политиков и управленцев, что они летчики, их дело – летать. Но Тони не может выдрать это из головы, как выдирают зуб.
Они с Мермозом договорились встретиться в «Эме», чтобы об этом деле поговорить. Тони заказывает кофе с молоком и швейцарскую булочку – тревога пробудила в нем зверский аппетит. Мермоз опаздывает, и он просит принести еще один кофе и еще одну булочку. Через полчаса в кафе метеором влетает Мермоз в двубортном пиджаке, слишком элегантном для этого скромного заведения.
– Это самый большой идиотизм на всем белом свете! – восклицает он безо всяких там предисловий или извинений за опоздание.
С размахом падает на свободный стул и уже было начинает говорить, когда хозяин заведения вежливо спрашивает:
– Месье будет пить кофе?
– Кофе? Принесите мне ром!
Тони смотрит на Мермоза, на его все такие же золотистые волосы и легкие морщинки вокруг глаз – свидетельства бесчисленных перелетов.
– Что за идиотизм?
– Что директор будет не один, а сразу несколько. И что того, который займется координаций всех нас, зовут Дотри. Но знаешь, что самое забавное? Этот Дотри – прекрасный координатор… железнодорожных линий!
Тони недовольно качает головой.
– В Париже я слышал довольно неприятные вещи. Тот сраный политик, которого они ввели в руководство, утверждает, что вся затея с авиалиниями слишком затратная.
– Да они уже давно с этой песней носятся, но разве это так?
– Сплошное вранье! Какие-то жалкие четырнадцать миллионов франков субсидии – и «Линии» могли бы жить. А если б хоть как-то прислушались к моим чертовым предложениям о грузоподъемности самолетов, то могли бы и в ноль выйти.
– А что ты предлагаешь, Жан?
– Скорость доставки почты довести до трехсот километров в час. Надо предложить сервис вне конкуренции. Людям требуется коммуникация, им нужно общаться – и делать это с наибольшей скоростью, и они будут готовы платить за эту услугу столько, сколько запросишь, если есть гарантия своевременной доставки. При том, что все уже сделано: маршруты, аэродромы, персонал… нужно не изымать финансы, а еще больше инвестировать в новые машины, и тогда авиапочта себя окупит и станет самым передовым сервисом, какого нет еще ни в одной стране мира.
– Мы должны ответить на письмо дирекции своими предложениями – ты им об этом напишешь?
Мермоз достает сигару и закуривает.
– Сегодня утром я им уже ответил. Написал, что если им хочется изменений к лучшему, то они должны вернуть месье Дора, и чтобы он занялся всеми необходимыми изменениями.
– Вот за это и выпьем! – говорит Тони.
– Черт возьми, ты что, будешь чокаться за Дора пустой чашкой кофе? – И он оборачивается к стойке. – Будьте добры, принесите нам бутылку рома!
– Унижение Дора – да это как будто меня самого унизили.
– Да, это был удар, но мы не должны сдаваться. Я точно не сдамся, мне ведь еще этот прыжок нужно сделать.
– Прыжок?
– Почтовую линию в Америку. После аварии опытного образца «Лате 28» новая дирекция хочет закрыть программу полетов в Америку, потому что, видите ли, денег нет. Вот кретины! Вытаскивают из ящика стола калькуляторы и начинают считать.
– Только это они и умеют – считать.
– Меня от них воротит.
– Знаю.
– Я без конца себя спрашиваю: как так можно жить – без гордости, без страсти?
– Нельзя, Жан. Они мертвы, но этого не знают.
– Тони, будем жить!
И смотрят глаза в глаза. После стольких превратностей судьбы, под своими шрамами и выцветшими мечтами они узнают друг в друге страсть к приключениям тех мальчишек, что продолжают в них жить.
И когда Тони садится в спортивный автомобиль Мермоза, он уже знает, куда они сейчас поедут. Почти сразу оставив город позади, они направляются в Монтодран.
Мермоз купил себе подержанный самолет «Потэ», который золотые руки Коллено привели в полный порядок. Они взлетают и, словно в первый раз, наблюдают за тем, как садится солнце. Не разговаривают – это лишнее. Горизонтальные лучи, упираясь в кирпичные здания, превращают Тулузу в оранжевый город, рассекаемый синей лентой Гароны. Когда исчезнет все остальное, для них всегда будет оставаться этот трепет воздуха.
Глава 64. Кап-Джуби, 1932 год
Тони написал генеральному директору компании письмо с требованием возвращения месье Дора. Ответа он не получил, только ледяное бюрократическое молчание.
Однажды вечером его поставили на замену пилота, летевшего в Кап-Джуби. Давно уже он не садился на этом аэродроме на краю пустыни, который был когда-то его домом. Завидев вдалеке испанский форт возле огромного пляжа и полузатопленную тюрьму, которую испанцы с помпой называют «Морской дом», он почувствовал, что летел в направлении, противоположном движению часовой стрелки. Если смотришь с небес, то видишь, что ничего не изменилось в сине-зеленом море, пустыне, палатках и армейском сооружении, которое на расстоянии кажется таким же хрупким, как замок из песка. А позади него, притулившись к внешней стене, как какой-нибудь сарайчик-развалюха, – находящийся во временном пользовании ангар «Линий» с одним-единственным хранящимся там самолетом.
В какой-то полудреме он сажает самолет, почти не глядя на бакены, и в итоге выезжает за финальную линию полосы на несколько метров. К нему направляется незнакомый ему механик. Одетый в синее туарег, копошащийся в глубине ангара, поднимает голову и бежит в пустыню. Больше его никто не встречает. Тони идет к
