся богам,
И, кровью праведной хмельна,
Неправда царствует одна.
Что́ мне до них! Большой ценой
Купил я право никогда
Не вспоминать о жизни той.
Но я люблю — любил всегда
Ночного неба мирный блеск
И темных волн ленивый плеск,
Люблю я вечер золотой,
Лесов задумчивый покой
И легкий рой румяных туч,
Луны стыдливый, первый луч,
И первый ропот соловья,
И тишину полей… О! я
Готов остаться навсегда
С тобою здесь…»
Старик
В твои года
Любил я накануне битв
Слова задумчивых молитв,
Любил рассказы стариков
О том как били мы врагов;
Любил торжественный покой
Заснувшей рати… За луной
Уходят звезды… вот — восток
Алеет… легкий ветерок
Играет клочьями знамен…
Как птица спугнутая*, сон
Слетел с полей… седой туман
Клубится тяжко над рекой.
Грохочет глухо барабан —
Раздался выстрел вестовой —
Проворно строятся полки —
В кустах рассыпались стрелки…
И сходят медленно с холмов
Ряды волнистые врагов.
Любил я блеск и стук мечей,
И лица гордые вождей.
И дружный топот лошадей,
Когда, волнуясь и гремя,
Сверкала конница в дыму,
Визжали ядра… Полно! Я
Старик. Но — помню — как тюрьму,
Я ненавидел города;
И надышаться в те года
Не мог я воздухом лесов,
И был я силен и суров,
И горделив — и, сколько мог,
Я сердце вольное берег.
Молодой человек
Дивлюсь я, слушая тебя.
Как? Неужели ж помнишь ты
Тревоги молодости?
Старик
Молодой человек
Детские мечты?
Восторги пламенные?
Старик
Да.
Ребенок искренний, тогда
Я был глупей тебя — глупей…
Я не шутил душой моей…
И всё, над чем смеешься ты
Так величаво, те «мечты»
В меня вросли так глубоко,
Что мне забыть их нелегко.
Но ты, бесстрастный человек,
Ты успокоился навек.
Молодой человек
Кто? Я спокоен? Боже мой!
Я гибну в медленном огне…
Да ты смеешься надо мной,
Старик!
Старик
О нет! По грустно мне.
Кичливой ревностью горя,
Расправив гордо паруса,
Давно ль в далекие моря
Под неродные небеса
Помчался ты? И что ж? о срам!
Едва дохнула по волнам
Гроза — к родимым берегам,
Проворен, жалок, одинок,
Бежит испуганный челнок.
В разгаре юношеских сил
Ты, как старик, и вял и хил…
Но боже! разве никогда
Не знал ты жажду мыслей, дел,
Тоску глубокого стыда,
И не рыдал и не бледнел?
Любил ли ты кого-нибудь?
Иль никогда немая грудь,
Блаженства горького полна,
Не трепетала, как струна?
Молодой человек
