В Бухаресте я вел жизнь рантье: бродил по кофейням, почитывал газеты, попивал винцо, прислушивался к спорам... Ко всему еще я был сравнительно богат. Николай Матвеевич слал мне установленный оброк, и я всегда имел возможность накормить своих знакомых обедом и ссудить небольшими деньгами.
...Фланируя осенним днем по Бухаресту, я вознамерился зайти к Ботеву, хотя и не очень надеялся его застать: у него всегда были дела, в которые я не был посвящен.
Мы встретились у калитки, Ботев опять куда-то спешил.
- Я не могу уделить вам много времени, - извинился он. - Уговорился встретиться с Нечаевым.
- С Флореску, - улыбнулся я.
- С Флореску, - согласился Ботев. - Но вы-то знаете его настоящее имя.
- Он сам поправил меня, когда я назвал его Нечаевым.
- Сергей Геннадьевич убежденный конспиратор, - подчеркнул Ботев.- Он даже заподозрил вас в сотрудничестве с русской охранкой.
Губы мои задрожали от оскорбления.
- Это естественно, - успокоил меня Ботев. - Полиция следует за ним по пятам, ему всюду мерещатся сыщики.
- Поэтому он и прячется за вашу спину?
- А за чью же спину ему еще прятаться?
- По-моему, он не способен на дружбу.
- Вполне возможно, - согласился Ботев. - Дружба для политика - опасное чувство.
- Что же вас связывает?
- Нечаев - революционер, - повторил Ботев определение, которому он, как я понял, придавал исключительное значение. - Его энергия не может не восхищать...
Так, за разговором о Нечаеве, мы дошли до Лейпцигской улицы.
- Я в "Трансильванию", а вы? - спросил Ботев, заранее, по-моему, уверенный, что я откажусь ему сопутствовать.
Мне действительно не хотелось встречаться с Нечаевым.
- А я к Фраскатти, - поспешил я подтвердить догадку Ботева, назвав дорогое и скучное кафе.
...В другой раз Ботев зазвал меня к себе: тут уж ему самому почему-то захотелось поговорить о Нечаеве.
Они познакомились два года назад в Измаиле. Ботев учительствовал в болгарской школе. Их свел случай, знакомство длилось недели две. Друг Бакунина и Огарева, с полученной от них субсидией Нечаев возвращался в Россию на революционную работу.
Год спустя до Бухареста дошли слухи, что Нечаев находится в Швейцарии. Ботеву удалось прочесть два номера "Колокола", изданного в Женеве Огаревым вместе с Нечаевым. Говорили еще о каких-то прокламациях, распространяемых Нечаевым, но прокламации эти до Ботева не дошли.
Тем временем агенты царского правительства в поисках Нечаева рыскали по всей Европе. Нечаев скрывался в Лондоне, в Брюсселе, в Париже. Ускользать от полиции становилось все труднее. Весна 1871 года была на исходе. И тут Нечаев вспомнил своих болгарских друзей. Он вновь приехал в Измаил, уверенный, что Ботев поможет ему укрыться в толпе болгарских беженцев.
Июньским утром Ботева окликнул на улице какой-то монах. Ботев не сразу узнал старого знакомого. В рясе, в скуфейке, с отросшими волосами, Нечаев был неузнаваем. Они пошли на квартиру к Ботеву. Нечаев сказал, что его преследуют агенты Третьего отделения. Это была правда. После убийства Иванова царская полиция искала Нечаева во всех местах скопления русских эмигрантов.
- Похоже, меня выследили, - сказал Нечаев. - Сыщики следуют за мной по пятам.
Нечаев преувеличивал, но подчеркивание постоянно грозящей ему опасности возвышало его в собственных глазах. Ботев собирался в Бухарест и мог себе позволить несколько дней передышки. Он предложил Нечаеву уединиться на маленьком рыбацком островке посреди Дуная.
На лодке переправились на остров, привезли с собой хлеба, сыра, сала, крупы, расположились в шалаше. Сами себе готовили. Рыбной ловлей не занимались, ни тот, ни другой рыбу ловить не умели. Отсыпались. Нечаеву надо было прийти в себя после скитаний, Ботеву - отдохнуть после занятий в школе. Купались, загорали и без конца говорили. Нечаев нашел благодарного слушателя. Ореол революции окружал русского изгнанника!
