Болеслав Маркевич - Княжна Тата

Ночью, часу въ двѣнадцатомъ, Александръ Андреевичъ Скавронцевъ вышелъ изъ флигеля своего въ садъ подышать воздухомъ. Онъ тотчасъ послѣ обѣда велѣлъ осѣдлать себѣ лошадь и поскакалъ на ней въ степь, откуда, измучивъ бѣдное животное бѣшеною, безцѣльною скачкой, вернулся часа черезъ два и у въѣзда въ Большіе Дворы наткнулся на выѣзжавшаго Бахтеярова. Молодой генералъ сидѣлъ въ коляскѣ, присланной за нимъ изъ Соковнина, и со странно озабоченнымъ, какъ показалось Скавронцеву, лицомъ глядѣлъ на кучера своего и деньщика, суетившихся около одной изъ пристяжныхъ четверки, перекинувшей ногу черезъ постромку. Александръ Андреевичъ машинально пріостановилъ свою лошадь и замѣтилъ, что "постромки коротки". Пришлось отпустить ихъ.

— Cara patria! Нашъ вѣковой неурядъ вездѣ и во всемъ! сказалъ досадливо усмѣхаясь Бахтеяровъ, учтиво въ то же время отвѣчая на короткій поклонъ Скавронцева.

— Некому видно присмотрѣть у нихъ тамъ! отвѣтилъ на это неопредѣленно и не сейчасъ старый гвардеецъ, глядя не на него, а на испуганно дрыгавшую ногой пристяжную.

— Славный у васъ конь! замѣтилъ черезъ нѣсколько времени генералъ.

— Дда, молодой… шестой годъ, небрежно проговорилъ на это тотъ.

Кучеръ справившись полѣзъ на козлы.

— Позвольте попросить васъ, заговорилъ опять Бахтеяровъ, — передать князю Можайскому, что еслибы мнѣ какъ-нибудь нельзя было на возвратномъ пути заѣхать къ нему (я черезъ три дня долженъ быть въ Одессу, а оттуда въ армію), я прошу его и почтенную его матушку извинить меня и принять искреннюю мою благодарность за ихъ добрый пріемъ.

Александръ Андреевичъ открылъ большіе удивленные глаза, хотѣлъ что-то спросить, но не спросилъ, а только поклонился въ знавъ того, что "не примину, молъ, исполнить…"

Генералъ въ свою очередь поднесъ руку въ своей бѣлой походной фуражкѣ… Коляска покатила.

"Задача!" со странною смѣсью любопытства, какой-то глухой радости и стыда за эту радость, говорилъ себѣ Скавронцевъ, очутившись у себя дома и шагая обычнымъ своимъ быстрымъ шагомъ вдоль комнатъ, тускнѣвшихъ въ предвечерней мглѣ:- "на объявленнаго жениха далеко не похожъ, да и возвращаться даже, очевидно, не намѣренъ… Сорвалось у нихъ опять что-ли?…"

Онъ вдругъ, какъ бы не совладавъ съ хаосомъ давившихъ ощущеній, опустился на диванъ, закинувъ обѣ руки за голову и судорожно прижмуривъ глаза. Онъ просидѣлъ такъ безмолвно и недвижно до самой ночи.

Нарождавшійся мѣсяцъ слабо свѣтилъ на поблѣднѣвшемъ небѣ. Старые клены, точно шевеля пальцами, мѣрно шуршали своими широкими листьями. Соловей, какъ бы нехотя, прерываясь и обрывая, урчалъ гдѣ-то въ чащѣ…

Въ домѣ, повидимому, все спало, только въ верхнемъ этажѣ, въ кабинетѣ Анатоля, выходившемъ напротивъ флигеля "главноуправляющаго", виденъ былъ еще свѣтъ.

Александръ Андреевичъ, проходя мимо, безсознательно поднялъ голову и пріостановился. До него донесся говоръ двухъ голосовъ: словъ не слышно было, но онъ по звуку различилъ голоса Анатоля и его матери.

