ВС СССР.
– Если что забудете, заглянете во вторую главу…
– В третью, – поправил левофланговый.
– Да-да, в третью, в третью, великодушно прошу простить меня. Я всегда путаю эти числа, названия… А главы – их столько, этих глав!.. и все силятся открыть глаза и осмотреться.
В длинном коридоре, освещенном зеленовато-коричневым светом, как бы наполненном водой из брянских речушек, были сдвинуты столы, на которых стояли рядами коньяки, вина, ликеры, а в огромных вазах лежал виноград: черный, красный, зеленый, фиолетовый, белый, желтый, круглый, продолговатый, пальчиками, с косточками и без косточек, с огромными, как слива, виноградинами и жемчужным бисером мелких, кистями и россыпью. В беспорядке тут и там были разбросаны гроздья бананов. Те же самые две девицы, не обращая на Мурлова внимания, сервировали столы, передвигая вазы и гроздья с места на место.
– Благодарю за службу! – бодро рявкнул Мурлов.
– О, мсье! – радостно подпрыгнули, как в балете, на мгновение зависнув в воздухе и несколько раз ударив на лету ножка о ножку, девицы.
Мурлов ответно подпрыгнул и скатился по лестнице вниз, успев прихватить бутылку «КВК» и отменную гроздь бананов.
Как только Мурлов вышел из музея, с ветки сорвалась Ворона и села к нему на плечо.
– Дай банан! – чревовещнула она.
– Отстань! – Мурлов тряхнул плечом. – Бог подаст. Видишь, детям несу.
– Др-ря-ань! – натурально проорала Ворона и полетела. – Ничего тогда не скажу!
– Да на! На! – крикнул ей вслед Мурлов, протягивая банан. Ворона вернулась. Мурлов очистил банан, протянул его птице. Банан вильнул бананово-женским телом, подмигнул Мурлову на прощание и тут же исчез в вороньей глотке.
– Не ходи туда! – каркнула Ворона.
– Ты свои сказки оставь для Буратино, – отмахнулся от нее Мурлов.
– Как знаешь. Не пожалей потом.
Во дворе центрального телеграфа были бомж в оранжевой куртке у мусорного ящика и дворовая команда серых собак с тусклым взглядом на жизнь. Бомж предлагал беременной суке краюху хлеба, а та скалила зубы и беззвучно рычала. Что ж, часто собаки очеловечивают людей, а сами звереют от них.
Спустившись по ступенькам, Мурлов прочитал на двери «Отдел кадров. Входить без стука». Мурлов постучал и вошел. В нос крепко ударил запах олифы и свежей стружки. В полупустом помещении был один верстак, весь в пятнах, на котором с краю стоял бюст Ленина с нахлобученной на голову кепкой и тумбочка, на которой свернувшись спала кошка. Из соседнего помещения доносился визг циркулярной пилы.
Мурлов заглянул на визг.
– Есть кто?
– А кого надо? – из кучи опилок вылезла копия графа, но только со средним образованием. Вылитый браток. Отключила пилу.
– Да мне никого не надо. Приказ о назначении надо.
– Вот, ящики мастерю, прекрасная профессия! – сказала копия и уныло оглядела помещение. – Отвратительная должность!
Кадровик прошел в первую комнату. Открыл тумбочку, извлек из нее кружку, смятую пачку грузинского чаю, кипятильник, папку с тесемочками. Положил все это на пол, погладил кошку и засунул ее в тумбочку.
– Совсем не ловит мышей!
Не торопясь, развязал тесемочки, нахмурившись, покопался в бумажках.
– Мурлов, что ли?
– Мурлов.
– Распишись. Твой коньяк? Не любитель. А бананы оставь.
Мурлов похлопал себя по карманам. Ручки, как всегда, не было.
Кадровик подошел к Мурлову и неуловимым движением полоснул его бритвой по подушечке большого пальца.
– Не дергайся. Нервные все пошли! Вон туда приложи. Сюда, сюда, – он подвел Мурлова к верстаку и приложил его палец к поверхности стола. – Вот, минуту подержи, кровь впитается и вся информация будет у него, – он ткнул пальцем куда-то вниз, – в папке с файлами «Дактилоскопия».
Мурлов, приглядевшись, понял, что пятна на верстаке – отпечатки пальцев.
– Лейкопластырь-то хоть есть?
– Так затянется. Не боись, спида не занес. У нас его нет.
– Надо бы как-нибудь занести. Позвонить-то можно?
– Сказали тебе, от вахтера позвонишь. Все? Ар-риведерчи! Коньяк забыл.
Из тумбочки вылезла кошка с мышью в зубах.
В парке Мурлов сорвал листик с дерева и, плюнув на него, обмотал кровоточащий палец.
В каморке из ДСП сидел вахтер, и Мурлов, кивнув на разбитый телефон, спросил:
– Можно?
Вахтер молча протянул Мурлову трубку.
– Извините, как позвонить Горенштейну?
Вахтер молча ткнул пальцем в список под стеклом. Какие басни имел в виду граф?
– Мне графа. Граф? Это Мурлов. Мне больше подходит примечание.
– И что же вы хотите взамен? – донесся с хрипотцой, но сочный, как груша, голос Горенштейна. – Не забыли про эквивалент?
– Не забыл. Я полагаю, для вас это не будет превышать сумму, указанную в контракте.
– Вы сильно рискуете, голубчик. Откуда вам знать мои расценки на услуги? Я вам показывал прайс-лист? Ну, да как хотите. Прощайте.
Мурлов набрал домашний номер.
– Дима? Наконец-то! Ну, рассказывай, рассказывай, – глухо, как из другой жизни, послышался голос Натальи.
– Любопытство не порок, – сказал Мурлов и с ужасом подумал, не относятся ли устные условия контракта и к родной, что называется, жене. Наверное, нет. Да ну, абсурд! При чем тут жена? Он рассказал ей все, даже о девицах, не посвятив лишь в последнее свое решение. Еще начнет переубеждать.
– Ну, что там, что было еще? – допытывалась жена.
– Не забудь Сизикову позвонить. Скажи… Придумай сама, что сказать. Коньяк пообещай, пару бутылок.
Вахтер, казалось, не прислушивался к разговору и читал толстую книгу в потертом коленкоровом переплете. На маленькой плиточке закипел чайник. Старик привычными движениями, не отрываясь от книги, заварил в стакане чай.
– Как граф? Он тебя берет на работу? Понравился ты ему? Что обещал? Загранку? А семья? Или один? – снова и снова спрашивала она, хотя он обо всем уже подробно рассказал. – Дима, тут у меня его визитка. На ней слово какое-то. «Пора». На рубашке, белым по черному. Что пора? Куда пора? Дима!
Что это она? Боится, что он положит трубку? Мурлов замолчал.
– Дима! Димочка! Не клади трубку! Ради Бога! Ради всего святого! Любимый! Родной! – донеслось из телефона.
Мурлов испуганно посмотрел на вахтера и тихо опустил трубку на аппарат. Аппарат явственно сам произнес:
– Вот и все.
У вахтера в глазах промелькнуло сожаление.
– Вот это вы зря. Никогда не надо спешить, – сказал он. – Время-то зачем раньше времени закрывать. Оно само закроется, когда ему надо будет. И без скрежета закроется. У него дверь – всем дверям дверь! Вы, по всей видимости, к директору? Директора еще нет…
Когда Мурловы переехали на новую квартиру, Наталья захватила с собой и домового Филю. Для этого она на старой квартире поклонилась всем четырем углам спальни и сказала:
– Филя, малыш! Пойдем жить с нами на новую квартиру. Тебя там никто не станет