О многом рассказал Нечаев Ботеву под плеск дунайских волн. О своем бегстве из Петропавловской крепости, откуда до него не бежал еще ни один человек. О русских разбойниках - оплоте народной революции. О "Революционном катехизисе" - наставлении Нечаева для русских революционеров. О знакомстве с Герценом и Огаревым. О деньгах, завещанных одним русским помещиком на революционную пропаганду и переданных Герценом Нечаеву. О Парижской коммуне и своем участии в боях коммунаров под командованием Домбровского. О необходимости все разрушить, не оставляя камня на камне... Скорее всего, он сказал Ботеву и об убийстве Иванова, но можно не сомневаться, что нечаевская интерпретация событий сильно отличалась от того, что произошло в Петровском парке на самом деле.
Представляю, с каким подъемом повествовал о себе Нечаев: актерство было его второй натурой. И художественная природа Ботева не могла остаться равнодушной к таким рассказам.
- Удивительный человек, - отозвался о Нечаеве Ботев. - Мне не забыть дней, проведенных с Сергеем Геннадьевичем на острове.
Повторю, нельзя было найти большего антипода Ботеву, чем Нечаев. Однако знакомство с Нечаевым принесло Ботеву пользу. Они сошлись в тот период жизни Ботева, когда происходило решительное и окончательное его самоопределение. Нечаев подоспел к случаю. В разговорах с ним выкристаллизовались воззрения Ботева на жизнь, на общество, на борьбу. Он закалился в общении с Нечаевым, как клинок закаляется в горне.
Ботев верил в людей, верил он и в Нечаева, а всей правды о нем так никогда и не узнал.
Христо Ботев.
Заметки историка Олега Балашова,
позволяющие полнее воссоздать события и лица,
представленные в записках Павла Петровича Балашова
Старая Планина - главный Балканский горный хребет. На юге этой горной цепи и расположен Калофер. Здесь 6 января 1848 года в семье учителя Ботьо Петкова родился Христо Ботев.
Калофер - город не город, но уже и не село. Его население земледельцы, пастухи, кустари, мелкие торговцы, ремесленники. Занятия производство розового масла, вина, металлических котлов, изделий из козьей шерсти и кожи.
Ботьо Петков - не просто учитель, а видный деятель болгарского просвещения. В 1840-1842 годах он учился в Одесской учительской семинарии. По возвращении на родину обосновался в Калофере. Он переводит русские учебники на болгарский язык. Сам пишет книги "Кое-что для неграмотных", "Психология, или Душесловие при обучении детей", составляет грамматику болгарского языка.
Многие местные жители - его ученики. Среди учеников Петкова и его сын Христо. Кем он станет? Что из него получится? Ботьо ищет ответ на эти вопросы. Мучительные поиски сближают его с подрастающим сыном - чем старше Христо, тем пытливее.
...Как историк, я должен придерживаться и буду следовать точности излагаемых фактов. Но мои "Заметки" - не академическое исследование. Не выходя за рамки реального, я намерен воспользоваться методом исторической реконструкции. Невозможно точно знать, а значит, и утверждать, что именно, допустим, говорил отец Христо дома и на уроках, но, следуя исторической логике, позволю себе заявить, что буквально вижу и слышу, как Петков знакомит сына с историей своего народа.
- Нам есть что вспомнить, - говорит он сыну и его сверстникам на уроках истории. - Болгары - великий народ, - продолжает он. - В седьмом веке, тысячу двести лет назад, объединились славянские племена и образовали свое государство. Болгарское царство процветало. Развивалось земледелие, возникали ремесла. Плиска славилась гончарами и кузнецами, да и в других городах было немало искусных ремесленников. В девятом веке болгары приняли христианство... Наша история идет из глубины веков!
Учитель Петков вглядывается в учеников, ловит взгляд сына.
- Только благоденствие длилось недолго. В начале одиннадцатого века на нашу страну обрушился византийский император Василий, одно его прозвище "болгаробоец" - говорит само за себя. Болгария подпала под власть Византии. Болгары не смирились, восстание следовало за восстанием, и в конце двенадцатого века удалось свергнуть власть Византии. Между Дунаем и Черным морем образовалось Второе Болгарское царство. Феодальные смуты, частые смены царей, обнищание крестьянства привели к тому, что страна была поделена на два царства - Тырновское и Видинское. Именно тогда под напором турецких завоевателей оба эти царства прекратили свое существование. Сначала, в 1393 году, пало Тырновское царство, а чуть позже, в 1396 году, - и Видинское. Болгария - уже не Болгария, а Румелийская провинция Османской империи. Пять веков мы живем под властью турок. Наша земля объявлена собственностью султана...
Ботью слушают с интересом, но лишь один из учеников, его собственный сын, пытается спорить с отцом. А весь класс заинтересованно прислушивается.
- Говоришь, болгары - великий народ, а почему же мы пять веков терпим турецкое иго?
- Великий потому, - отвечает Ботьо сыну, - что на протяжении этих веков сохранил свою самобытность, свою веру, свои обычаи, свою душу.
