– Та-ак, – сказал, – товарищи! Вопрос требует самого напряжённого обсуждения. Он постановлен расплывчато и неконкректно. Мы не видим плана реоганизации. Надо его раскритиковать как следовает… Мы реоганизуемся, пожалуйста, но чтобы был максимум пользы и чтоб мы не потеряли своего удельного веса.
– Вы сами, товарищ, говорите конкретно, а не лишнее! – стал подправлять Богданов. Эти речи, он знал, нельзя запускать.
– Чего неконкректно? – стал сбиваться оратор. – Если, например, три депутата от завода уже есть, а надо выбрать ещё один, так будет четыре? А если от одного завода сразу восемь, и говорят одно и то же, так не лучше ль их сократить, а на их место других добавить?
– Чего сократить! Кого сократить! – возмущённо закричали из зала, это от крупных заводов. – И сбили оратора. Он ещё поблукал языком и ушёл. Когда само собрание прогоняет ораторов – тогда председателю и вести легче.
Второй вылез с Лангезиппена, тоже, видно, умелец поговорить:
– Да, товарищи! Как и для чего – это вопрос очень сурьёзный. Когда начиналась революция – так и всё делалось кое-как. А Исполнительный Комитет – он есть теперь законодательный комитет. А не только здесь, но и по всей России оказывается давление со стороны остатков тёмных сил. Старая власть местами ещё существует, ого! Вот я, например, узнал: в Великих Луках земский начальник ещё и сегодня арестовывает. Мы находим, что три тысячи депутатов – это много? но, товарищи, и выходов много. Учредительное Собрание вот недалеко – а на местах нигде нет передового элемента. А в Петрограде этого элемента как раз очень даже много. И мы можем часть существующего нашего Совета отделить и разослать по провинциям, чтоб они организовывали массы к Учредительному Собранию. Мы вынесли на себе тяжесть революции – и нам теперя надо взять на себя пропаганду! На местах буржуазия небось работает, а мы почему-то ничего не делаем. Исходя из этого, я предлагаю: часть Совета командировать во все провинции для пропаганды. Докладчик сказал – в Малый Совет войдёт 500 человек, а нам остальным – куда? на улицу? И я предлагаю: рассыпаться нам по всей России!
Он покидал трибуну – уже заспорили на местах, соседи с соседями. Многим показалось заманно, другим неохота из Питера уезжать.
Ох, трудна ты, работа головы! Ох, трудно пробиться, весь хлам прокидать: чего же именно правильно?
И с трибуны очередной тоже сетовал, отирая серый лоб:
– Вопрос, товарищи, сложный. В пять минут его никак решить нельзя. В этом зале, в Думе, самый сраненький вопрос и обнаковенно обсуждался по нескольку дней. А теперь – вся Россия к нам прислушается, ибо должен быть один центральный орган. Исполнительный Комитет должен был проект соопчить нам заблаговремённо, а не этак сразу на голову кидать. Мы так уразуметь не поспеем. Да по какой категории избирать-то будем? Значит, один Совет у нас будет правильный, а другой неправильный?
А сразу за ним – полез конторщик с Айваза с выложенной у кармана цепочкой часов, слышали его в Совете, не раз. Так и заявил сразу громко наотрез:
– Нет, товарищи! Я хочу указать на замечание товарища Богданова, что наши решения просто принимались поднятием рук. Это неверно, они принимались вполне сознательно. Никто решений Совета не опротестовывает – значит, работа ведётся правильно. А если это так – то к чему нам меняться? Теперь я перехожу к существу вопроса, что якобы Совет продуктивно работать не может, и предлагают схему реорганизации. Я не согласен. Да, у нас около трёх тысяч человек, и возможно, будет расти до пяти тысяч. А Малый вырастет до семьсот, это не парламент? А что же будут делать наши три тысячи человек? Только ждать торжественного случая? Это – опять не решение. Вот товарищ с Лангезиппена наметил выход, и он мне рисуется приемлемым. Сократим Совет до пятьсот-шестьсот человек – но и остальных оставим в звании, только поручим им: подтянуть к нашему сознательному уровню обширные области страны. Выплатим командировочные – и пусть едут, возглашают. Многие по России не знают, что в Петрограде творится, – и надо им это показать. Это даст – колоссальнейшую пользу! Итак, одна часть осталась бы здесь, а другая поехала бы. У нас тут, однако, разные взгляды, и вот, чтобы понести всё одинаково, надо выработать план. А если сделать, как предлагает Богданов, то положительного результата мы не получим. Мы бы, значит, топтались тут, на месте, а там бы, на местах, шла работа тёмных сил? Временное правительство с этим мирится, но мы должны добиваться своего. На местах есть тёмные массы – и тогда мы убили бы сразу двух зайцев: и здесь бы сократили бы количество депутатов – и страну бы подготовили к восприятию великих реформ.
