Ни черта вы не поняли. Там-то ты и размякнешь.
У дороги нашей, выбранной, – виражи и виражи. В гору? Или в небо? Пойдёмте, поспотыкаемся.
День освобождения? Что́ он нам может дать через столько лет? Изменимся неузнаваемо мы, и изменятся наши близкие – и места, когда-то родные, покажутся нам чужее чужих.
Мысль о свободе с какого-то времени становится даже насильственной мыслью. Надуманной. Чужой.
День «освобождения»! Как будто в этой стране есть свобода. Или как будто можно освободить того, кто прежде сам не освободился душой.
Сыпятся камни из-под наших ног. Вниз, в прошлое. Это прах прошлого.
Мы подымаемся.
* * *
Хорошо в тюрьме думать, но и в лагере тоже неплохо. Потому, главное, что нет собраний. Десять лет ты свободен от всяких собраний! – это ли не горный воздух? Откровенно претендуя на твой труд и твоё тело до изнеможения и даже до смерти, лагерщики отнюдь не посягают на строй твоих мыслей. Они не пытаются ввинчивать твои мозги и закреплять их на месте. (Кроме несчастного периода Беломора и Волгоканала.) И это создаёт ощущение свободы гораздо большее, чем свобода ног бегать по плоскости.
Тебя никто не уговаривает подавать в партию. Никто не выколачивает с тебя членских взносов в добровольные общества. Нет профсоюза, такого же твоего «защитника», как казённый адвокат в трибунале. Не бывает и производственных совещаний. Тебя не могут избрать ни на какую должность, не могут назначить никаким уполномоченным, а самое главное – не заставят тебя быть агитатором. Ни – слушать агитацию. Ни – кричать по дёргу нитки: «требуем!.. не позволим!» Ни – тянуться на участок свободно и тайно голосовать за одного кандидата. От тебя не требуют социалистических обязательств. Ни – критики своих ошибок. Ни статей в стенгазету. Ни – интервью областному корреспонденту.
Свободная голова – это ли не преимущество жизни на Архипелаге?
И ещё одна свобода: тебя не могут лишить семьи и имущества – ты уже лишён их. Чего нет – того и Бог не возьмёт. Это – основательная свобода.
Хорошо в заключении думать. Самый ничтожный повод даёт тебе толчок к длительным и важным размышлениям. За кои веки, один раз в три года, привезли в лагерь кино. Фильм оказывается – дешевейшая «спортивная» комедия «Первая перчатка». Скучно. Но с экрана настойчиво вбивают зрителям мораль:
«Важен результат, а результат не в вашу пользу».
Смеются на экране. В зале тоже смеются. Щурясь при выходе на освещённый солнцем лагерный двор, ты обдумываешь эту фразу. И вечером обдумываешь её на своей вагонке. И в понедельник утром на разводе. И ещё сколько угодно времени обдумываешь – когда б ты мог ею так заняться? И медленная ясность спускается в твою голову.
Это – не шутка. Это – заразная мысль. Она давно уже привилась нашему отечеству, а её – ещё и ещё подпускают. Представление о том, что важен только материальный результат, настолько у нас въелось, что когда, например, объявляют какого-нибудь Тухачевского, Ягоду или Зиновьева – изменниками, снюхавшимися с врагом, то народ только ахает и многоусто удивляется: «чего ему не хватало?!» Поскольку у него было жратвы от пуза, и двадцать костюмов, и две дачи, и автомобиль, и самолёт, и известность – чего ему не хватало?!! Миллионам наших замотанных соотечественников невместимо представить, чтобы человеком (я не говорю об этих именно троих) могло двигать что-нибудь, кроме корысти.
Настолько все впитали и усвоили: «важен результат».
Откуда это к нам пришло? Отступя лет триста назад, – разве в Руси старообрядческой могло такое быть?
Это пришло к нам с Петра, от славы наших знамён и так называемой «чести нашей родины». Мы придавливали наших соседей, расширялись, – и в отечестве утверждалось: важен результат.
Потом от наших Демидовых, Кабаних и Цыбукиных. Они карабкались, не оглядываясь, кому обламывают сапогами уши, и всё прочней утверждалось в когда-то богомольном прямодушном народе: важен результат.
А потом – от всех видов социалистов, и больше всего – от новейшего непогрешимого нетерпеливого Учения, которое всё только из этого и состоит: важен результат! Важно сколотить боевую партию! захватить власть! удержать власть! устранить противников! победить в чугуне и стали! запустить ракеты!
И хотя для этой индустрии и для этих ракет пришлось пожертвовать и укладом жизни, и целостью семьи, и здравостью народного духа, и самой душою наших полей, лесов и рек, – наплевать! важен результат!!
