Прошло много лет. Старое искусство стоит на своем месте. Из некоторых шутников вышли настоящие серьезные люди. Давно брошенные игрушки их покрылись пылью. И вот пришли недоноски и вытащили их снова и, надув щеки и пуская слюну, дуют в старые дудки и волынки.
Вся книжка новых декадентов полна невероятными дикостями и намеренными вычурами. Это не какие-нибудь искания, а чистое дурачество. При всей готовности невозможно поверить в «непосредственность» этого идиотства и надо заподозрить его предвзятость. Вот, напр<имер>, «стихи» Маяковского:
Угрюмый дождь скосил глаза.
А за
Решеткой,
Четкой,
Железной мысли проводов
Перина.
И на
Нее легко встающих звезд оперлись
Ноги.
Но ги —
бель фонарей,
Царей
В короне газа,
Для глаза
Сделала больней враждующий
Букет бульварных проституток…
Велимир Хлебников вопрошает:
Кому сказатеньки,
Как важно жила барынька
Нет, не важная барыня,
А так сказать лягушечка…
И надписывает это — «Опус № 14», а в «Опусе № 15» сюсюкает:
На острове Эзеле
Мы вместе грезили.
Я был на Камчатке,
Ты теребила перчатки…
Хлебников помешан на производстве новых слов. Его рассказы полны «слезатыми слезинями», «миристеющими птицами», «умрутными голубями», «старикатыми далями», «взоровитыми чашами».
Бенедикт Лившиц самым делом сокрушает Пушкина и культивирует такой русский язык:
«Долгие о грусти ступает стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням, в пепел оливковых запятых, узкие совы. Черным об опочивших поцелуев медом пусть восьмигранник, и коричневыми газетные астры. Но такие. Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к развеянным обладай. Это правда: я уже сказал. И еще более долгие, опепленные былым, гиацинтофоры декабря».
Вот синтаксис и этимология Бедлама! Недавно в научной книге о помешанных некто г. Вавулин привел многочисленные отрывки из «литературы» больных. Но куда же куцому до зайца! Там есть и смысл, — здесь, у декадентского вывертыша, намеренный подбор бессмыслицы!
А. Крученых насаждает такую поэзию, попутно уничтожая даже знаки препинания и прописные буквы:
Офицер сидит в поле
с рыжею полей
и надменный самовар
выпускает пар
и свистает
рыбки хлещут
у офицера
глаза маслинки
хищные манеры,
губки малинки
глазки серы
у рыжей поли
брошка веером
хорошо быть в поле.
На ста двенадцати страницах несчастный наборщик набирал безнадежную, похожую на рассыпанный набор чепуху, вымученный бред претенциозно бездарных людей, одно прикосновение к которым, по-видимому, заражает бездарностью. «Идутные идут, могутные могут, смехутные смеются», — пишет Хлебников, и над ним смеются даже не смехутные.
Да, игра кончилась, огни погашены, погремушки сломаны и брошены. На могиле заштатного декадентства копошатся последние эпигоны, печальные рыцари ослиного хвоста, наполняют воздух запоздалой отрыжкой и только одни не сознают, что не строят на ней что-либо новое, а забивают в нее последний осиновый кол.
А. Измайлов
Забавники
На острове Эзеле
Мы вместе грезили.
Я был на Камчатке,
Ты теребила перчатки.
С вершины Алтая
Я сказал: «дорогая»!
Если вам не нравится это милое стихотворение Велимира Хлебникова, есть прекрасное описание «Утра» Владимира Маяковского:
Угрюмый дождь скосил глаза,
А за
Решеткой,
Четкой,
Железной мысли проводов
Перина.
И на
Нее легко встающих звезд оперлись
Ноги.
