Под напряжением.
Лежа на земле в позе эмбриона, смотрю, как расползаются обугленные края дырочки на джинсах. Кому пришло в голову ставить ловушки в собственном дворе?
Маленький человек вопит и прыгает на месте от восторга.
Удары током, впрочем, очень бодрят. В голове проясняется, приятно покалывает в кончиках пальцев. И во мне уже достаточно сил, чтобы подняться и бежать.
Большой человек кидает камень вслед.
С наступлением сумерек становится легче. Теперь вокруг приятное, не раздражающее глаза серое. Они повсюду, куда ни сунься. Если видят кого-то из нас, набегают толпой и забивают насмерть. Или стреляют в голову.
До моего гаража пока не добрались. Здесь только несколько других… этих, как я. Похоже, они забрели сюда по ошибке – бубнят что-то, ходят, натыкаясь на машины и стены. Привлекают к себе ненужное внимание. Из моего закутка за раздолбанным «Шевроле» виден выход. Там, снаружи, так много свежего мяса, вооруженного чем попало.
Страшный голод выворачивает меня наизнанку, но я никуда не иду. Сильнее другое чувство – я не хочу умирать… снова. Его нельзя назвать страхом, ведь я знаю, что мне не будет больно, и что мое нынешнее существование – не жизнь, но мне становится противно, когда я представляю себе, как лежу на асфальте, переломанный во многих местах, а мимо идут эти ужасные люди, чья жажда крови, похоже, сильнее нашего голода.
Серое медленно становится черным.
– Я… есть…
Тощий мертвый мужик, лежащий под машиной, скребет ногтями бетонный пол.
Видимо, он пытается сказать, что голоден. Не понимает, как странно это звучит.
Я есть. Я лежу на пыльном полу, чтобы мне не размозжили голову сковородкой.
Меня нет. Моя милая улыбчивая соседка сделала так, что меня больше нет. Ее ровные белоснежные зубы и удивительно сильные челюсти – последнее, что я помню из прошлой жизни.
– Есть…
Мужик выползает из-под машины и по пути к выходу спотыкается о пустую канистру. Этот грохот, должно быть, слышали в соседней галактике. На улице раздаются крики. Сейчас придут они… Придут и прикончат всех нас, потому что иначе мы сожрем их жен, детей и домашних животных.
Топот ног отдается вибрацией в живот, когда я ползу мимо. Одна радость – люди в темноте тоже неважно видят. Череп тощего мужика разбивается о бетон.
– Вижу еще одного!
Я уже снаружи, но пользы от этого немного – желе не может быстро бегать. Нужно найти убежище.
Позади раздается выстрел.
Тяжело вваливаясь в прихожую ближайшего дома, захлопываю за собой дверь. Труп хозяина, гостеприимно раскинув руки, лежит на полу. Из груди у него торчит сломанная ножка стула.
Они хватают меня за ноги и тащат вниз, мой подбородок ритмично стучит о ступени. Их голоса сливаются в сплошной гул, сильные руки поднимают меня и переворачивают на спину. Дуло чего-то крупнокалиберного утыкается в переносицу.
Пластилиновые президенты
Первый был красненьким, долговязым и тощим. Скульптор тогда еще был совсем крохой и не умел воссоздавать в пластилине пропорции человеческого тела. Своего первого президента он облачил в сделанные кое-как из обрывка белого носового платка шортики, скрепленные сбоку английской булавкой. Так президент получился пляжным. Поэтому нужна была ему и соответствующая страна – такая, где жара, песок, кокосовые пальмы и улыбчивые черномазые избиратели. Конечно, они не могли выбрать никого другого, ведь он был красненьким, а они черненькими, люди же любят все необычное.
Красный президент в белых шортах с торчащими нитками стоял на берегу, и его пластилиновое тельце нелепо выпячивало животик. Глаза-дырочки смотрели вдаль, на море, где курсировали бумажные кораблики с экспортом-импортом. Так президент следил за развитием международных экономических связей.
На другом берегу восседал в шезлонге второй – синенький, в шляпе-лепешке, сделанной из картонного кругляша из набора лото. На нем скульптор тренировался делать икры. Поэтому ноги синенького президента были необычайно рельефными. Верхняя же часть его тела была хоть и корявенькой, но куда более мясистой, чем у красненького. Потому что в его стране было много ресурсов и сильная пищевая промышленность. Он отправлял на другой берег ненастоящего моря шоколад и томаты, а полученные доходы складывал в банк. Лучше бы купил себе одежку, а то в одной шляпе… Впрочем, он ведь тоже был пляжным, да и позаботился о том, чтобы законы о непристойном поведении в общественных местах были вычеркнуты из всех возможных кодексов. Народу это понравилось, и он избрал синенького президента на второй срок. Народ не любил шорты. Он любил шоколад и томаты.
Зелененький президент сидел в лесу на дереве. Собственно, потому он и был зелененьким – маскировался. Он наблюдал в бинокль за первыми двумя и шепотом смаковал красивое слово «экспансия». Он хотел забрать себе пляж, шоколад и томаты, ведь у него тоже были шорты, но в лесу они были не особенно нужны. Зелененький президент обладал выразительной внешностью – орлиным носом, трапециевидными ушами и прической-ежиком, сделанной из воткнутых в голову щепочек. Вообще-то это был единственный президент в комплекте, у которого была прическа, и скульптор им ужасно гордился. Поэтому и разрешил ему захватывать чужие пляжи, шоколад и томаты.
Когда несуществующая пуля проковыряла дырку в спине синенького президента, зелененький так радовался, что едва не упал с дерева. Завоевание состоялось – он забрал у синенького шляпу, шезлонг и корабли с товарами. Только последователи синенького, увидев, что их новый президент носит шорты, отказались подчиниться ему и ушли в горы.
В горах правил жуткий желтый тиран. Его никто не избирал, но ему было наплевать. Да и какой из него был бы тиран, если бы он, как эти мямли от демократии, слушал простолюдинов? Он мог себе позволить быть сколь угодно жестоким, потому что у него было то, чего не было у других президентов – пальцы. Пальцами он указывал своим подручным, кого надо расстрелять, а кого повесить. У него не было ни шорт, ни шляпы, ни шоколада, зато была настоящая власть. Хоть и пластилиновая. Он был настолько суров, что даже скульптор его боялся.
Однажды скульптору в кошмарном сне явился желтый президент и приказал сделать много корабликов, чтобы переплыть море, убить красненького президента, завладеть его шортами и избирателями. Симпатии скульптора были на стороне красненького, поэтому он слепил еще одного президента – белого. А потом слепил ему много подземных бункеров с автоматами и консервами и миротворческий корпус. Хотя на самом деле белого президента тоже никто не выбирал, он назывался президентом и имел Нобелевскую премию мира. Еще бы, с автоматами и корпусом…
Так
