пытался утешить меня врач и добавлял совсем тихо, думая, что я не услышу: – Лет через двести-триста…»
Наверное, немые думают о том же, так что в этом я не уникален. А пока я пишу записку, поставив голову на колени так, чтобы было видно подлокотник кресла. Положив на него блокнотик в твердой обложке, вывожу криво: «Нужны новые скобы».
– Хорошо, заеду в клинику после работы, – говорит мама и наклоняется неуклюже, чтобы поцеловать меня в лоб. Никогда не понимал, зачем она так делает, я же ничего не чувствую, но стесняюсь лишний раз напоминать ей о своей ущербности. И так натерпелась из-за меня…
Скобы позволяют прикреплять голову к шее, и стоит лишь повязать шарфик или надеть свитер с высоким воротом, как я уже выгляжу почти как нормальный человек. Правда, голову невозможно повернуть, при малейшем неловком движении она снова отваливается. Ничего, привык, я всегда осторожен. Мама как-то предложила совсем пришить, но я отказался, ведь так я не мог бы наклонять и поворачивать голову и смотрел бы всегда только перед собой. Блокнот приходилось бы держать вертикально прямо перед глазами… Куча неудобств.
– Нормально держится?
Я подавляю в себе желание кивнуть и только дергаю рукой – да, отлично.
Мама кладет на стол специальный степлер. Провода и трубочки, аккуратно свернутые и скрепленные резиночкой, покоятся клубком за огрызком трахеи.
Она поправляет на мне шарф – с вытянутой майкой «Спорт» он смотрится довольно глупо, – а я чувствую себя рыбой. В гостиной стоит аквариум, и я подолгу наблюдаю за ними: как и я сейчас, они бессмысленно пялятся в пространство круглыми уродливыми глазками.
Рыба выплывает на улицу. Снаружи – чудеса цвета. Все яркое: дома, деревья, люди и вывески – не то, что в моей комнате с вечно задернутыми шторами и мебелью всех оттенков серого. Светло, тепло и шумно, свежий ветерок треплет кончики шарфа, они касаются моего плеча, в голове всплывает слово «щекотно»… Но это только слово, не более.
Иду по краю тротуара, прислушиваясь к голосам людей и шуму машин, и, конечно же, не могу видеть, что у меня под ногами. Наступаю на что-то мягкое и явно живое, отшатываюсь в сторону. Но поздно – перед собакой не извинишься, она злится: «Кто отдавил мне хвост?! Ты посмел, ты». Наклоняюсь, чтобы рассмотреть ее, она встает – ростом мне по колено, глаза злые, лохматая, ни за что обиженная тварь. Сильные челюсти смыкаются на щиколотке.
Но я же не со зла! Прости, собачка, хорошая собачка, страшная собачка, жестокая собачка… Тянет, рычит, никак не вырваться из пасти железной, не могу устоять на ногах, падаю.
Ладонями в кровь. Да, теперь вижу, как ее много. И вся моя? Красиво.
Люди кругом. Любопытствующие и в то же время безучастные, стоят поодаль, чтобы зверя не злить еще больше.
– Ничего себе, ногу до костей прогрызла…
– Фууу, ну и гадость.
Я не сержусь, они же нормальные, им так и положено.
Извиваюсь на асфальте, стараясь стряхнуть с ноги проклятую псину. Схватить бы хоть палку какую-нибудь, треснуть как следует, да нет ничего под рукой. Скобы не выдерживают, голова катится в сторону.
– Ничего, курс прививок от бешенства короткий… А здесь всего пару дней побудешь. Ты же не чувствуешь боли, значит, ходить сможешь нормально.
Да чувствую, чувствую, только не телом. А чем-то, что тоньше нервов. Что не реагировало бы ни на какие анестетики. И, да – в чем проблема, ем же без головы, так и ходить без важных мышц смогу. Легко.
– Вот, я принесла тебе твои любимые тапочки, не будешь же ты босиком ходить, здесь не очень чисто. А вроде больница, должно быть стерильно, но натоптано в коридоре, ужас.
Мама ставит перед кроватью фиолетовые тапки с улыбчивыми заячьими мордами. Иногда мне кажется, что они – мои единственные настоящие друзья. Они не сюсюкают со мной, как с умственно отсталым, им плевать на мою ущербность. Не проявляют ни гиперзаботы, ни жалости, ни отвращения. Хотел бы я того же и от людей. Но люди – не тапки, им несвойственна такая терпимость к чужим недостаткам.
Левый друг.
Правый друг.
И больше мне никто не нужен.
Как приручить дом
На другом конце поляны, у леса, мелькали дома. Слишком крупные, чтобы полностью скрыться за деревьями, но достаточно хитрые, чтобы слиться с ними по цвету. Два больших, один поменьше.
– Стоит выбрать маленький, – сказал отец, разглядывая в бинокль третий домик, неуверенно топтавшийся у опушки. – Хотя и он может нанести тебе серьезные увечья, если ты не будешь осторожным. Или, если хочешь, можем вообще этого не делать.
– Нет уж. Я достаточно взрослый, чтобы поймать свой собственный дом.
Тот, маленький, уже удалялся в сторону реки, большие ушли вглубь леса.
– Думаешь, они родственники? – спросил я, опасаясь, что большие дома попытаются убить меня, защищая малыша.
– Дома не бывают родственниками, – усмехнулся отец. – Они растут прямо из земли. Иногда сбиваются в кучки, но им плевать друг на друга. Они не помешают.
– Тогда идем.
Я достал из-под кровати шокер и удостоверился, что ремешок шлема пристегнут как следует.
– Я готов.
– Ну, вперед.
Наш дом уверенно потопал к лесу, сминая высокую бледно-желтую траву. У зарослей отец приказал ему остановиться. Хоть у домов и паршивый слух, нельзя привлекать лишнего внимания. Дальше пешком. Продравшись сквозь колючие кусты, мы вышли на берег, и я увидел во всей красе свой будущий дом. Он был милашкой. Средней толщины плотно уложенные бревна из светлой древесины, два этажа, симпатичные балкончики, остроконечная крыша с черепицей кирпичного цвета и флюгер-птичка.
– Хорош, да? – ухмыльнулся отец и начал разматывать провода ловушки.
Домик топтался по крыльцо в воде и нас, похоже, пока не заметил. Отец активировал силовую сеть. От напряжения по воде прошла рябь, дом беспокойно завертелся на месте. Я вытащил из кармана манок. От его трубного рева дом выскочил на берег, подняв тучу брызг, и сразу же угодил в ловушку.
– Ему же не больно, да? – спросил я обеспокоенно, хотя и знал, что силовое поле не должно причинить дому никакого вреда.
– Нет, он просто испугался.
Домик, высекая искры, врезался в границы поля и печально подвывал. Дома любят простор, им не нравится, если они не могут пойти, куда хотят.
– Бедняга…
К утру дом угомонился. Когда я выбрался из спальника, он стоял неподвижно. У домов нет глаз, поэтому невозможно понять, спят они или нет, если честно, я вообще не уверен, что им
