В статье "Сказание о странствии <…> инока Парфения…", писавшейся почти одновременно с "Богомольцами…" (весной 1857 г.), Салтыков с полной отчетливостью указал на причину своего сочувственного интереса к паломничеству и странничеству, как явлениям народного быта. "Причина этому, – разъяснял Салтыков, – очень понятна: нам так отрадно встретить горячее и живое убеждение, так радостно остановиться на лице, которое всего себя посвятило служению избранной идее и сделало эту идею подвигом и целью всей жизни, что мы охотно забываем и пространство, разделяющее наши воззрения от воззрения этого лица, и ту совокупность обстоятельств, в которых мы живем и которые сделали воззрения его для нас невозможными…"
Народным представлениям о паломничестве как "душевном подвиге" противопоставлены взгляды верхов общества в лице генеральши Дарьи Михайловны из "Общей картины" и "разбогатевшего купечества" в лице откупщика Хрептюгина. Для них богомолье уже не духовная потребность, а средство развлечься и показать свои богатства.
Корыстные соображения, а не живые, свежие чувства, как у людей из народа, заставляют собираться на богомолье и г-жу Музовкину. Впрочем, мотив этот едва затронут в рассказе, стоящем особняком в разделе. Рассказ интересен не только социально-психологическим «портретом» приживалки, вымогательницы и сутяжницы Музовкиной из деклассированной помещичьей среды. Замечательны в нем по силе лирического и патриотического чувства пейзажные страницы, ставшие хрестоматийными ("Я люблю эту бедную природу…" и т. д.). Натурой для них послужила уже не Вятская, а родная Салтыкову Тверская губерния с протекающей по ней Волгой, упоминаемой в рассказе.
[28] У меня во пустыни… – цитата из «Стиха Асафа-царевича». Салтыков приводит ее по тексту той редакции этого известного духовного стиха, которую списал весной 1855 г. в одном из раскольничьих скитов Нижегородской губернии.
[29] Не страши мя, пустыня, превеликиими страхами… – цитата из той же редакции "Стиха Асафа-царевича".
[30] Всякиим грешникам // Будет мука разная… – цитата из "Стиха о Страшном суде".
[31] Народился злой антихрист… – цитата из "Стиха об антихристе".
[32]…добрая гражданка Палагея Ивановна. – Набросок портрета простой русской "женщины с истинно добрым сердцем" превратился в законченный образ в другом рассказе цикла – "Христос воскрес!". К сожалению, мы ничего не знаем о живом прототипе этой женщины, значение которой в своем духовном развитии в годы Вятки Салтыков определил так: "Я убежден, что ей я обязан большею частью тех добрых чувств, которые во мне есть…"
[33] Конечно, мы с вами, мсьё Буеракин, или с вами, мсьё Озорник… – Отсылка к этим, еще неизвестным читателю персонажам является одним из недосмотров, допущенных Салтыковым при подготовке отдельного издания «Очерков», когда порядок рассказов был совершенно изменен. В журнальной публикации рассказы "Владимир Константиныч Буеракин" и «Озорники» предшествовали разделу "Богомольцы…"
[34]…у воды… – в глубине сцены, у задней декорации, на которой обычно изображался пейзаж с водой.
[35] Придет мать – весна-красна… – цитата из "Стиха о царевиче Иосафе, входящем в пустыню".
[36] Разгуляюсь я во пустыни… – цитата из "Стиха Асафа-царевича".
[37]…по смерти князя Чебылкина… – В следующих далее сценах «Просители» князь Чебылкин жив; он выступает как действующее лицо. Объясняется эта несообразность тем, что названные сцены в журнальной публикации предшествовали очерку "Общая картина".
[38]…у Троицы… – В посаде Троице-Сергиевой лавры под Москвой (ныне Загорск).
ДРАМАТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ И МОНОЛОГИ
В отличие от других разделов «Очерков» материалы настоящей рубрики сгруппированы не по тематическому, а по жанровому признаку. За исключением лирического этюда «Скука», потребовавшего введения в заглавие раздела несколько условного определения этого наброска как «монолога», остальные три произведения являются первыми попытками Салтыкова в драматургической форме. Вскоре эти попытки были продолжены двумя большими сочинениями – комедиями «Смерть Пазухина» (тесно связанной с «Губернскими очерками») и «Тени».
