и воодушевляло. Воспоминание о том, что пришлось пережить на кухне, и как оттуда удалось вырваться, позволило терпеть боль, стиснув зубы и идти, идти, идти дальше. Долгая была прогулка, как у Кинга в одном из рассказов, Фаина всегда забывала, как же он точно называется, то ли «Дальняя дорога», то ли «Долгая дорога»… Неважно. Она снова думала не о том.
Лицо Яна, окровавленное и злое, с оскаленной пастью, стояло перед глазами и не пропадало. Каждый шаг чудилось, он вот-вот выйдет из-за угла, преградит ей путь или позовет из-за спины утробным голосом… и тогда все закончится. Но этого нельзя было допустить.
Она шла так быстро, как получалось, срывалась на бег, затравленно оглядывалась, плакала от боли в ногах и закрывала себе рот, чтобы не издавать лишних звуков и не привлечь ничье внимание. Ночами на улицах полно всякого сброда, а она – легкая добыча, которую долго никто не хватится.
Наконец, девушка добралась до дома, где живет брат. Ни телефона, ни денег при себе не было. Хорошо, что ей было известно, где находится балкон нужной квартиры. На себя ей было уже настолько плевать, что даже будь это девятый этаж, а не третий, она бы все равно полезла, презрев страх. Разве взобраться на балкон по пожарной лестнице – риск для нее, пережившей соседство и вечные столкновения с таким, как Ян? После этого ничто не кажется достаточно опасным. Даже немного хотелось сорваться головой вниз – быстрая смерть. Она без проблем достигла цели, уже почти не ощущая ступней, и испытала облегчение, увидев свет ноутбука в комнате.
Я до смерти боюсь Яна, думала она, пока брат омывал ей ноги, не задавая вопросов, но пытаясь найти ответы в ее глазах, а она боролась с усталостью и сном, что обрушились на нее неподъёмной толщей воды, едва она села в кресло. Я очень его боюсь, мне страшно даже заговаривать о нем, я чуть не ударила брата, спросонья решив, что это снова Ян прикасается ко мне. Мне очень страшно, это все, что я знаю наверняка. Что я должна теперь делать? Что еще возможно сделать в моей ситуации? Я ни черта не знаю, и голова не соображает…
Миша вылил грязную воду в унитаз и принес новую порцию – уже более прохладной. Фаина взбодрилась, опустив в нее ноги, затем попросила у брата бутылек перекиси и, к его большому удивлению, просто вылила содержимое в тазик и поболтала ступнями во вспенившейся воде.
– Так быстрее, – объяснила она, откидываясь на спинку кресла.
– Ты объяснишь, что случилось?
– Я не знаю, как это объяснить. И не уверена, что, если ты будешь это знать, то останешься в безопасности.
– Ты связалась с кем-то? Тебя преследуют?
– Да. Нет. Слушай…
– Нет, ты слушай. Я за тебя переживаю. Ты всегда была странной, но в последнее время, Фаин, это просто пиздец. Какая муха тебя укусила?! Сорвалась среди ночи и пришла через весь город сюда, без обуви, в легкой одежде! Забралась на балкон третьего этажа в темноте! Я даже не спрашиваю, как! И теперь сидишь передо мной, ничего не желая объяснять, якобы для моей же безопасности!
– Пойми, – сквозь зубы поговорила она, глядя в потолок с мелким белым узором, – я там больше не могла оставаться ни минуты. Мне угрожала опасность. Пришлось сбежать.
– Фаина, да что за сюжеты шпионских фильмов? Какая опасность? Объясни нормально!
– В общаге есть один парень… Он меня достает. Я его… боюсь.
– Он бьет тебя?
– Не это самое паршивое.
– Фаин, надо обратиться в полицию, снять побои, и я… давай я с ним разберусь? Я попробую.
Девушка неестественно засмеялась, накрыла лицо ладонями.
– Нет, нет, нет, нет. Не поможет, Миш. Всё это мы уже пробовали и проходили. Он выходит сухим из воды, выставляя меня сумасшедшей… Пойми, нет, просто поверь: никто ему ничего не сделает. Можно сказать, у него есть связи. Из-за него пострадали люди. Но теперь у меня есть надежда. Я вырвалась оттуда, несмотря на то, что он этого очень не хотел… Я сбежала. Сбежала! Знал бы ты, как давно я пыталась сделать это! Как рада сейчас!!! Как я рада находиться здесь, а не через стенку от этого ублюдка. Не прислушиваться, не идет ли он по коридору. Не присматриваться к теням. Не дрожать по ночам, зная, что замок на моей двери – для него не препятствие.
– Фаин, что происходит? Ты меня очень пугаешь. Все это время он… причинял тебе боль, а ты?.. Ты даже нам не позвонила, ничего не сказала? Ты могла уйти оттуда раньше? Почему ты молчала?
– Все это сложно и долго объяснять, – Фаина надавила на глазные яблоки, яркие бензиновые пятна поплыли перед нею во тьме. – Мне тогда казалось… понимаешь, какое-то время казалось, что все это лишь моя паранойя. Потом казалось, что я преувеличиваю, что все это устаканится, потом – что я это все придумываю себе, потому что… впрочем, сейчас вообще не о моих болячках, потом я думала, сама смогу с этим справиться, потом мне вообще казалось, что я сама этого хочу. Что я даже влюблена в него или вроде того. Полный бред…
– Так. Понятно. И сегодня ты с ним поругалась и сбежала?
– Да.
– Даже телефон и деньги не взяла. Ушла оттуда в чем была.
– Как видишь. Нельзя было медлить.
– Еще я вижу крапинки на твоей кофте. Это то, о чем я думаю?
Фаина опустила подбородок и рассмотрела пятнышки на груди. Они засохли и стали бурыми.
– Его кровь, – медленно признала она. – Не волнуйся, этому подонку ничего не будет. Я разбивала ему голову, а на этот раз пробила горло кухонным ножом. А ему хоть бы хны.
– Фаина, ты явно не в себе. Думаю, тебе нужно поспать. Утром поговорим. Сейчас тебе ничто не угрожает.
Миша вытер ей ноги аккуратно, чтобы ранки не начали кровоточить, намазал какой-то заживляющей мазью, которую еле отыскал, и оставил подсыхать, прежде чем укладывать Фаину. Она, естественно, опять уснула прямо в кресле, и выглядела такой несчастной и замученной, что брат не стал ее будить, когда вернулся из ванной, а просто перенес на разобранный диван и лег валетом, как в детстве.
Ступни заживут за пару дней, но надо будет убедиться, нет ли на ее теле других следов. Например, синяков. А если есть… То действовать по обстоятельствам. Что же там за парень такой? Что между ними произошло? Любят они друг друга или просто мучают? Судя по бреду, который несет сестра, у них все сложно и запутанно, и парень этот такой же сумасшедший, как она.
Фаина спала неспокойно, и Миша тоже ворочался, не мог расслабиться, чтобы сон сошел на него. Все думал, что
