— Здесь гораздо веселее, чем у нас! И если мне очень надоест, я переберусь сюда жить, — заметила она, рассматривая картины.
— В этом доме нельзя жить…
— Почему? — быстро спросила Сара.
— Потому что здесь поселился старик, которому дед вашего мужа уступил этот дом. Говорят, старик не давал ему ни днем, ни ночью покоя, грозил обрушить на его дом разные несчастия… отец его будто бы с ним имел какой-то договор.
— Я уверена, что дед моего мужа смеялся его угрозам, — заметила Сара.
— Да, сначала и он рассуждал так же, как и вы, пока не случилось с ним одно несчастье…
— Какое? — с любопытством спросила Сара.
— Пойдемте, я вам покажу спальню, где оно случилось….
Они отправились дальше и, миновав несколько комнат, вошли в большую залу, всю обгорелую, с провалившимся полом, так что виден был нижний этаж. Крыша была вскрыта, и один остов потолка со множеством перекладин висел над их головами. Обгорелые балки иные торчали до половины, другие тянулись во всю длину комнаты. То же было и под их ногами.
Сара не без страха взглянула вниз.
— Страшно! — сказала она и притянула к себе свою собаку, которая чуть-чуть было не провалилась, прыгнув на конец обгорелой балки; уголья посыпались и с глухим шумом упали на пол нижней комнаты. Собака заворчала.
Горбун стоял на середине другой балки и покачивался.
— Что же вы? — спросил он насмешливо.
— Упадешь! — поспешно закричала ему Сара, нахмурив брови.
Горбун продолжал покачиваться.
— Вы меня назвали трусом, — заметил он язвительно. — Я хочу вам доказать…
Сара засмеялась.
— Чего тебе бояться? Лишний горб не может уже обезобразить тебя.
И она стала уськать свою собаку на горбуна; но собака не шла на балку. Глаза Сары блеснули диким огнем. Долго билась она с непослушной собакой, наконец схватила ее за ошейник, притащила к балке и сбросила вниз. Пустой дом огласился пронзительным визгом. Внизу началась тревога: раздался дикий крик; стая ворон, тяжело хлопая крыльями, поднялась вверх, иные в испуге бросились к окнам, другие метались и вились над головой Сары, которая, закрыв лицо руками, стояла в углу и дрожала.
Горбун подошел к ней, когда воцарилась прежняя тишина.
— Это был старик? — тихо спросила Сара, отнимая руки от лица.
Горбун кивнул головой.
— Что же, мы не пойдем дальше? — спросил он улыбаясь.
— Кто тебе это сказал? — возразила она с гордостью и, не держась, прошла по обгорелой балке.
Горбун шел за ней. Они вошли в комнату с уцелевшим полом, потом прошли еще несколько таких же комнат и очутились у затворенной двери.
— Здесь, — сказал горбун, отворяя дверь.
Ржавые петли жалобно провизжали, как будто прося не нарушать тишины отслужившего здания.
Комната, в которую они вступили, была без окон: свет входил в нее сверху. Прямо у стены посредине стояла огромная двуспальная кровать; комоды, шкафы и кресла — все было покрыто густым слоем пыли.
— Вот комната, в которой случилось несчастье, — сказал горбун.
— Как сыро здесь! Какая смешная мебель! Посмотри, каков шкаф!
Сара открыла дверцу у шкафа; что-то пискнуло там, заметалось и шлепнулось на пол. Сара с криком отскочила и упала на руки горбуна.
Когда она очнулась, они были уже в саду.
— Что это со мною было? Чего я испугалась?
— Крысы! — насмешливо отвечал горбун.
Сара покраснела.
— Где моя собака? — быстро спросила она.
Горбун стал звать ее. Из-за куста, медленно выступая на трех ногах, показалась собака. Сара пришла в отчаяние.
— Ах, боже мой! Боже мой! Она сломала себе лапу; беги скорее за доктором! — в отчаянии кричала она горбуну, лаская собаку. Она стала перед ней на колени и с такою любовью смотрела ей в глаза, что горбун покраснел и быстро отвернулся.
Целый день Сара возилась с лапой собаки. Она устала и рано легла в постель. Горбун сидел на ступеньке у ее кровати, а возле, на подушке, лежала больная собака.
Комната была небольшая; кровать стояла на возвышении, под розовыми занавесками. Мебель была позолоченная, обитая розовым штофом; пол был устлан дорогими коврами. Свет выходил из розовой вазы, висевшей на средине потолка. Сара лежала в одном кисейном капоте; было жарко. Она поминутно меняла положения, и одно другого было грациознее. Ее черные волосы расплелись и падали по кружевным подушкам. Ноги ее, белые, как мрамор, были одеты в шелковые туфли; одна туфля сползла, и чудная ножка обнажилась во всей своей стройности.
