Я, Аннабидуг, любящий бога Ану и служитель его, впервые сидел рядом со жрецами среди старейшин. Быть может кому-то из царского рода место умастителя священного сосуда покажется низким. Но человеку, рожденному на глиняном полу в убогой хижине на краю города возможно ли было мечтать о большем.
Прежде люди жреческого сана казались мне великими мудрецами, носителями тайных познаний. Теперь же, находясь рядом с ними, я удивлялся сколь наивны и глупы были многие из них.
Наперебой они стали давать советы Гильгамешу и советы их тоже были глупы и наивны.
Один требовал, чтобы Энкиду переносил через овраги на руках Гильгамеша.
Другой советовал на каждом ночлеге рыть новый колодец и возливать воду Шамашу.
Третий говорил о том, чтобы при каждом шаге Гильгамеш помнил про Лугальбанду.
Если бы они знали о пророчестве, которое получил Гильгамеш! Разве такие они давали бы советы! :
Я же молчал. Что мог сказать полезного я, недостойный, своему царю!
- Энкиду, ты знаешь лесные проходы и повадки чудовища, иди же повсюду первым! - напутствовали они.
- А ты, Гильгамеш, на свою силу не надейся, зорко гляджи, будь всегда осторожным, - говорили другие.
- Мы, старейшины города, поручаем тебе нашего царя. Охраняй его днем и ночью, - так порешили все.
Народ Урука уже давно разошелся, площадь опустела, оставались лишь мы.
Когда же, попрощавшись с Гильгамешем, расходились и жрецы со старейшинами, такой услышал я нечаянно разговор двух старцев.
- Как видно, Шамаш не одобрил решение Гильгамеша, иначе царь поделился бы с нами словами пророчества.
- Я тоже догадался об этом, но что делать, его не остановит уже ничто, а проводы героя на битву превращать в похороны не стоит. Лучше выглядеть дураком, чем быть предсказателем горя.
"Несчастный Аннабидуг! Вот кто на самом-то деле наивен и глуп! - подумал я про себя, услышав этот разговор. - Старцы же намного умнее тебя и опытней!"
А в это время Гильгамеш посреди пустой площади обернулся к Энкиду.
- Быть может, великая царица, всезнающая Нинсун поможет нам. Друг мой, пойдем в Эгальмах.
* * *
- Друг мойб пойдем в Эгальмах, - сказал Гильгамеш Энкиду.
Слуги унесли оружие. Их было много. Еше прежде Гильгамеш проверил остроту и мечей и топоров. Все это вооружение он собирался нести лишь вдвоем с Энкиду.
- Пойдем же к великой царице, Нинсун поможет нам, повторил он.
Взявшись за рукиб они вошли в храм, где уже много лет стояли тишина, покой и печаль.
Сколько уж раз входил сюда Гильгамеш, но всегда чувствовал он в сердце своем волнение и робость.
Царица поднялась им навстречу.
- Знаю, зачем вы пришли ко мне, но ответь, сын, хорошо ли ты обдумал свой план? Тверд ли ты в своем решении?
- Если не я, кто же еще сразится с Хумбабой? Потому решение мое твердо.
- Какой же помощи ты ждешь от меня, сын мой? Я всего лишь слабая женщинаб которую боги задержали на земле, чтобы закрепить в памяти людей дела твоего отца.
- Я просил помощи у великого Шамаша, но ответ его мне показался странным. Быть может он был занят своими делами и не услышал моей мольбы. Тебя же он выслушает всегда. Тот, который помогал Лугальбанде, не отвернется от его вдовы. Прошу тебя, о царица, облачись в одежды, достойные этого важного мгновения и поставь кадильницы Шамашу. Одна надежда у нас: услышав тебя, великий бог согласится нам помогать.
- Я исполню то, о чем ты говоришь, - печально ответила Нинсун, - ждите здесь.
Она удалилась в свои покои. Там, увлажнив тело мыльным корнем, смыла с себя все суетное, нечистое. Лишь чистый телом человек мог обращаться к богам.
Новые одежды из тонкого хлопка, пахнущие ароматами степных трав, набросила она на себя и перепоясала широкой лентой. Потом надела лучшее свое ожерелье, золотую корону на голову и, окропив перед собою пол чистой водой, поднчтой из царского колодца, начала медленное восхождение по узким каменным ступеням на плоскую крышу храма, мысленно повторяя слова заклинаний, тех, что были известны одной лмшь ей, хранительнице тайн царского рода.
Выйдя на площадку, она подожгла ароматные травы, угодные богам, протянула руки к тому, кто заканчивал дневной путь и собирался на отдых.
- Подожди же, великий Шамаш, не спеши покидать небо, выслушай ту, что сохраняет в этом городе память о любезном тебе герое. По твоей воле мне был дан в сыновья Гильгамеш! По твоей воле было вложено ему в грудь беспокойное сердце. Ты зажег его искрой отваги! И теперь сын мой не успокоится до тех пор, пока не изгонит все злое, что, я знаю, ненавистно и тебе. Помоги же ему, как ты помогал его отцу! А когда уйдешь ты на покой после дневного пути, передай его стражам ночи, пусть и онм оберегают моего сына! О, великий Шамаш! Как узнать мне, услышал ли ты мою мольбу? Возможно ли мне быть спокойной за того, кому не дает покоя могучее сердце! Не уходи, задержись, дай ответ! умоляла всеведающая Нинсун, опустившись на колени перед великим богом.
