Или в КГБ.
А упустил я эти подробности, потому что был случайным, побочным свидетелем всей этой истории, сам в ней не участвовал, следил за ней вприглядку, от случая к случаю, о многом догадываясь, но о многом так и не догадавшись, а выдумками решил на этот раз не пробавляться. К примеру, придя из неудачного своего похода за грибами, я был приглашен чаевничать с Иваном Константиновичем и еще одним его постояльцем из русских и, разглядывая и слушая своего нового собеседника, заподозрил в нем агента КГБ, перекупленного ФБР. Прокрутив этот сюжет в своем воображении, я бы мог, конечно, будучи профессионалом, изложить его на бумаге в прозаической форме, выдав выдумку за натуру, но так можно исчерпать кредит читательского доверия и остаться ни с чем, почему я и выбираю для рассказа об Иване Константиновиче иной жанровый путь и покорно следую за событиями, рискуя другая крайность - разочаровать искушенного и избалованного читателя.
За чаем Иван Константинович жаловался на отсутствие вестей от Вани, и я неожиданно для себя пожалел старика - ничего-то, кроме сына, у него в жизни больше не осталось. Я его утешил, сказав, что дело скорее в затрудненных коммуникациях, а не в реальной опасности. На следующий день, вернувшись из очередного похода за грибами (на этот раз более удачного - четыре белых, семь красных, несколько добротных моховиков), я узнал, что Иван Константинович получил телеграмму из Пешавара о гибели Вани в Афганистане. Хорошо хоть Иван Константинович не успел узнать, как именно Ваня погиб - мне рассказывали, что это было похоже на самоубийство. Весь путь с моджахедами Ваня находился в глубокой депрессии, а когда завязалась перестрелка с шурави, взял да и вышел из укрытия, где прятались американцы. Вот вам иллюстрация на тему "грехи отцов" - худшего наказания для Ивана Константиновича не придумали бы даже его жертвы, если бы встали из могилы, которой у них нет: дым да зола. Но подробности гибели Вани я узнал много позднее, а в тот день, когда возвратился на крыльях грибной удачи в этот дом-корабль, в котором мне больше не бывать, мой бывший компатриот, заподозренный мной накануне в том, что двойной агент, сообщил мне о полученной Иваном Константиновичем телеграмме.
- Где он сейчас? - спросил я двойного агента, возможно мнимого.
- Ушел в лес.
Он действительно истаял на старой Аппалачской тропе, на которой последним его видел потомок тех, кто ее проложил, мой единственный соперник по "третьей охоте" в здешних местах. Индеец был сильно поддавши, но не настолько, чтобы не узнать своего односельчанина (прошу прощения за руссицизм). Во всяком случае, я верю его показаниям, которые он давал в полицейском участке вслед за мной: с полицейскими я был откровеннее, чем с агентами ФБР, и подробно рассказал, как накануне вечером мы с Иваном Константиновичем и "двойным шпионом" чаевничали.
Больше я не бывал в этих местах, но где бы я ни выходил на Аппалачскую тропу, которая тянется из Канады до Джорджии, я вспоминаю бывшего охранника, с которым свела меня ненароком судьба. Однажды, во Франконии, Нью-Хемпшир, поссорившись с женой, я ушел по этой тропе довольно далеко, возвращаться было поздно, стоял туман, а фонарь я взять позабыл. К счастью, я набрел на караван-сарай, которые, оказывается, на некотором расстоянии друг от друга расположены на всем протяжении Аппалачской тропы. В этом была просторная столовая, где меня накормили довольно вкусной ухой и дали чашку кофе, и две комнаты - для мужчин и для женщин. Моим соседом оказался человек средних лет, который намеревался одолеть всю Аппалачскую тропу и уже несколько дней был в пути. Мы разговорились - определив по моему выговору, что я русский, он рассказал про одичавшего старика, который иногда выходит из леса на Аппалачскую тропу и что-то бормочет невнятное - будто бы по-русски. С ним пытались заговаривать - бесполезно. Устраивали облаву, пытались изловить уходил. Впечатление производит устрашающее - грязный, обросший, в лохмотьях, но вреда пока что никому не причинил. Я спросил моего собеседника, попадался ли ему этот старик. Тот ответил, что нет, но надеется его встретить - ведь это теперь достопримечательность Аппалачской тропы.
Перед тем, как лечь спать, я вышел на Аппалачскую тропу, подождал, пока глаза привыкнут к ночной тьме, а потом с полчаса шел по ней на север. Было ощущение, что я еще встречу эту грешную, преступную, заблудшую душу - все равно жив Иван Константинович или помер.
Сколько в этой истории осталось недомолвок - от загадки Ивана Константиновича до загадочной все-таки смерти Вани, узнай я подробности которой, попытался бы рассказать о нем отдельно. Вплоть до Тринадцатого озера - почему оно так названо, когда рядом нет ни первого, ни пятого, ни десятого, ни двенадцатого, ни одного другого номерного озера? Может быть, оно и в самом деле заколдовано, чертово, ведьмино, несчастливо, и потому так мало вокруг него населенных мест? Я вспомнил, как неподалеку от него набрел на Ведьмин Круг с хороводом фаллических грибов, а потом как ни старался, найти не мог. Что-то ускользало от меня, чужие судьбы и чужие тайны окружали меня, но кроме праздного любопытства, никаких иных чувств не вызывали. Вот и к Ивану Константиновичу я не испытал ни ненависти, ни сочувствия, а потому бесполезно было мне вглядываться в ночную тьму.
Я вернулся в караван-сарай порасспросить моего соседа про полоумного старика, но тот уже спал, а когда я проснулся, его уже не было - он ушел в свое многодневное путешествие по Аппалачской тропе. Ни от кого больше я этой легенды не слышал.
