Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{02357}

сказал робким, нежным возгласом: "Не узнаю!" Когда же я назвал свою фамилию, он еще раз обнял меня и сказал: "Теперь припоминаю". Хороший человек! Будучи у него, выпил и закусил, потом же и за проферансишку сели по одной десятой. Во многих видах и разных манерах объяснял он мне про заграницу и много смешил меня игривым описанием смешных немецких нравов. Но наука, говорит, у немцев далеко пошла. Показывал мне также картину, купленную проездом через Италию, изображающую женского пола одну особу в странной, неприличной одежде. Видел я и Машеньку. Была в богатом платье розового цвета с прочими украшениями драгоценного свойства. Тебя она помнит и даже прослезилась глазами, когда о тебе спрашивала. Ждет от тебя письма и благодарит за память и чувства. Ты пишешь, что имеешь практику и деньги! Береги, душенька, деньги и веди себя умеренно и воздержно. Я, когда будучи в молодости, предавался сластолюбивым излишествам, но кратковременно и воздержно, и все-таки каюсь. Засим благословляю и желаю всего лучшего. Твой дядя и доброжелатель Анисим Гречнев. Р. S. Пишешь ты хоть непонятно, но очень заманчиво и красноречиво. Показывал твое письмо всем соседям. Прочитавши его, сочли тебя как бы сочинителем, так что даже сын отца Григория, Владимир, переписал его с тем, чтобы послать в газету. Показывал его также Машеньке и ее мужу, немцу Урмахеру, за которого Машенька вышла замуж в прошлом годе. Немец прочел и похвалил. И теперь я всем показываю твое письмо и читаю. Пиши еще! А икра у Мурдашевича очень вкусная.

{02358}

Лежит она, эта книга, в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги. Ключ от конторки "хранится у станционного жандарма", на деле же никакого ключа не нужно, так как конторка всегда отперта. Раскрывайте книгу и читайте: "Милостивый государь! Проба пера!?" Под этим нарисована рожица с длинным носом и рожками. Под рожицей написано: "Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет. Я - морда твоя". "Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин". "Кто писал не знаю, а я дурак читаю". "Оставил память начальник стола претензий Коловроев". "Приношу начальству мою жалобу на Кондуктора Кучкина за его грубости в отношении моей жене. Жена моя вовсе не шумела, а напротив старалась чтоб всё было тихо. А также и насчет жандарма Клятвина который меня Грубо за плечо взял. Жительство имею в имении Андрея Ивановича Ищеева который знает мое поведение. Конторщик Самолучшев". "Никандров социалист!" "Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка... (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки... (далее всё зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев". "В ожидании отхода поезда обозревал физиогномию начальника станции и остался ею весьма недоволен. Объявляю о сем по линии. Неунывающий дачник".

{02359}

"Я знаю кто это писал. Это писал М. Д.". "Господа! Тельцовский шуллер!" "Жандармиха ездила вчера с буфетчиком Костькой за реку. Желаем всего лучшего. Не унывай жандарм!" "Проезжая через станцию и будучи голоден в рассуждении чего бы покушать я не мог найти постной пищи. Дьякон Духов". "Лопай, что дают"... "Кто найдет кожаный портсигар тот пущай отдаст в кассу Андрею Егорычу". "Так как меня прогоняют со службы, будто я пьянствую, то объявляю, что все вы мошенники и воры. Телеграфист Козьмодемьянский". "Добродетелью украшайтесь". "Катинька, я вас люблю безумно!" "Прошу в жалобной книге не писать посторонних вещей. За начальника станции Иванов 7-й". "Хоть ты и седьмой, а дурак".

{02360}

(РАССКАЗ СТАРОГО ВОРОБЬЯ) Как-то раз в кабинете нашего начальника Ивана Петровича Семипалатова сидел антрепренер нашего театра Галамидов и говорил с ним об игре и красоте наших актрис. - Но я с вами не согласен, - говорил Иван Петрович, подписывая ассигновки. - Софья Юрьевна сильный, оригинальный талант! Милая такая, грациозная... Прелестная такая... Иван Петрович хотел дальше продолжать, но от восторга не мог выговорить ни одного слова и улыбнулся так широко и слащаво, что антрепренер, глядя на него, почувствовал во рту сладость. - Мне нравится в ней... э-э-э... волнение и трепет молодой груди, когда она читает монологи... Так и пышет, так и пышет! В этот момент, передайте ей, я готов... на всё! - Ваше превосходительство, извольте подписать ответ на отношение херсонского полицейского правления касательно... Семипалатов поднял свое улыбающееся лицо и увидел перед собой чиновника Мердяева. Мердяев стоял перед ним и, выпучив глаза, подносил ему бумагу для подписи. Семипалатов поморщился: проза прервала поэзию на самом интересном месте. - Об этом можно бы и после, - сказал он. - Видите ведь, я разговариваю! Ужасно невоспитанный, неделикатный народ! Вот-с, господин Галамидов... Вы говорили, что у нас нет уже гоголевских типов... А вот вам! Чем не тип? Неряха, локти продраны, косой... никогда не чешется... А посмотрите, как он пишет! Это чёрт знает что! Пишет безграмотно, бессмысленно... как сапожник! Вы посмотрите! - М-да... - промычал Галамидов, посмотрев на бумагу. - Действительно... Вы, господин Мердяев, вероятно, мало читаете.