Бог уже почти ушел с неба, освещая его лишь несколькими лучами. И внизу, под нею темнел, исчезал в сумерках весь город Урук.
Но в последнее мгновение великий бог ответил царице. Его луч, единственный луч пересек поднебесное пространство, отразился от медного круглого зеркала, стоявшего на крыше храма и осветил во всем городе лишь вход в покои ее сына, Гильгамеша. В то же мгновение Шамаш исчез окончательно и луч погас.
Боги еще и потому велики, что всегда найдут способ, которым нужно ответить людям.
- Сын иой, и ты, Энкиду, отправляйтесь спокойно в путь, - устало, но твердо объявила всеведущая царица Нинсун. - Отец твоих предков, Шамаш, услышал мои молитвы. А тебя, Энкиду, прошу хранить моего сына. А чтобы и ты вернулся живым и здоровым, хочу надеть на тебя талисман, который не раз сохранял жизнь нашим предкам. Я объявила перед великим богом, что ты посвящен Гильгамешу. Да сохранит он вас обоих в этом походе. Идите же, вам надо собраться. Я жду вас с победой.
* * *
- Я жду вас с победойб - сказала полубогиня.
И едва Шамаш собрался в дневной свой путь, как в свою дорогу вышли и два богатыря.
Быстрее любого из скороходов двигались они по степи. И с каждым шагом веселее становился Энкиду.
- Друг мой, о чем поешь ты свои песни без слов? спросил, наконец, Гильгамешю
- Я пою их о травах и ветрах, обо всем, что вижу кругом. Мой дом - моя степь и здесь я снова чувствую свои силы. Теперь я стал смелым, как ты, и не буду бояться Хумбабу.
В полдень рядом с небольшой низиной, где вокруг солоноватого озера росли колючие кривые деревья, они сделали привал, съели по лепешке с сыром, запили водой, нагревшейся в мехах.
Вечером в другой низине они остановились на ночлег. Но перед тем, как Шамаш отправился на покой, Гильгамеш успел выкопать небольшой колодец длинным своим мечом. Энкиду тоже помогал ему, но удивлялся: неужели великому богу недостаточно воды из высыхающего озерца, зачем ему обязательно из глубины земли.
- Мы и живем лишь для того, чтобы радовать богов, объяснил Гильгамеш. - Иначе бы они не создали людей. И в благодарность за то, что боги подарили нам жизнь, мы должны отдавать все лучшее, что есть на земле. Зачем же я буду, обращаясь к своему предку, кропить землю тухлой водой, если могу достать для него прохладную, свежую?
Добыв сладкую воду из-под земли, окропив вокруг себя ею землю, Гильгамеш обратился к Шамашу с тайной молитвой. Он благодарил бога и просил помогать и дальше. Лишь немногие посвященные в Уруке - главные жрецы да царь знали слова, приятные богам.
Энкиду в это время бродил поблизости, собирал траву для ночлега. И когда стемнело, они заснули на постели из трав, укрывшись плащами. Но чуток был сон героев.
* * *
Но чуток был сон героев.
Среди ночи вскочил Гильгамеш, и Энкиду тоже быстро поднялся.
- Друг мой, ты не звал меня? Отчего я проснулся? спросил Гильгамеш.
- А разве не ты меня звал? - удивился Энкиду.
- Да, это я вздрогнул во сне. Ко мне приходило странное видение. И так смутно теперь мне, так тяжело! Мне приснилось, будто я окружен степными быками, огромными турами. Я боюсь их и не могу с ними схватиться, потому что лежу, словно младенец без сил. Туры же смотрят на меня издалека и словно хотят что-то сказать. А потом неизвестно чья рука протянула мне воду в мехе, я стал пить ее и вздрогнул. Вот отчего я проснулся. Быть может сон этот мой - пустое видение, но если он послан богами, как мне его понять? Была бы здесь мать, всеведущая Нинсун, она бы нам объяснила.
- Скажи, а не было ли там огромного тура, который бы выделялся из всех. И такого, что слушались бы его все остальные? - спросил Энкиду.
- Как ты догадался? - удивился Гильгамеш. - Именно такой и был, теперь я ясно его вспоминаю. На него оглядывались все, а он, большой, как гора, смотрел на меня издалека и словно хотел что-то сказать.
- Люди напрасно думают, что зверям не снятся сны. Когда я жил со стадом антилоп, я часто толковал сны и львам, и тиграм, и диким ослам - онаграм. Антилопы же только и спрашивали меня о своих снах. Эта простая мудрость, скрытая от людей, мне подвластна. Слушай же, друг мой, я объясню тебе твой сон, проговорил Энкиду и спокойно сел на постель из травы. - Садись рядом и радуйся. Я не зря спросил тебя о громадном туре. Этот степной бык - сам твой великий предок, Шамаш, которого ты молил о помощи. Он и ночью охранает тебя, потому - напрасно твое беспокой ство. А водой из меха тебя напоил другой твой предок и бог, твой отец Лугальбанда. Поэтому успокойся и спи без тревог. Я же посижу рядом, буду сторожить твой сон. А с утра мы продолжим свой путь.