Но это – ложь. Вот мы годы горбим на всесоюзной каторге. Вот мы медленными годовыми кругами восходим в понимании жизни – и с высоты этой так ясно видно: не результат важен! не результат – а дух! Не что сделано – а как. Не что достигнуто – а какой ценой.
Вот и для нас, арестантов, – если важен результат, то верна и истина: выжить любой ценой. Значит: стать стукачом, предавать товарищей – за это устроиться тепло, а может быть, и досрочку получить. В свете Непогрешимого Учения тут, очевидно, нет ничего дурного. Ведь если делать так, то результат будет в нашу пользу, а важен – результат.
Никто не спорит: приятно овладеть результатом. Но не ценой потери человеческого образа.
Если важен результат – надо все силы и мысли потратить на то, чтоб уйти от общих. Надо гнуться, угождать, подличать – но удержаться придурком. И тем – уцелеть.
Если важна суть – то пора примириться с общими. С лохмотьями. С изодранной кожей рук. С меньшим и худшим куском. И может быть – умереть. Но пока жив – с гордостью потягиваться ломящею спиной. Вот когда – перестав бояться угроз и не гонясь за наградами – стал ты самым опасным типом, на совиный взгляд хозяев. Ибо – чем тебя взять?
Тебе начинает даже нравиться нести носилки с мусором (да, но не с камнем!) и разговаривать с напарником о том, как кино влияет на литературу. Тебе начинает нравиться присесть на опустевшее растворное корытце и закурить около своей кирпичной кладки. И ты просто горд, если десятник, проходя мимо, прищурится на твою вязку, посмотрит в створ со стеной и скажет:
– Это ты клал? Ровненько.
Ни на что тебе не нужна эта стена, и не веришь ты, что она приблизит счастливое будущее народа, но, жалкий оборванный раб, у этого творения своих рук ты сам себе улыбнёшься.
Дочь анархиста Галя Венедиктова работала в санчасти медсестрой, но, видя, что это – не лечение, а только личное устройство, – из упрямства ушла на общие, взяла кувалду, лопату. И говорит, что духовно это её спасло.
Доброму и сухарь на здоровье, а злому и мясное не впрок.
(Так-то оно так, но – если и сухаря нет?..)
* * *
И если только ты однажды отказался от этой цели – «выжить любой ценой», и пошёл, куда идут спокойные и простые, – удивительно начинает преображать неволя твой прежний характер. Преображать в направлении, самом для тебя неожиданном.
Казалось бы: здесь должны вырастать в человеке злобные чувства, смятенье зажатого, безпредметная ненависть, раздражение, нервность[210]. А ты и сам не замечаешь, как, в неощутимом течении времени, неволя воспитывает в тебе ростки чувств противоположных.
Ты был резко-нетерпелив когда-то, ты постоянно спешил, и постоянно не хватало тебе времени. Теперь тебе отпущено его с лихвой, ты напитался им, его месяцами и годами, позади и впереди, – и благодатной успокаивающей жидкостью разливается по твоим сосудам – терпение.
Ты подымаешься…
Ты никому ничего не прощал прежде, ты безпощадно осуждал и так же невоздержанно превозносил – теперь всепонимающая мягкость стала основой твоих некатегорических суждений. Ты слабым узнал себя – можешь понять чужую слабость. И поразиться силе другого. И пожелать перенять.
Камни шуршат из-под ног. Мы подымаемся…
Бронированная выдержка облегает с годами сердце твоё и всю твою кожу. Ты не спешишь с вопросами, не спешишь с ответами, твой язык утратил эластичную способность лёгкой вибрации. Твои глаза не вспыхнут радостью при доброй вести и не потемнеют от горя.
Ибо надо ещё проверить, так ли это будет. И ещё разобраться надо – что радость, а что горе.
Правило жизни твоё теперь такое: не радуйся нашедши, не плачь потеряв.
Душа твоя, сухая прежде, от страдания сочает. Хотя бы не ближних, по-христиански, но близких ты теперь научаешься любить.
Тех близких по духу, кто окружает тебя в неволе. Сколькие из нас призна́ют: именно в неволе в первый раз мы узнали подлинную дружбу!
И ещё тех близких по крови, кто окружал тебя в прежней жизни, кто любил тебя, а ты их – тиранил…
Вот благодарное и неисчерпаемое направление для твоих мыслей: пересмотри свою прежнюю жизнь. Вспомни всё, что ты делал плохого и постыдного, и думай – нельзя ли исправить теперь?
Да, ты посажен в тюрьму зряшно, перед государством и его законами тебе раскаиваться не в чем.