Так, самодельно и неожиданно, повернул Совет весь вопрос. Но не для того был поставлен ловкий председатель-докладчик, и он загремел, опоминая зал:
– Предыдущие товарищи говорили не по существу. Нам надо – усилить, укрепить Совет рабочих, а не усылать его в провинцию, не подменять всероссийской проблемой. – То есть он хотел им намекнуть, что надо увеличить рабочих за счёт солдат, но об этом никак нельзя сказать прямо вслух, дойдёт до солдат. – Давайте говорить о Малом Совете.
Но не взял их с наскоку сразу к голосованию, теперь забарахталось трудней. За время трёх-четырёх ораторов стали рабочие – опоминаться, в затылках расчёсывать, друг с другом обменялись из ряда в ряд: да нет, тут дело нечисто! это ведь нас разогнать хотят.
И вылез длинный хитрый черноусый дядька со Старого Парвиайнена, обопёрся об трибуну хорошо и повёл так:
– Я – с другими говорившими тут не согласен. Как это: Совет слишком большой – давайте выбирать других? Как это: Совет – уменьшить, а Большой – для торжественного случая? Это не выдерживает критику. Значит – мы годны только для парада? Я не думаю, чтоб свобода была настолько упрочена, – и нам расходиться ещё рано, – как это: выбирать других? Теперь настроение масс опустилось и начинают действовать нежелательные силы, и если новые выборы – то только ухудшат состав Совета. И получится мнение, что мы были – не совсем подходящий елемент? И что ж будет делать дальше Совет? У меня такое предложение: если от какой фабрики двадцать депутатов – ну, можно сократить. Хорошо, выберем пятьсот человек, но из нашей здешней среды. Но и Исполнительный Комитет – тогда тоже заново. Из этих пятьсот выберем.
– Этого – не допустим! – застучал Богданов кулаком. – Ещё чего? Кто не доверяет нашему Исполнительному Комитету – пусть организуется сам на стороне, как хочет. А наш Исполнительный Комитет – избран этим Советом.
Богданов лишил оратора слова, дядька не хотел уходить.
– Почему говорить не даёте? – загудели.
– Круто загибаешь – оглоблю сломаешь!
Но тут близко сразу несколько с вытянутыми руками совались к трибуне – и как угадать полезного? Богданов отметил одного – опять вида приказчичьего или конторского.
Этот подвижный завертелся на трибуне, поспевая убеждать во все стороны:
– Товарищи! Мы с вами – люди подполья! А наш Совет организовался во время стихии. А если сделать теперь новые выборы – то в Совет придут люди, которые будут звать «воевать до победы».
Застучал над его головой уже недовольный Богданов, и с мест орали с разных, – но и конторский не растерялся, а продолжал виться:
– А сила перейдёт от Большого Совета к Малому? Нет, товарищи, мы явились сюда не для реорганизации, а – организовать разбитую Россию, и для этого нужны строители.
– А сам – кто? – глушил Богданов, сбивая.
– Я сам, товарищи, пожалуйста, фармацевт. Здесь много служащих. Раньше мы, служащие, были отделены от рабочих, а теперь мы слились. И цель Совета Рабочих и Солдатских Депутатов – это контроль над Временным правительством. А между тем министр просвещения остался совсем без контроля, вы обратите ваше внимание! А нам говорят – разойтись? Нет, товарищи, делать государственное дело нужен инструмент – а нам говорят: разойтись? Здесь, в этом здании, была холопская Дума, а у нас новое настроение, мы хотим организоваться, а нам говорят – реорганизоваться?
Наступил общий шум – от богдановского стука и горла и встречно от зала, как и раньше на Советах бывало: ораторов на трибуне оказалось сразу двое, и по ступенькам подпирали двое, а по всему залу ещё вставали и говорили окружающим. Совет расколыхался, окончательно поняв, что его обманывают и хотят разогнать. Кричали и грозили кулаками Богданову – но и он смело кричал:
– А я вас не боюсь!
Но сам-то уже понял, что не справился, что прения проиграны и надо не голосовать, а откладывать на следующий раз.
Десять-пятнадцать минут покричали, разрядились, угомонились – выбрал Богданов на глаз и дал слово белокурому парню с Трубочного.
– Я высказываю против посылки нас на места. Это значит – распылить силы, а нам надо быть в единении. Такая посылка будет громаднейшим ущербом. Чтобы не был громадный состав – так Малый надо выбирать из нас же, зачем же со стороны ещё набирать? А если уж со стороны – так пусть Малый Совет будет со всей России, ото всех разных городов и губерний. А то ведь нас и так считают Всероссийским – так вот. Не нам туда ехать – а пущай сюда едет провинция. Мы, Петроград, своё дело и сделали – теперь пущай делает провинция!