«Что за чепуха»? — скажете вы. «Какие такие Велимир и Владимир и в каком они желтом доме сочиняют?» Ничего подобного! Это просто веселые ребята, вздумавшие позабавить себя и посмеяться над другими, как двое из них, Бурлюки, уже достаточно нахохотались над любопытными, не только забредшими на выставку кубистов, но даже всерьез критиковавшими шутливую мазню «футуристов». Спешу, впрочем, извиниться перед двумя Бурдюками и гг. Кандинским и Крученых, выпустившими на днях целую книгу «футуристских» стихов и прозы. Я назвал их «веселыми ребятами», хотя, может быть, некоторым из них и перевалило за 50. Во всяком случае жизнерадостный характер их не покинул, и это настоящие весельчаки, независимо от их возраста и положения.
Когда вчера в маленьком кружке мы весело перелистывали их буффонаду, мрачный социал-демократ, сохранивший способность смеяться лишь при проказах нашей дипломатии, очень сочувственно встретил строфу из стихов поэта А. Крученых:
Офицер сидит в поле
С рыжею Полей
И надменный самовар
Выпускает пар
Не желая уступить г. Крученых, другой весельчак угощает прозой:
«Долгие о грусти ступает стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням, в пепел оливковых запятых, узкие совы… И еще более долгие, опепленные былым, гиацинтофоры декабря».
Хотя эти футуристские «гиацинтофоры декабря» сильно напоминают гоголевское «мартобря», я, увлеченный веселой книжкой, готов тоже пуститься в поэтический кубизм:
Плечами жми,
Но не прими
Двух Бур —
Люков
За дур —
Аков!
Иной напишет множество романов,
Но не набьет себе карманов,
И ничего
Не слышно про него, —
А тут
В минут —
У без труда
Получишь славу иногда.
И какую еще! Какой-нибудь критик, вроде г. Бенуа, наморщивши чело, станет разбирать веселую чепуху в стихах, или красках, искать затаенного смысла в тех коленцах, которые выкидывают мистификаторы-забавники, и метать в них громы и молнии. Но я от души приветствую и Бурлюков, и Дурлюков, и всех прочих футуристов, разыгрывающих эту веселую комедию.
Берендеев
Поэзия свихнувшихся мозгов
«Стихи» некоего футуриста Маяковского:
Угрюмый дождь скосил глаза
А за
Решеткой,
Четкой,
Железной мысли проводов
Перина.
И на
Нее, легко встающих звезд оперлись
Ноги.
Но ги —
бель фонарей,
Царей
В короне газа,
Для глаза
Сделала больней враждующий
Букет бульварных проституток…
Еще «перл». Из поэзии тоже «футуриста» Хлебникова. «Опус № 14»:
Кому сказатеньки,
Как важно жила барынька
Нет, не важная барыня,
А так сказать лягушечка…
А вот проза «футуристов». Morceau из произведения русского писателя Лившица:
«Долгие о грусти ступает стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням… узкие совьк Черным об опочивших поцелуев медом пусть восьмигранник, и коричневыми газетные астры. Но такие. Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к развеянным обладам. Это правда: я уже сказал. И еще более долгие, оцепленные былым, гиацинтофоры декабря…»
Словом, читать можно, только хорошо покушавши. Но натощак принимать не советуем.
Друг
Желторотые мальчики издали в этом году два сборника: «Пощечина общественному вкусу» и «Союз молодежи» (3 выпуска), в котором они выявляют свое лицо, заявляя, что «только мы — лицо нашего времени».
Эти новаторы — типичные нигилисты. Все их стремление сводится не к тому, чтобы убедить читателя и зрителя в подлинности их переживаний и достижений, сколько в посрамлении в оскорблении этого зрителя в читателя.
Нигилисты прошлого старались одеваться возможно небрежнее и неряшливее, нигилисты настоящего, в лице авторов «Пощечины общественному вкусу» приложили все усилия к тому, чтобы возможно небрежнее и безграмотнее издать книгу… Упразднили знаки препинания и орфографию. Напечатали книгу на серой бумаге, завернули вместо переплета в холстину…
Еще год, два и желторотых мальчиков забудут… Ведь и теперь мало кто посещал их выставку «Мишень», и они не продали ни одной картины, хотя М. Ларионов и создавал работы в духе изобретенной им теории «лучизма»…
