прежними успехами на охоте. Рассказывали, были и небылицы. Сидели бы так до утра, но надо было ложиться спать. Вставать рано. Звери ждать не будут, их приучили подходить к кормушкам только рано утром. Если упустишь это время, хоть до ночи сиди — у кормушек уж никто не появится. В шесть утра всех подняли. Одевались медленно, с похмелья. Егеря вежливо всех подгоняли, помогая, кому одеться, кому ружьё и патроны правильно на себе приладить.
Наконец выдвинулись в лес. Главный егерь расставил охотников по нужным местам, и наступило томительное ожидание. Михаила поставили рядом с бухгалтером. Тощий, длинный, с бодуна он еле держал в руках своё ружьё. Прошло около получаса. Все соблюдали тишину. Бухгалтер заснул, прислонившись к стволу дерева. Неожиданно на полянку, к кормушкам, выскочили две косули. Главный егерь дал отмашку на стрельбу. Что тут началось. Все палили со своих направлений дуплетами.
Очень скоро всё было кончено. Изрешечённые косули валялись на снегу. Егеря направлялись к ним, чтобы погрузить добычу на сани. Охотники, громко разговаривая, делились впечатлениями. Стали собираться в обратный путь, радостно предвкушая ещё один питейный день, с водочкой, да под жареную на вертеле косулю.
Вдруг все услышали истошный крик: «Я нечаянно, я нечаянно!». Эти детские слова кричал бухгалтер. Он был без ружья. Все побежали в его сторону. Михаил лежал на снегу, на спине, без сознания. Из груди сквозь разорванный выстрелом тулуп сочилась кровь. Банально, глупо и просто.
А дело было так. Бухгалтер заснул. Когда начали палить по косулям, он с испугу нажал на курок и выстрелил прямо в грудь Михаилу. Расстояние было настолько близким, что дробь не разошлась веером. Рана была тяжёлой, но Михаил был жив. Главный егерь снял с него тулуп и быстро перевязал рану всеми бинтами, которые были в аптечке. Позвонили в МЧС, вызвали вертолёт.
Через два часа Михаил лежал на операционном столе. Сорок две дробинки чернели в поддоне после операции. Раненого поместили в реанимацию.
— Не жилец! — коротко произнес хирург. — Грудь вся прострелена. Лёгкие — как решето. Крови много потерял. Три дня подержим на аппаратах, а там посмотрим. Родственников подготовьте.
Прошло два дня. Ничто не изменилось. Как говорят врачи:
«Положительной динамики нет». Третья ночь в реанимации. Михаил очнулся. Кто-то тронул его ладонь. Он открыл глаза. Тихо урчали аппараты искусственного дыхания и кровообращения. Рядом сидел старик в белом халате, лысоватый, с бородой и со строгим взглядом.
— Вы кто, санитар? — чуть слышно спросил Михаил.
— Ну, для тебя, пускай, санитар, — ответил старик.
— Что со мной? — снова тихонько прошептал Михаил.
— Помираешь ты, Миш. Вот, что с тобою.
— А выжить нельзя?
— Нет, с такими ранами не живут. Это я тебе как специалист говорю. Чтобы
жить, эти раны залечить нужно.
— А как их залечить?
— Пообещай жизнь свою поменять, вот и вылечишься.
— А как же жить?
— По правде. Вот ты — заместитель губернатора, у тебя большие полномочия. Распределяешь по районам оборудование, лекарства и ещё много чего нужного и ценного. Как ты сейчас живёшь? Под себя гребёшь, вернее, под губернатора. Всё себе, а другим ничего. Вот выйдешь на работу, обещай всё по правде и справедливости распределить. Каждой сестре по серьге. Трудно тебе будет.
По правде жить — каждый день в бой ходить! Не выполнишь — опять заболеешь! Выдержишь, обещаешь?
— Обещаю, только не знаю, что делать.
— Узнаешь. Всему своё время.
— А как вы узнали, что мне помощь нужна?
— Бабка твоя, Лукерья, меня замолила: «Внучок погибает. Мы с тобой именем одного святого названы. Помоги!».
— Да бабка Лукерья сорок лет назад умерла. Мне пять лет было. Как она может за меня молиться?
— Запомни, у Бога нет мёртвых. Живые молятся за мёртвых, а мёртвые — за живых. А в итоге все живы. Поэтому, пока ты живешь, она знает и молится за тебя. А сейчас лечить тебя буду.
Старик пододвинулся к Михаилу. Положил две ладони с растопыренными пальцами к нему на грудь. Поток тепла пошёл от ладоней по всему телу. «Если бабушку звали Лукерья, значит, санитара зовут Лука — редкое имя», — последнее, что подумал Михаил и заснул. Когда он открыл глаза, было уже светло. Врачи стояли к нему спиной и что-то обсуждали, смотря на мониторы. Михаил тихо, но отчётливо произнес:
— Здравствуйте!
Врачи вздрогнули и обернулись. Они смотрели на Михаила, как на чудо. Придя в себя, хирург распорядился:
— Родственников из коридора домой отпустите. Отключения аппаратов сегодня не будет. У больного положительная динамика. Будем лечить.
Через месяц Михаила выписали, и он сразу с семьёй поехал на две недели в санаторий, в Крым, восстанавливаться после болезни. В один из дней отдыхающие поехали на экскурсию в Симферополь. Долго побродив по городу, они зашли в Свято — Троицкий собор.
Там Михаил чуть не потерял сознание, когда у мощей, на иконе СвятителяЛуки (Войно-Ясенецкий), исповедника, архиепископа Симферопольского, узнал своего спасителя — санитара. Вернувшись из отпуска, Михаил приступил к работе. Вскоре его вызвал губернатор:
— Ухожу в отпуск. Будешь вместо меня. Провернёшь одно дело. Из центра придёт эшелон с новой, современной медицинской аппаратурой для семнадцати областных поликлиник и больниц. Все оборудование переоформишь в нашу центральную поликлинику и городскую больницу. Всё современное должно быть в центре и для начальства. Правильно я говорю? А то устроили тут — каждой сестре по серьге.
«Это удачно он мне про сестёр с серьгами напомнил», — подумал Михаил, а сам радостно отрапортовал:
— Всё будет сделанов лучшем виде!
Губернатор уехал отдыхать на море, за границу. Пришёл эшелон. И все семнадцать поликлиник и больниц получили всё, что им предназначалось. Михаил лично контролировал монтаж аппаратуры. Привлёк прессу и местное телевидение. Сколько радости увидел он на лицах врачей. На душе было легко. Он жил по совести, по правде. И совершенно не боялся будущей разборки. Оборудование было смонтировано и запущено в работу. Осветил это в прессе и на телевидении. Отослал отчёт в центр. После такой рекламы никто обратно ничего уже не вернёт.
Вернувшись из отпуска, губернатор первым делом вызвал Михаила к себе. Войдя в кабинет, Михаил услышал раздражённый начальственный окрик:
— Всё вернуть в центр, иначе ты уволен!
— Заявление об уходе у меня в руках, кладу Вам на стол, — спокойно, но решительно заявил Михаил.
— Ты чего смелый такой стал. Кто тебя прикрывает?
— Санитар.
— Это что, псевдоним столичного бонзы, может министерского, а может ещё выше — кремлёвского?
— Ещё выше.
— Выше только небо!
— Вот он оттуда и есть. Напоследок: возвращать ничего из оборудования вам не советую.
— А то что?