Они тутъ же смолкли, а черезъ нѣсколько мгновеній погасъ и свѣтъ въ кабинетѣ. "Княгиня ушла, онъ пошелъ провожать ее до спальни", сказалъ себѣ Скавронцевъ, проходя далѣе.

Его тянуло подъ окно Тата. "Что она, какъ?" хмурясь, упрекая себя въ "глупости" и то-и-дѣло пріостанавливаясь на пути отъ волненія, заливавшаго ему грудь, говорилъ себѣ Скавронцевъ…

Онъ замеръ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ ея балкона. Изъ глубины ближайшей комнаты, сквозь отворенную настежь дверь, пламя одинокой свѣчи добѣгало трепещущимъ лучомъ до длиннаго кресла, въ которомъ она, въ бѣломъ ночномъ пеньюарѣ, полулежала, блѣдная какъ и ея ткани, съ руками безжизненно опущенными на колѣни, устремивъ пронзительно глядѣвшіе впередъ глаза прямо на него, на Скавронцева…

Она слышала издали шаги его, она его видѣла, она словно ожидала его тутъ.

— Ну, что довольны? проговорила она прежде, чѣмъ онъ успѣлъ разглядѣть ее хорошенько, сообразить, притти въ себя…

Онъ поднялся къ ней на балконъ, остановился… Ноги его дрожали…

— Чѣмъ "доволенъ", что это вы? проговорилъ онъ въ смущеніи.

— А вы не знаете еще? отвѣтила она кроткимъ, желчнымъ смѣхомъ:- они вамъ еще не повѣряли, не плакали, не жаловались?..

— Я никого не видѣлъ…

— А я имѣла удовольствіе… Я просила ихъ оставить меня одну, не мучить… но братецъ, Анатолій Васильевичъ, счелъ долгомъ притти объясняться… и колоть, будто я сама… будто мало мнѣ всего этого униженія…

Голосъ ея оборвался; она глядѣла на Скавронцева сверкающими, злыми глазами:

— Онъ, изволите видѣть, все сдѣлалъ, все подготовилъ, "какъ всегда", какъ "всю жизнь свою", но я также, "какъ всегда", я сумѣла все разстроить, все испортить… Они десять лѣтъ, видите-ли, не могутъ съ рукъ меня сбыть; все такъ хорошо, умно подготовятъ и, не смотря на это, все каждый разъ обрывается по моей винѣ… Братецъ теперь рѣшительно отказывается отъ дальнѣйшихъ стараній; "il ne peut plus rien", онъ предоставляетъ меня моей "несчастной судьбѣ", "à mon triste sort", онъ такъ и сказалъ… Красиво, не правда-ли?… Я его попросила уйти… Еслибъ онъ не послушался, я побѣжала бы кинуться въ рѣку… Вы его видѣли? спросила она вдругъ.

— Кого, Анатоля?

— Нѣтъ, какъ отрѣзала Тата, — того?

— Мы встрѣтились, когда онъ уѣзжалъ… Онъ просилъ меня передать Анатолю его благодарность и прочее, если ему не случится самому быть у васъ еще разъ, молвилъ Скавронцевъ, не отрывая отъ нея взгляда;- онъ сказалъ мнѣ при этомъ, что черезъ три дня ѣдетъ обратно въ армію. Я, признаюсь, тутъ же подумалъ…

