охладевать к Мэтти.
Мэтти проводила утро, пытаясь найти Кита, у нее это не получалось, и она возвращалась домой примерить пять различных нарядов, каждый из которых был не хуже предыдущего, но никакой из них не был достаточно хорош для того, чтобы компенсировать пустоту, вызванную отсутствием Кита. Выбрав наконец что-то, она уделяла полчаса своим волосам – расчесывала их и стягивала в конский хвост, который казался вполне обычным, но на самом деле таковым не являлся. Потом ей приходило в голову, что шорты – совсем не то, потом она обращала свое внимание на обувь и врывалась в кухню в кроссовках, выбегала оттуда, возвращалась в шлепанцах, затем босая, в балетках, снова в шлепанцах, и так до бесконечности, словно обувь была ключом к сердцу Кита, и если она сообразит, что именно надеть, он будет любить ее так, как любил на прошлой неделе.
Вот только он не играл в эти игры. Однажды он не пришел ни на обед, ни на ужин. Головная боль, сказала Хоуп. Бедный мальчик. И Мэтти казалась не просто разочарованной, но опустошенной и серой, словно ее ударили.
На следующий день у него были дела. А потом он читал всю ночь и потому проспал весь день.
Следующим вечером, когда Кит наконец объявился, Мэтти избегала его и села между Алексом и Мэлом. Но это не сработало, поскольку она не справилась со своим озадаченным, обиженным взглядом, говорившим почему-ты-сторонишься-меня? и я-подорву-твою-уверенность-в-твоих-инстинктах. И этот взгляд выдавал в ней девушку, сомневающуюся в том, что она видит собственными глазами.
Иногда я ловила его взгляд на себе и испытывала кратковременный триумф. Он устал он нее, как я и предвидела. И мне оставалось только ждать. Чем больше Мэтти волновалась, тем равнодушнее становился к ней Кит, «забывал», что они должны встретиться, опаздывал на свидания и ходил на долгие прогулки с Мэлом («С Мэлом? Но почему он не пошел со мной?») или же приглашал кого-то еще, кого-то, кто не понимал, что его используют, скажем Алекса. А потом, когда Мэтти начала так сердиться и расстраиваться, что могла перестать обращать внимание на самовлюбленного, игнорирующего ее ублюдка, он представал перед ней с роковой улыбкой на губах, горящими глазами и низким голосом, обнимал за талию, утыкался носом в шею и вопрошал: «И где ты была?» – хотя прекрасно знал, где она была, и распинался на тему, скольких трудов ему стоило отыскать ее.
И Мэтти начинала придумывать ему оправдания: «Если бы у тебя была такая мать, то как бы складывались твои отношения с людьми?» и «Можешь не верить мне, но он странным образом невинен в отношениях с женщинами». В это действительно трудно было поверить, потому что Кит обладал многими самыми разными качествами, но невинность явно не входила в их число. «Он не похож на других мальчиков, – говорила Мэтти. – Он живет в воображаемом мире». Или – язвительно – мне или Алексу: «Ты не в состоянии понять такого чувствительного человека, как Кит».
– Ты спросила его, почему он не пришел ужинать прошлым вечером?
Мэтти отвела глаза:
– Нет.
– Почему?
– Я не могла.
– Почему не могла?
– Не могла, и все. И вообще, никто о нас не должен ничего знать.
Каждой живой душе в радиусе пятидесяти миль было все про них известно.
– Почему это?
– А разве неочевидно?
Я с минуту подумала и сказала:
– Нет.
Но она лишь покачала головой и ушла, а я осталась, озадаченная тем, что всего за несколько недель Мэтти превратилась в человека, не способного спросить Кита, почему он не пришел куда-то, хотя и обещал.
С другой стороны, я обнаружила, что его внимание направлено теперь на меня. Ничего конкретного, никаких обжиманий в чулане или поцелуев на лестнице. Но, подняв глаза, я ловила его обращенный на меня взгляд, и если я что-то тихо говорила, он один умудрялся расслышать мои слова и издавал короткий смешок.
Он словно говорил: Я знаю, что ты рядом. И мне интересно.
И, кроме того, был Хьюго, как всегда погруженный в себя, ни с кем не разговаривающий, вроде как здесь и в то же самое время не здесь. Наша с ним прогулка не способствовала возникновению дружбы, но между нами все-таки установилась некая связь, и на этом фундаменте можно было строить дальнейшие отношения.
Как-то раз он появился в доме днем, когда мне было особо нечего делать, и поначалу просто стоял, как привидение.
Ну что ж, старина Хьюго, не упусти своего шанса. Для начала будет достаточно и «Здравствуй!»
– Здравствуй! – сказал он свое коронное слово, блестяще начав разговор.
– Привет! – Ответа не последовало, и я сделала еще одну попытку:
– Что-то случилось?
– Твоя мама хочет, чтобы кто-нибудь нарвал к ужину фенхеля.
Кто угодно другой добавил бы: «Не хочешь мне помочь?» – но только не Хьюго, и я почувствовала несоразмерное случаю раздражение. Я молчала и ждала. Молчание, казалось, установилось на веки вечные.
– Не хочешь мне помочь? – наконец сподобился выговорить он.
– Конечно. – Я словно наградила собаку за то, что она выполнила команду «Сидеть!».
Хьюго вышел из дома, не удосужившись подождать меня, и я тяжело вздохнула. Мы пошли через низину, он впереди, на боку у него болталась холщовая сумка с ножницами. Прилив кончился, потому мы без труда нашли то, что требовалось, но мои древние шлепанцы вязли в грязи, и с каждым шагом их резиновые ремешки выдергивались из подошв. Наконец я сдалась и разулась.
Притянув к себе большую ветку фенхеля, я ждала, что Хьюго срежет ее.
– Отпусти! – разъярился он. – Нельзя вырывать растение с корнем!
Я знала это, но ножницы-то были у него.
– Ну так дай мне сумку, – миролюбиво попросила я.
Он с отвращением покачал головой, сел на корточки и начал аккуратно срезать стебли.
– Если вырвать растение с корнем, оно больше не вырастет.
– Фенхель растет здесь, сколько я себя помню. А что вообще о нем знаешь ты?
Он посмотрел на меня:
– Калифорния не на Луне. У нас тоже растут всякие растения.
– Извини, что недооценила тебя.
Хьюго фыркнул:
– Не в первый раз. – И мы опять принялись за дело.
Он молчал, то и дело подавая мне сумку, и я укладывала в нее стебли. Работа была нетрудной. Я нашла относительно сухое место и села. Какое-то время мы оба молчали.
– Ты в порядке? – спросил он, не глядя на меня.
Я моргнула. С какой стати он спрашивает об этом?
– А почему я могу быть не в порядке?
– По многим причинам.
– Например?
Он сел, надел ножницы на палец и начал крутить их. На меня он не смотрел, только на ножницы.
– Ну так почему?
– Нипочему. Просто будь осторожна.
Было ясно, что он говорит о Ките. Но я была осторожна. И в любом случае знала о Ките кое-что такое, чего у Хьюго не было возможности узнать. Я знала, как он ведет себя с Мэтти, что он
