пригородным поездом, делавшим остановку под землей рядом с отелем.
Книги в дорогу не брала, зато еще в отеле скачала в формате Kindle несколько еженедельников. Польский выпуск Newsweek, немецкий Spiegel и российскую «Литературную газету». Предпочитала получать информацию о мире из разных источников. Как правило, знакомилась с противоположными взглядами на одну и ту же тему.
Попыталась читать в самолете, но не смогла сосредоточиться. Чувствовала волнение, беспокойство, напряжение и с нетерпением ждала того момента, когда стюардессы начнут разносить вино.
Якуб не знал, что сегодня они заснут вместе, хотя, скорее всего, не заснут. Сначала они будут заниматься любовью до рассвета, а затем – так она решила – расскажет ему о подслушанном разговоре Алекса с его тетей Аней, о встрече с Кристианой в институте, а также о том, что она увидела на экране компьютера на стойке регистрации отеля Relais Bosquet в Париже.
Всю неделю звучали в ее голове слова Игнация: «Предупреждаю тебя, Надя, все это зря». А потом и другие его слова, о ее отце: «Он бы так не смог». Она тоже не сможет, не сможет сдержаться. Не хочет, чтобы кто-нибудь когда-нибудь – а ведь бывает и такое – рассказал ему про то, о чем она знает теперь. Она сама ему расскажет. Ведь он знает, что она любит его, что он для нее самый важный. Спокойно все это скажет ему, не давая оценок. Разве что будет не на стороне его матери, и попросит, чтобы он их познакомил. Как можно скорее.
Решение о поездке в Познань она приняла в четверг утром, не хотела откладывать разговор до своего возвращения в ноябре. Слишком крепко эта тема засела в ее голове. Если бы она могла, полетела бы к нему уже после разговора с дядей. Но выдержала до четверга. Вечером Карина дала ей согласие.
Она летела в Польшу и смотрела в иллюминатор самолета. Облака образовывали причудливые комки. Однажды она спросила отца, что он чувствует во время прыжка с парашютом, когда летит через клубы снега и водяного пара. Он ответил, что ничего особенного, разве что немного потрясывает. Ощущение, будто летишь сквозь густой словно молоко туман, а на щеках чувствуешь капли, как во время сильного ливня. А потом взору открывается земля, ветер высушивает глаза, и тогда остается лишь ждать рывка строп.
Услышав объявление из динамиков, что самолет идет на посадку, она допила вино, сложила столик. Самолет покинул зону облаков, и в иллюминаторе показалась земля… Она почувствовала рывок…
ОН: В воскресенье утром он оказался в супермаркете. А надо сказать, что воскресенье в Познани это вам не суббота, когда он обычно выходит на закупки. Все знают, что сегодня не только торговля, но и вся городская жизнь начнется лишь после церковной службы. Появляться в общественных местах до окончания мессы в этом городе было не принято, но всегда находились люди, пренебрегавшие такими условностями, и Якуб был одним из них.
Зигуся он встретил на площадке перед входом. Тот сидел на скамейке, кормил голубей и слушал музыку. Завидев Якуба, Зигусь привстал, подал руку, не вынимая, однако, наушники из ушей. Уже в самом магазине он встретил перед винным отделом Полосатого, маявшегося обычным утренним страданием и вертевшего в руках пустую пивную бутылку. Поздоровались, как старые друзья. В магазине купил две бутылки пива и кулек коровок. Он знал, что Полосатый любит закусывать пиво коровками.
– А портер, извините, не вам, портер – это для пана Искры, – сказал он, подавая Полосатому бутылки и пакет с конфетами.
– Пан Искра в воскресенье будет здесь только к вечеру. Я передам ему бутылку, охлажденную. Мариола поставит пиво в холодильник. У меня с ней договор насчет охлаждения. А я все в лучшем виде доложу ему, что уважаемый пан побеспокоился о его снабжении. А вчера уважаемого пана у нас тут не было…
Действительно, вчера Якуба здесь не было: проспал до полудня и решил не ходить в супермаркет. А сегодня он просто обязан был сделать это, потому что устраивал званый завтрак для Марики и Витольда. Ну да, не обед, ни ужин, а завтрак – ребята куда-то собирались днем. Купил яйца, редиску, творог, кефир, сосиски, ветчину. Никогда не думал, что миру нужно столько сортов сосисок. Он хотел, чтобы завтрак был роскошным. В благодарность Марике, которая мучилась с ним над французским, и Витольду, помогавшему приводить в порядок подвал в доме номер восемь.
Он встретил их перед домом, усадил на кухне. Сначала подал кофе, а потом хлопья с кефиром. Витольд посмотрел на тарелку и сказал:
– А ты помнишь, Мари, обращенный ко мне призывный клич того татарского бифштекса, который ты приготовила в прошлый раз? Он смотрел на меня своим желтым глазом и призывал поскорее взять его в рот? Помнишь?
– Вит, все будет, и татарский бифштекс тоже будет… только на десерт. Не беспокойся, – сказал он, кроша редиску в творог.
– Якуб, не слушай его, пожалуйста! Он всегда так по утрам. Фарша ему, видишь ли, захотелось. А вчера клялся, что переходит на вегетарианство, – сказала Марика.
– В Польше вегетарианство не подразумевает яиц, фарша, жареного карпа в Сочельник и кожаной обуви на конфирмацию. Потому что у нас в Польше веганство, как и все, что связано с убеждениями, пропитано оппортунизмом…
Потом Марика учила его французскому на чердаке, а Витольд вынес шезлонг в сад и два часа без перерыва слушал рэп Тако Хемингуэя. Впрочем, не только он, потому что Витольд пустил его через динамик, сопряженный с мобильником. Через час Марика спустилась, чтобы сделать ему замечание. Якуб слышал, как она отчитывает Вита, призывая его надеть наушники. Не все соседи обязаны любить тексты Тако, считала она. Витольд спокойно ответил:
– Мари, Хемингуэй для того и появился на свет, чтобы встать поперек мейнстрима.
– А что это ты, Виткаций, так акцентируешь Хемингуэя? – удивилась она.
– Потому что у меня есть время, и я хочу понять, действительно ли Тако является голосом поколения, которому якобы нечего сказать. Пока что он треплется о том, как тяжело жить на вершине общества, и одновременно косит при этом деньжищ немерено. Так что я, может быть, еще изменю мнение о нем.
– А ты не мог бы с наушниками на ушах менять свое мнение о нем? А уж как мы с Якубом и со всем окружающим мейнстримом будем тебе благодарны.
Марика и Витольд оставались у него до часу дня. Потом они поехали на вокзал встретить родителей Марики, и именно это объясняло непривычно официозный
