мыслитель. Мне кажется, что до него никто еще не писал о женщине с таким рыцарским уважением и с такою сердечной нежностью к ней. И — ни тени сентиментальности, все — так просто, мудро.
Вы почитайте его книги, особенно рассказы: «Письмо незнакомки» и «24 часа из жизни женщины». Думаю, что эти рассказы «по душе» каждой женщине.
В Германии — т. е., точнее говоря, среди женщин германской расы — начинается интереснейшее движение: война женщин против власти мужчин. Это уже не суфражистское стремление к равноправию, нет, это стремление женщин к власти над миром, к восстановлению «маттриархата», точнее — к «гинекократии». Мужчина всесторонне обанкротился, полагают женщины, и одна из них, доктор Леонора Кюн, очень убедительно доказывает, что таланты правителей, законодателей у мужчин иссякли.
Ну, будьте здоровы! Спасибо за письмо.
16.XII.26.
Sorrento.
Матушка Ваша жива? Если — да, привет мой ей!
24 декабря 1926, Сорренто.
Дорогая Евдокия Семеновна —
о Николае Федоровиче я напишу и пришлю Вам дней через 10 — хорошо? Раньше — не смогу.
Замечательно верно написали Вы: «Если знали, то и любили его». Знал я его — мало, но — видел, и этого достаточно было мне для того, чтоб и уважать и любить Н. Ф
«Дневник» В[ладимира] Г[алактионовича] я получил и очень тронут Вашей любезностью. Спасибо. Ценная книга, очень красноречиво говорит об эпохе, и — сколько в ней большой художник посеял таланта, сколько умного сердца в ней.
Подлинники писем В. Г. ко мне лежат в Берлине — Дрезденский банк, а получить их я все еще не могу по силе каких-то неумных — я нахожу — формальностей. Там, в банке, весь мой архив за 905–913 годы.
Здоровее мое? Мне 58 лет, в марте будет 59, и это сказывается. Жизнь прожита не очень легко и просто. Но работаю я много Живу вдали от людей, очень спокойно, нигде не бываю.
Вы, Е. С., получите это письмо в первые дни нового года. От всей души желаю Вам и Вашим доброго здоровья, бодрости духа и — так хотелось бы, чтоб Вам удалось выпустить в этом году побольше книг В. Г.
Будьте здоровы.
24. XII.26.
Sorrento.
26 декабря 1926, Сорренто.
Ник. Погодину.
Вы, дорогой мой товарищ, пишете мне о своих рассказах: «Газетность, конечно, большая».
Нет, не только в этом недостаток Ваших очерков, а в том еще, что Вы хотите щегольнуть ловким словечком перед читателем, как, бывало, военные писаря царского времени щеголяли перед горничными.
Возьмем начальные строки «Кумачового утра»: «Рань стоит розовая». Вы хотели сказать красиво, а вышло неверно: время — не стоит ни единой секунды. Нельзя сказать: рассвет стоял, хотя можно «погода стояла». Вот сообразите, почему одно — нельзя, другое — можно.
Дальше: «А сани скрипят в утро морозное, раннее». А попозже, в морозное утро — не скрипят? Морозным вечером — не скрипят? Лишняя фраза, и ничего хорошего в ней — нет.
Сани у Вас «пошли». Тоже нехорошо и неверно. И — Вы сами понимаете, что это — нехорошо. Чем дальше читаешь В[аши] очерки, тем проще они по языку, серьезнее по содержанию. Это говорит очень в В[ашу] пользу.
То, о чем Вы пишете, не просто внешние изменения старого русского быта, не мелочи, а глубочайшее перерождение старинного русского человека, отравленного множеством предрассудков, суеверий и враждебным недоверием ко всему, что исходит от города. Перерождение это совершается с быстротою почти чудесной. Весьма возможно, что со временем будет сказано: «За десятилетие с Октября 17 г. до 27 года русская деревня шагнула вперед на полсотни лет, едва ли когда-либо и где-либо в нашем мире было нечто равное этому событию». Этими словами будет сказана сущая правда.
Так вот о чем, вот о каком огромном, по его внутреннему значению, процессе пишете Вы, Погодин. Красивенькими словечками об этом писать — нельзя. Найдите слова точные, крепкие — в них будет настоящая красота и с нею вместе — правда. Надобно учиться, товарищ! Надобно упрямо, всю жизнь учиться видеть, понимать, изображать Вы, видимо, человек способный к писательству, с хорошим, зорким глазом и с хорошим сердцем. Позаботьтесь, чтоб сердце Ваше жило в ладах с разумом.
Вот Вам мой дружеский совет. Спасибо за присланную книжку.
Будьте здоровы.
26.XII 26.
Sorrento.
Сколько лет Вам? Что читаете? Читайте побольше! А верьте — поменьше.
В двадцать девятый том собрания сочинений вошли письма, телеграммы, надписи, написанные М. Горьким в 1907–1926 годах.
Датируется по помете адресата: «Получ 27 янв 07».
Ваш… отзыв о повести — о повести «Мать».
Звездич — переводчик.
Шницлер Артур (1862–1931) — австрийский писатель. О какой рукописи идет речь — не установлено.
…альбомы из Мюнхена… — альбомы художников немецкого юмористического журнала «Simplicissimus».
Брикнер — Имеется в виду книга А. Г. Брикнера и Т. Шимана «Время Павла и его смерть», М. (б. г.).
Геккель Эрнст — «Мировые загадки. — Общедоступные этюды по монистической философии», издание Ефимова, М. (б. г.).
Датируется по почтовому штемпелю.
«Кровавый разлив» — повесть Д. Я. Айзмана, напечатана в XX сборнике «Знания», 1908.
Алтер — персонаж первоначальной редакции повести «Кровавый разлив». В печатном тексте Алтер исключен.
«Утро Анчла» — рассказ Д. Я. Айзмана, опубликованный в журнале «Красное знамя» (Париж), 1906, № 1.
…Ваша драма не пойдет… — «Терновый куст».
Датировано Е. П. Пешковой на основании ее архивных материалов.
Печатается по тексту «Литературной газеты», 1948, № 25, 27 марта
Пешков Максим Алексеевич (1897–1934) — сын А. М. Горького.
Датируется по письму Д. Я. Айзмана к М. Горькому от 21 января [3 февраля] 1907 года, на которое отвечает М. Горький.
Константин] П[етрович] — Пятницкий.
…пьесу Вашу… — «Терновый куст».
…о «Потоке»… — повесть Д. Я. Айзмана «Кровавый разлив».
Датируется по почтовому штемпелю.
В письме речь идет о повести Д. Я. Айзмана «Кровавый разлив».
Датируется по почтовому штемпелю.
Черемнов Александр Сергеевич (1881–1919) — поэт и переводчик, печатавшийся в сборниках «Знания». Его поэма «Красный корабль» и две книги стихов не были изданы «Знанием»