— Что я ему отказала и теперь, какъ два раза предъ этимъ? не дала ему договорить она и засмѣялась снова своимъ желчнымъ, судорожнымъ смѣхомъ. — Нѣтъ, онъ взялъ свое на этотъ разъ, онъ отомстилъ, скверно, жестоко, подло отомстилъ мнѣ, женщинѣ!.. Lizzy Баханская предваряла меня: "Gare à Méphisto!" говорила она. Онъ не умѣетъ прощать, этотъ человѣкъ, онъ… Онъ хорошо сдѣлалъ! неожиданно, голосомъ глубокаго отчаянія, отъ котораго перевернуло всю внутренность у Скавронцева, воскликнула она, — онъ нашелъ себѣ "тихую, ясную, голубоглазую" дѣвочку, которая, вѣроятно, никогда и не помышляла о такомъ счастіи и будетъ любить просто его, а не его "position sociale", не наслѣдство Соковнина… Онъ знаетъ, что у насъ это иначе ведется, что насъ воспитываютъ для того, чтобы мы сами молодость свою, умъ сердце, красоту умѣли предлагать au plus offrant…

Скавронцевъ глядѣлъ на нее, усиленно переводя дыханіе, съ мучительной тоской, съ безконечною любовью…

— Что же вы, молчите, воскликнула она съ гнѣвомъ, — развѣ у васъ словъ никакихъ на это нѣтъ?

Онъ какъ былъ, самъ не вѣдая, что дѣлаетъ, упалъ къ ея ногамъ, прижимаясь головою къ ея колѣнямъ:

— Что же мнѣ говорить? шепталъ онъ, весь дрожа въ какомъ-то водоворотѣ охватившаго его неотразимаго чувства;- я не знаю, что это за человѣкъ, что это за люди!… Знаю то, что еслибы былъ я на его мѣстѣ, такъ и схватилъ бы я васъ обѣими руками, прижалъ бы къ себѣ, не выпускалъ бы до самой смерти…

Голова его пылала полымемъ. Не помня себя, онъ охватилъ ея станъ, привлекая ее къ себѣ съ неудержимой уже страстью безумнаго желанія…

— И вы одни… одни любите меня на этомъ свѣтѣ! лепетала она разсѣянно и безмолвно, отдаваясь его дружескимъ поцѣлуямъ…

И вдругъ вспрянула, оттолкнула его всею силою своихъ рукъ:

— Оставьте меня, какъ вы смѣете… вы негодяй!…

На другой день, часу въ девятомъ утра, горничная княжны принесла. Александру Андреевичу въ запечатанномъ конвертѣ письмо слѣдующаго содержанія:

"Вы должны понять, что видѣть васъ, жить подѣ однимъ кровомъ, я не въ состояніи. Жду отвѣта."

Губы его чуть-чуть изогнулись въ горькую усмѣшку…

— Хорошо, спокойнымъ голосомъ сказалъ онъ горничной, разрывая какъ бы въ разсѣянности принесенную ею записку въ мелкіе кусочки, — скажите княжнѣ, что я уже велѣлъ запрягать лошадей и выѣзжаю черезъ полчаса, и всѣ ея порученія въ городѣ исполню аккуратно.

Анатоль Можайскій, очень удивившійся внезапному отъѣзду своего управляющаго, не предварившаго его объ этомъ ни единымъ словомъ, пришелъ въ совершенное недоумѣніе, получивъ отъ него дня черезъ три письмо, адресованное изъ города, въ которомъ проживала семья Александра Андреевича, и извѣщавшее, что онъ, Скавронцевъ, узнавъ, что правительство, "въ виду непріятностей, дѣлаемыхъ ему Беконсфильдомъ", намѣрено отправить "значительныя силы къ границамъ Индіи", рѣшилъ "попытаться военнаго счастія", то-есть поступить въ туркестанскую армію. При этомъ упоминалось въ короткихъ словахъ, что подробный отчетъ по управленію имѣніями, приготовленный къ пріѣзду хозяина, равно и состоящія по кассѣ суммы сданы главному конторщику Фирсову, въ чемъ и дана симъ послѣднимъ Скавронцеву прилагаемая къ письму расписка.

"Онъ съ ума сошелъ!" рѣшилъ Анатоль, — и въ тотъ же день покатилъ по желѣзной дорогѣ въ *** "отыскать и усовѣстить этого оригинала…" Но онъ его уже тамъ не засталъ…