нас нет какого-нибудь плана для таких людей? Наверное, главный план правительства – их всех запирать, и мне ясно стремление держать их отдельно от воспитанного общества. Это я понимаю. Но есть же парни, как я и Дон, кто на самом деле ничего плохого не совершил, и есть солдаты, вроде тех, с кем вы бок о бок воевали, – они возвращаются с этими ужасными затеями и убойными навыками, и никому из нас места не находится. Мы полазали по глухомани и попробовали сырое мясо, а теперь не способны сидеть за столом и пользоваться приборами. Нам должно где-то быть место. Вот такое на самом деле помогло бы. Тут 28 000 акров, граничит с океаном. Почва достаточно плодородная. То есть, отведите эту землю людям вроде нас, и спорить готов – преступность в этой стране сократится вполовину.
– Где мы, ты сказал?
– Этого я не могу вам сообщить.
– Томас, какая разница?
– Ладно. Мы в Форте-Орд.
– Форт-Орд? Это возле Монтерея? [12]
– Вы бы все равно вычислили, сэр. На побережье Калифорнии только одна база таких масштабов.
– Блин. Я здесь в учебке был. Тебе известно, что это место открыто для публики? При первом свете сюда туристы с рюкзаками придут.
– Видите, как это грустно.
– Что именно?
– Что вы не знаете: это место закрыто. Его заперли на все обозримое будущее. Бюджет срезали. Ворота с трассы заперты. Я просто замок отчикал болторезом и новый поставил.
– И в урезывании бюджета тоже я виноват.
– Ни у кого не было ни на что плана. Думаю, вот это как раз и сокрушает, от этого мы все с ума сходим. Мы все думаем, что управляет кто-то очень умный, тратит деньги, составляет планы для наших школ, парков, вообще всего. А оказывается, что там такие парни, как вы, которые такие же парни, как я. Ни у кого, блядь, ни малейшего понятия.
– Так мы тут одни?
– Я тут много дней ни души не видел.
– Прекрасное местечко.
– Вы, вероятно, хрустальную травку там не видели, а она повсюду, десятка расцветок. Смотрятся так, будто везде дурацкой радугой наблевали. И свет здесь такой белый, такой невесомый и белый. Что-то во мне хочет остаться тут навсегда.
– Но чем дольше ты нас тут держишь, сынок, тем вероятнее ты здесь умрешь.
– В смысле, они меня тут убьют.
– Сынок, ты же должен понимать, что такова отчетливая возможность.
– Я знаю.
– И она все больше растет.
– Ага, знаю.
– Чем дольше ты нас тут держишь, тем больше это становится почти определенностью. Они тебя точно найдут. Это, к черту, как пить дать. Затем они устроят облаву. И поскольку тут никто не смотрит, в глуши этой, черт, какой-нибудь снайпер просто потехи ради может отстрелить тебе башку.
– Я знаю, знаю.
– Вообще говоря, я знаю, что так оно все и произойдет. Я правда не считаю, что тебя станут брать живым.
– Ну да, наверное. Но тут для меня на самом деле многое проясняется. Такое чувство, что это мне действительно помогает. Мне жаль, что в таких обстоятельствах, но я должен сказать, что пока что все было очень полезно.
– Я не знаю, что тебе на это сказать.
– Поначалу должен был быть один Кев, но теперь, раз вы здесь вдвоем, разница очень существенная.
– Еще раз, кто этот Кев?
– Астронавт. Я подумал, что мне просто нужно с ним поговорить. Но потом все дошло до такой точки, где у меня возникли вопросы к вам, и ваши ответы меня действительно просветили.
– Допустим.
– И я не хочу выглядеть грубым, но теперь мне нужно ненадолго выйти. Пока мы беседовали, я думал о том, что здесь нужно быть кое-кому еще. Кажется, нужно его привезти, пока есть время.
– Сынок, не вези сюда, пожалуйста, больше никого.
– Всего одного этого парня. Думаю, вы бы поняли, если б узнали, кто это.
– Нет, не понял бы. Незачем везти сюда кого-то еще. Пожалуйста, просто отпусти нас, сам сдайся, и я смогу сказать полиции, что ты достаточно приличный молодой человек. Обещаю ратовать за лучший исход. Думаю, тебе нужно помочь.
– Я знаю, что нужно. Дело просто в том, как именно помочь. Вернусь через некоторое время. Вот ваши пилюли. Вам вода для них нужна?
– Да.
– Ладно, я ее вот тут поставлю. И вот злаковые батончики. Вы же, наверное, есть хотите. Я скоро вернусь.
– Сынок.
– Мне надо. Но еще раз – просто хочу сказать, до чего мне жаль, что вы здесь оказались в таких обстоятельствах. Я вас уважаю дальше ехать некуда, и я правда вам пока очень благодарен за вашу доброту.
– Сынок.
– Скоро увидимся.
– Вам известно, зачем вы здесь?
– Нет. Где я?
– Этого я вам не скажу.
– Как вы меня сюда доставили?
– Это было нетрудно. Дождался, пока вы вторсырье пойдете выносить.
– О боже мой.
– Вы прицеплены к этой свае и останетесь здесь, пока мы не закончим.
– Не делайте мне больно.
– И не планирую. Это показание под присягой.
– Показание под присягой.
– Мне кажется, вам известно, в чем тут дело.
– Не известно. Вы кто?
– Могли б догадаться, наверное.
– Хотите, чтоб я угадывал?
– Я хочу, чтобы вы догадались, почему вы здесь. Ни астронавту, ни конгрессмену неоткуда было знать, почему их сюда привезли, а вот у вас какое-то представление очень может быть. Вообще-то я думаю, вы уже знаете.
– Не знаю.
– Но нет же, знаете.
– Сэр, я не понимаю, чего вы хотите.
– Сэр? Ух ты, мне нравится. Мне нравится, что вы меня сэром зовете. Спасибо. Это вообще-то помогает мне вас увидеть в более благоприятном свете. Итак, вы меня помните?
– Нет, не помню. У меня голова очень болит. И я так далеко не вижу.
– Это ваши? Я нашел их у себя в сумке и не понимаю, чьи они. Когда я вас знал, вы не носили очков.
– Вы были учеником?
– Да. Я учился у вас. В шестом классе. А я только что у вас в глазах что-то заметил. Какой-то проблеск страха. Итак, вы знаете, почему я здесь и почему вы здесь?
– Нет. Ничего я не знаю.
– Ладно, вы опять дерзите. Я про вас такое слыхал. Говорили, что вы хороши. Прошли испытания на детекторе лжи и прочее. А штука в том, что вы и впрямь можете быть невиновны. Никто наверняка не знает. Именно поэтому вы здесь.
–
– Вот вы не разговариваете. Чудно́ ли вам быть прикованным к свае?
–
– Вам правда нужно ответить. Мне пока не пришлось
