асимметрию, которая резала глаза, и называть это лицом уже не хотелось. Сам он стал чуть выше и чуть больше. Вероятно, именно тело Яна подошло ему по размерам и комплекции, поэтому он и выбрал его, а затем усовершенствовал на свой вкус. Подобрал себе нужную форму, как и говорил Кирилл.
В полутора метрах от Фаины возвышалось удивительное создание, выкупанное в крови столько раз, что само побагровело навечно – открытой раной, вывернутой наизнанку, сплошным куском темно-красного мяса было оно. Удлинились и покрылись жесткими волосами его конечности, появились темные пластины когтей, от пухлых губ ничего не осталось – рот превратился в черный разрез, вспоротый лезвием; черты лица огрубели, стали еще более плотоядными. Глаза лишились радужки и полностью потемнели, двумя большими черными бусинами, практически не отражающими свет, они запали в глубоких темных ложбинах под выступающими дугами бровей. Морщины повсюду, но мимика та же самая. Все так же много волос на голове, но стали они еще гуще, длиннее и темнее. Как будто прежнего Яна хорошо загримировали для роли… Но это был не Ян и не грим… Это воплощение мирового зла горделиво стояло перед Фаиной, поражая воображение фактом пребывания здесь.
Она хотела задать вопрос, но боялась услышать его истинный голос, ибо знала, что это будет уже не тот привычный голос ублюдка соседа, который изводил ее своими выходками. Ян ничего не говорил, он стоял перед нею так, как преступники стоят перед жертвой или свидетелем, который должен их опознать. Не шевелясь, не дыша, всматриваясь в ее эмоции, в то, как выражения ее лица менялись одно за другим. Ожидал реакции, которой стоило ждать от любого человека в здравом рассудке. Но ведь перед ним была его Фаина, а не любой другой человек. Любые ожидания на ее счет не оправдывались.
– Разве это может происходить… в реальности?
– Что есть реальность? – спросил он, заставив девушку вздрогнуть, и приподнял верхнюю конечность, чтобы содрать с четко выступающих ребер остатки человеческой кожи. Сложно было назвать это рукой в человеческом понимании, но и до лапы животного не дотягивало. Что-то третье, чему люди не придумали названия, потому что никогда не видели.
– Ты был человеком когда-то?
– Нет. Но задуман по вашему подобию. Чтобы люди могли воспринимать таких, как мы.
– Таких, как вы… много?
– Фаина… – то, что прежде было Яном, шагнуло к ней, протягивая длинные пальцы, увенчанные внушительными когтями, но девушка не отступила. – Ты не выглядишь испуганной. Почему?
– Потому что я уже видела все это… пусть и частично. Ты подготовил меня.
– Да. Это был не сон. Ты это знала. Тебя оказалось сложно провести.
Его новый голос был все так же глубок и низок, но теперь он расслаивался на отдельные звуковые потоки, и казалось, что синхронно говорят несколько мужчин в разных частях комнаты, а не чудовище, одновременно похожее на разделанное человеческое тело, прямоходящего волка, козла, дракона и кого-то еще…
– Я потерял равновесие в тот день. Из-за тебя. Ты всегда его нарушала, но разве могу я винить тебя в этом?
– Никто не должен никого винить. Как я могу называть тебя? – тихо спросила Фаина.
– Зови, как тебе хочется. Ян – всего лишь сокращение моего истинного имени, неподвластного человеческому слуху. Его самый ближайший аналог в вашей речи – Янхъяллагорентагн. Но, предполагаю, это слишком долго.
– Янхъяллагорентагн, – без запинки повторила Фаина, с восхищением осматривая его, силясь постичь все и сразу в этом новом теле, которое ей хотелось ощупать и исследовать.
– Готов поспорить, твое отношение ко мне теперь не тождественно тому, каким оно было, когда я только вошел в эту комнату.
Фаина приблизилась вплотную и осторожно коснулась его груди, как будто та могла ударить током. Кожа плотная, жесткая. Ороговевшая. Почти как древесная кора. Местами в темных узелках-звездочках, как будто язвы или лопнувшие сосуды. С трудом она перевела взгляд на его «лицо», нависшее над нею гипертрофированной гримасой с черными глазами и такими острыми скулами, подбородком и носом, что о них можно было рассечь бумагу.
– Вот он я, Фаина. Истинный. Первозданный. Скажи что-нибудь.
– Почему же ты раньше мне этого не показывал? – нахмурилась она, робко поглаживая его угловатое плечо с костяными наростами, словно раньше к нему крепилось что-то… вроде тяжелого кожистого крыла. И впоследствии было вырвано с мясом.
– Берег твою психику, – угрюмо ответили ей и отвернулись. – Люди любят таких, как Ян, но не таких, как я. Ты чуть не сошла с ума, в первый раз увидев мое превращение.
– С тех пор много воды утекло.
Фаина подняла руки и дотянулась до лица Янхъяллагорентагна, чтобы направить смолянисто-черный взгляд на себя.
– Думаешь, для меня хоть что-то изменилось? – зашептала она горячо, почти срываясь на всхлипы. – Ты по-прежнему мой Ян, а я твоя Фаина. Ты все тот же, только в другом обличии, ну и что? Я ведь всегда понимала, что под привлекательной маскировкой кроется нечто ужасное. Всегда обожала то, что томилось внутри тебя и изредка вырывалось наружу. Истинная сущность, вязкая и темная, словно сам страх. Она проглядывала в твоих глазах, проскакивала в речи, повадках и движениях… Я не могла не замечать ее. Она очаровывала.
Трудно было читать эмоции на его новом лице, и Фаина скорее ощущала, чем видела, что он встревоженно слушает ее, но ему определенно нравится то, что он слышит.
– Очаровывает и сейчас, когда я вижу тебя без… маскировки.
Больно закусив губу, чтобы привести себя в чувство и не потерять реальность, Фаина обошла его по кругу, заставив настороженно оглядываться. Он был прекрасен в своем уродстве в той же мере, в какой Ян был привлекателен в своей животной сексуальности.
Настоящая эстетика отвратительного.
Завершенный образ.
Мертвая энергия в каждом движении, очарование самой смерти.
Зло, нашедшее себе форму и подходящую плоть.
Янхъяллагорентагн.
– Ты не испугана, – произнес он, как будто сам только что это понял. – И тебе не противно видеть меня.
– Глупости. Неужели ты ожидал от меня такой примитивной реакции? Ты все еще тот самый Ян, которого я знала все это время. Только теперь немного более… настоящий. Мне нравился тот, кто прятался внутри. Вот, почему я долгое время не могла запомнить твою человеческую внешность… только кусками. И вспоминать, как ты выглядишь, было противно и тяжело.
– Ты не боишься меня.
– Напротив, я… полностью и бесповоротно одурманена тем, что ты позволил мне увидеть. Может, я и больна. Но мне это нравится.
Ян был ошеломлен, но еще большее удивление он пережил, когда Фаина стала трогать его. Трогать повсюду. С дотошностью хирурга она ощупывала его новое, неповоротливое мощное тело, жесткокожее, местами ороговевшее, с наростами и язвами, неестественными изгибами костей… со всем тем, что наблюдать человеческому глазу противно.
Фаина вновь изумляла своей несхожестью с остальными, перед кем Яну доводилось обнажать