Открывающие раздел "провинциальные сцены" под названием «Просители» отличаются большой социально-политической остротой. Сатира здесь направлена на высших представителей верховной власти на местах и на самый механизм этой власти – антинародной, несправедливой, продажной и неумной. В истории салтыковской сатиры полуидиотичный князь Чебылкин – один из ранних набросков в серии образов, разработанных впоследствии в знаменитых портретных галереях «помпадуров» и "глуповских градоначальников".
В драматических сценах "Выгодная женитьба" Салтыков рисует быт бедного чиновничества. Дурные поступки людей этой среды показываются писателем как неизбежное следствие их материальной и правовой необеспеченности. Именно здесь Салтыкову удалось, по словам Добролюбова, "заглянуть в душу этих чиновников – злодеев и взяточников, да посмотреть на те отношения, в каких проходит их жизнь".[202]
В другом драматическом наброске "Что такое коммерция?" Салтыков впервые обращается к изображению купечества. При этом писателя интересует не столько бытовой уклад "торгового сословия" (чему уделял так много внимания Островский), сколько его социальная биография. В небольшом этюде Салтыкову удается показать классовую слабость этого отряда российской буржуазии, – слабость, обусловленную неразвитостью общественно-экономических отношений в стране (полная зависимость купеческих дел от всевластия, хищничества и произвола чиновников).
Лирический «монолог» "Скука" представляет существенный интерес для характеристики взглядов и настроений Салтыкова в годы вятской ссылки. На это значение произведения указал сам писатель в своей автобиографической заметке 1858 г. В знаменитых инвективах этого «монолога» видна борьба, которую вел Салтыков за то, чтобы в идейном одиночестве ссылки удержаться на достигнутых в Петербурге 40-х годов позициях передового человека – утопического социалиста и демократа, ученика Белинского и Петрашевского.
[39] Стланец – лен.
[40] Собой пример он должен дать… – строка из стихотворения Г. Р. Державина "Вельможа".
[41] Шавера – сплетник.
[42] Колотырники – те, кто колотырничает, то есть сколачивает копейку, скопидомничает, кулачит.
[43] Нарохтиться – собираться сделать что-то.
[44] Яков Петрович, тот самый, который… – Характеристика Якова Петровича развернута в рассказе "Посещение первое" (раздел "В остроге"), который в журнальной публикации "Русского вестника" предшествовал монологу "Скука".
[45] – Загляните в скрижали истории, – говаривал мне воспитатель мой, студент т-ской семинарии, – …и вы убедитесь, что тот только народ благоденствует и процветает, который не уносится далеко… "О, какой я богатый, довольный и благоденствующий народ!" – Эти строки автобиографичны. Речь тут идет о студенте Троице-Сергиевой духовной академии М. П. Салмине. Он занимался с мальчиком Салтыковым в 1836–1837 гг.
[46] Помню я и долгие зимние вечера, и наши дружеские, скромные беседы… Помню я и тебя, многолюбимый и незабвенный друг и учитель наш! Где ты теперь? какая железная рука сковала твои уста, из которых лились на нас слова любви и упования? – Эти автобиографические строки относятся к участию юного Салтыкова в жизни созданного Петрашевским кружка русских социалистов-утопистов. Салтыков посещал собрания «петрашевцев» в Петербурге на раннем этапе существования кружка, в 1845–1847 гг. После ареста в 1849 г. Петрашевский был ссыльнокаторжным, а с 1856 г. и до своей смерти в 1866 г. – ссыльнопоселенцем в Сибири.
ПРАЗДНИКИ
Судя по первоначальному названию раздела – «Народные праздники», – можно предполагать, что у Салтыкова было намерение нарисовать серию картин праздников не столько церковного, сколько народного календаря, основанных на поверьях и обычаях (масленица, вешний Егорий, Ильин день, местный вятский праздник отплытия великорецкой иконы св. Николая, частично описанный в очерке «Общая картина» и т. д.). Но этот план, если он существовал, остался неразработанным. Писатель ограничился зарисовками Рождества и Пасхи в Крутогорске, придав этим наброскам в значительной мере автобиографический характер. В этой связи следует заметить, что Салтыков, атеист по своему мировоззрению, до конца дней хранил благодарную память о поэзии рождественских и пасхальных праздников своего деревенского детства.
[47] Гриша вечно сапоги чистит… – Зарисовка Гриши в этом рассказе и в эпилоге «Дорога» сделана с натуры. Григорием звали слугу Салтыкова из крепостных людей, присланного в Вятку матерью писателя. Он остался служить у Салтыкова и после того, как получил «вольную».
[48] "На заре ты ее не буди…" – романс А. Е. Варламова (1801–1848) на слова А. А. Фета (1820–1892).