— Какая жара! — проговорила Сара, откинув волосы назад и закинув руки на голову. Она дышала прерывисто и скоро.
Горбун жадно глядел на нее и часто закрывал голову руками, как будто вдруг чего испугавшись.
— Отвори окно и рассказывай мне сказки, — шепотом сказала Сара.
Горбун исполнил первое ее приказание, а о втором сказал, что не знает никакой новой сказки. Она непременно требовала, чтоб он что-нибудь рассказывал.
— Угодно, я вам расскажу странный, сон, который я видел на днях…
— Ну, рассказывай, — машинально сказала Сара и закрыла глаза, приготовившись слушать.
Горбун начал дрожащим голосом:
«Мне было очень грустно; я долго думал о своем положении: я один, меня никто не любит, надо мною все смеются. Я осужден не знать любви, в то время как страсть сжигает меня».
Он приостановился и поглядел на Сару. Неожиданное молчание вывело ее из дремоты, и она быстро сказала:
— Ну, продолжай! Смешно, очень смешно, что ты говорил…
Горбун горько улыбнулся и продолжал:
«И с этими мыслями я задремал; сон еще не успел овладеть мною вполне, как передо мною начали мелькать какие-то лица; они дразнили меня, щипали, бранили, и я не мог сдвинуться с места; ноги и руки мои были как будто скованы. Это, кажется, еще больше поощряло моих жестоких мучителей. Я рыдал, чувствуя свое бессилие, проклинал себя и, наконец, дошел до страшного состояния. Я вызвал на помощь себе нечистую силу, чтоб отомстить. Загремел гром, люди с криком разбежались, я остался один, вдруг потолок рухнулся… я почувствовал, будто лечу; точно я очутился в нашем старом саду; старик с заступом стоял передо мною. Он посмотрел на меня насмешливо и велел итти за собой. Мы долго шли дремучим лесом; пропасти и болота превращались перед нами в равнины, и мы свободно проходили по ним. Звери, встречаясь с нами, раболепно падали, птицы замирали в воздухе, не смея опередить нас; мы все шли лесом глубже и глубже. Вдруг поднялась буря, столетние дубы стонали и с треском падали, звери выли… земля заколыхалась, и мы стали опускаться… Я лишился чувств. Открыв глаза, я увидел, что лежу среди обширного луга, на мягкой, высокой и душистой траве. Кругом меня весело распевали птицы. Свет был розово-матовый. Цветы самые роскошные росли на этом лугу. Мне было так весело, так легко, что я заплакал от счастия. Вдруг послышались нежные звуки арфы и гармонический голос… Очарованный, я подкрался к кусту роз, откуда неслись звуки, раздвинул его, и голова моя закружилась. Качаясь на кустах роз, лежала женщина. Лицо ее поразительной красоты как будто было знакомо мне; она лукаво улыбалась. Долго я смотрел на ее черные волосы, на ее ласковые глаза, на ее белую грудь. Я забыл все, я упал на колени, хотел прильнуть к ее губам… но она, как птичка, порхнула и высоко села на дерево и там снова запела, призывая меня. Долго я ловил ее… наконец поймал! Она дрожала в моих руках. Я прижимал ее к своей груди, я целовал ее, и она не отворачивалась от меня. Коротко было мое счастье! Вдруг все потемнело, я очутился снова в дремучем лесу, старик с заступом насмешливо посмотрел на меня и сказал:
„Твоя злоба, твоя жажда мести — все исчезло при первом моем испытании! Зачем же ты звал меня?..“
Я сознался ему, что готов все забыть, все простить, лишь бы еще раз увидеть эту женщину, что готов даже вынести все мучения, какие он может придумать, только бы снова обнять ее.
Старик улыбнулся и сказал:
„Ты мой! Выбирай же несметное богатство на всю жизнь, или минутное счастие обладать этой женщиной…
Я согласился на…“
Горбун остановился; в эту минуту он заметил, что Сара, спустив свои ножки с кровати, внимательно слушала его.
— На что же ты согласился? — с любопытством спросила она.
— На последнее! — отвечал горбун и продолжал:
— „Если так, сказал мне старик, то ты подвергнешься испытанию…“ Но тут грянул гром и старик исчез…»
Едва успел договорить горбун, как порыв ветра, который давно уже бушевал на дворе, ворвался в комнату, распахнул занавески у кровати, погасил огонь, зашумел бумагами, лежавшими на столе, застучал ставнями. Молния осветила комнату… Сара приподнялась, вскрикнула и без чувств упала на подушки.