{02361}

- Этак, любезнейший, нельзя! - продолжал начальник. - Мне за вас стыдно! Вы бы хоть книги читали, что ли... - Чтение много значит! - сказал Галамидов и вздохнул без причины. - Очень много! Вы читайте и сразу увидите, как резко изменится ваш кругозор. А книги вы можете достать где угодно. У меня, например... Я с удовольствием. Завтра же я завезу, если хотите. - Поблагодарите, любезнейший! - сказал Семипалатов. Мердяев неловко поклонился, пошевелил губами и вышел. На другой день приехал к нам в присутствие Галамидов и привез с собой связку книг. С этого момента и начинается история. Потомство никогда не простит Семипалатову его легкомысленного поступка! Это можно было бы, пожалуй, простить юноше, но опытному действительному статскому советнику - никогда! По приезде антрепренера Мердяев был позван в кабинет. - Нате вот, читайте, любезнейший! - сказал Семипалатов, подавая ему книгу. - Читайте внимательно. Мердяев взял дрожащими руками книгу и вышел из кабинета. Он был бледен. Косые глазки его беспокойно бегали и, казалось, искали у окружающих предметов помощи. Мы взяли у него книгу и начали ее осторожно рассматривать. Книга была "Граф Монте-Кристо". - Против его воли не пойдешь! - сказал со вздохом наш старый бухгалтер Прохор Семеныч Будылда. - Постарайся как-нибудь, понатужься... Читай себе помаленьку, а там, бог даст, он забудет, и тогда бросить можно будет. Ты не пугайся... А главное- не вникай... Читай и не вникай в эту умственность. Мердяев завернул книгу в бумагу и сел писать. Но не писалось ему на этот раз. Руки у него дрожали и глаза косили в разные стороны: один в потолок, другой в чернильницу. На другой день пришел он на службу заплаканный. - Четыре раза уж начинал, - сказал он, - но ничего не разберу... Какие-то иностранцы... Через пять дней Семипалатов, проходя мимо столов, остановился перед Мердяевым и спросил:

{02362}

- Ну, что? Читали книгу? - Читал, ваше превосходительство. - О чем же вы читали, любезнейший? А ну-ка, расскажите! Мердяев поднял вверх голову и зашевелил губами. - Забыл, ваше превосходительство... - сказал он через минуту. - Значит, вы не читали или, э-э-э... невнимательно читали! Авто-мма-тически! Так нельзя! Вы еще раз прочтите! Вообще, господа, рекомендую. Извольте читать! Все читайте! Берите там у меня на окне книги и читайте. Парамонов, подите, возьмите себе книгу! Подходцев, ступайте и вы, любезнейший! Смирнов - и вы! Все, господа! Прошу! Все пошли и взяли себе по книге. Один только Будылда осмелился выразить протест. Он развел руками, покачал головой и сказал: - А уж меня извините, ваше превосходительство... Скорей в отставку... Я знаю, что от этих самых критик и сочинений бывает. У меня от них старший внук родную мать в глаза дурой зовет и весь пост молоко хлещет. Извините-с! - Вы ничего не понимаете, - сказал Семипалатов, прощавший обыкновенно старику все его грубости. Но Семипалатов ошибался: старик всё понимал. Через неделю же мы увидели плоды этого чтения. Подходцев, читавший второй том "Вечного жида", назвал Будылду "иезуитом"; Смирнов стал являться на службу в нетрезвом виде. Но ни на кого не подействовало так чтение, как на Мердяева. Он похудел, осунулся, стал пить. - Прохор Семеныч! - умолял он Будылду. - Заставьте вечно бога молить! Попросите вы его превосходительство, чтобы они меня извинили... Не могу я читать. Читаю день и ночь, не сплю, не ем... Жена вся измучилась, вслух читавши, но, побей бог, ничего не понимаю! Сделайте божескую милость! Будылда несколько раз осмеливался докладывать Семипалатову, но тот только руками махал и, расхаживая по правлению вместе с Галамидовым, попрекал всех невежеством. Прошло этак два месяца, и кончилась вся эта история ужаснейшим образом.