Все-таки что-то имело смысл, хотя это что-то и являлось чем-то, чего необходимо было лишиться.
Я точно не знаю, что произошло тем вечером, когда Большой Ханс помог Софи отдать невинность. На следующий день на вершине кучи смысла виднелся лишь клетчатый носовой платок с каплей крови и какой-то слизью, а Софи как-то странно ходила, словно ей было больно передвигать ноги. Тем не менее вид у нее был гордый и неприступный, а Большой Ханс бегал вокруг, пытаясь ей всячески угодить.
— Наверное, хочет сделать это снова, — прошептала мне на ухо Герда и хихикнула, совсем забыв, что, вообще-то, не разговаривает со мной из-за всей этой истории с Малюткой Оскаром.
Я не ответила, но позже попыталась выудить из Софи, что там случилось и как все прошло.
Она ничего не хотела рассказывать. Просто ходила с таким видом, словно постигла какую-то тайну, которая, правда, была ужасной, но, несмотря на это, дала ей ключик к чему-то важному.
Важному? Еще более важному? Самому важному?
Прежде чем показать кучу Пьеру Антону — если он пообещает больше не сидеть на сливовом дереве и не кричать нам вслед, — внести свой вклад осталось троим: Благочестивому Каю, Красотке Розе и Ян-Йохану.
Софи выбрала Благочестивого Кая. Он должен был принести «Иисуса на Кресте».
«Иисус на Кресте» был не только всемогущим Богом Благочестивого Кая, но и святыней церкви Тэринга, а сама церковь была самым святым местом, какое вообще имелось в Тэринге. Таким образом, «Иисус на Кресте» был самой святой святыней, которую мы только могли вообразить — если, конечно, верили во все это. А может, он был святыней независимо от того, во что мы верили.
«Иисус на Кресте» был статуей, которая располагалась на стене сразу за алтарем, пугала маленьких детей и приводила в волнение стариков. Голова Иисуса с терновым венцом была опущена, кровь величественно струилась по священному лику, искаженному от боли и Божественности, руки и ноги были пригвождены к кресту из розового дерева и чего-то еще благородного, если верить словам пастора. И хотя я сама настаивала на том, что ни Иисуса, ни Господа Бога не существует и поэтому в них нет никакого смысла, тем не менее знала, что «Иисус на Кресте» из розового дерева очень важен. Особенно для Благочестивого Кая.
Ему понадобится помощь.
Помощь твоя. Помощь наша. Помощь — это мы.
Я снова взяла с собой карты на лесопилку — на этот раз колоду с клоунами на рубашке. И мы снова тянули жребий.
Теперь самые старшие карты вытащили Рикке-Урсула, Ян-Йохан, Ричард и Майкен. Они должны были помочь Благочестивому Каю, хотя он и продолжал настаивать на том, что это невозможно, этого делать нельзя ни в коем случае. Однако он немного смягчился, когда Ян-Йохан сказал, что Кай знает код замка и может приходить на лесопилку и молиться «Иисусу на Кресте», когда ему только захочется. А еще, что мы, конечно, вернем Иисуса церкви, как только сделаем все, что нужно.
Сама я в этом не участвовала, но Рикке-Урсула без шести синих косичек рассказала мне в понедельник утром на уроке музыки — в это время все слушали Бетховена, который заглушал тихий голос Рикке-Урсулы, — что все пошло совсем не по плану.
Как и было условлено, Благочестивый Кай после поздней воскресной службы спрятался в церкви. Когда люди разошлись, церковь закрыли и воцарилась тишина, к дверям явились Ян-Йохан, Ричард и Майкен. Они постучали сначала трижды коротко, потом трижды долго, и Благочестивый Кай пустил их внутрь. Но тут все пошло кувырком.
Сперва Благочестивый Кай разрыдался.
Это случилось, когда остальные, миновав аналой, скрылись за алтарем. Кай разревелся и стал так умолять, что пришлось его оставить. Майкен вынуждена была остаться с Каем, чтобы тот не смылся. И сколько она ему ни повторяла, что никогда не видела в телескоп ни Иисуса, ни Господа Бога, а искала она, как, впрочем, и другие великие астрофизики на нашей планете, ой как долго, — это не помогало. Благочестивый Кай просто зажимал уши руками и рыдал так громко, что не слышал ее слов, поэтому в конце концов Майкен сдалась. Еще и потому, что боялась, как бы его завывания не долетели до кого-нибудь за пределами церкви.
В это время Ян-Йохан с Ричардом пытались отсоединить от стены «Иисуса на Кресте» из розового дерева.
Однако тот был прикреплен намертво, и как бы мальчишки ни тужились, он не поддавался. Затем к Иисусу подошла Рикке-Урсула. Она положила руку на его пригвожденную, обагренную кровью ступню, и тут ее словно обожгло. Рикке-Урсула вынуждена была признать, что, хотя и не верила в эту ерунду, все равно здорово испугалась. Церковь показалась необыкновенно пустой и бесконечной, а потом вдруг почудилось, будто фигура Иисуса ожила. Очень медленно, без чьей-либо помощи Иисус со скрежетом заскользил вниз по стене, приземлился на пол с глухим звуком, и у него сломалась нога — именно та, которую только что потрогала Рикке-Урсула.
Ничего более жуткого Рикке-Урсула в жизни не видела.
Все чуть было не бросились врассыпную, но зашли уже слишком далеко, чтобы просто так оставить распластанного на полу Иисуса. Так что, хоть он и был невероятно тяжелый, им удалось сообща поднять его и, дотащив до аналоя, перекинуть на другую сторону. Иисус казался каким-то неестественно тяжелым, и как бы Благочестивый Кай ни противился, ему пришлось помочь нести статую. Теперь их было пятеро, но все равно пришлось приложить немало сил, чтобы дотащить Иисуса до улицы, где ждала тележка.
Часы показывали половину восьмого, и когда ребята везли по улицам «Иисуса на Кресте» из розового дерева в тележке Благочестивого Кая, было темно. Но все равно приходилось несколько раз прятаться за деревьями и изгородями от случайных прохожих.
Всю дорогу через город до заброшенной лесопилки Благочестивый Кай плакал и то и дело повторял, что так нельзя. И Рикке-Урсула, все еще ощущавшая жжение в руке, потихоньку стала с ним соглашаться. А Майкен твердила и твердила, что никогда не видела в телескоп ни Иисуса, ни Господа Бога, словно напоминая об этом сама себе. И даже Ян-Йохан, обычно рвавшийся участвовать во всем, заметно нервничал и огрызался, желая как можно быстрее покончить с этим делом. Невозмутимым казался только Ричард, но и то лишь до тех пор, пока они не добрались до лесопилки, где не смогли открыть кодовый замок. Тогда у Ричарда поехала крыша, он стал орать и визжать, пнул дверь лесопилки, затем тележку, так что «Иисус на Кресте» из розового дерева с нее свалился, и у него сломалась вторая нога.
Благочестивый Кай совсем впал
