Он поднял подбородок и, поймав недоуменный взгляд Энниса, указал на канистры. Обернувшись, Эннис тоже их увидел и, снова посмотрев на новичков, зловеще улыбнулся. Уже позднее Бен задался вопросом: а что там, собственно, делали эти канистры с водой? Или их школа так жалко готовилась к аварийному отключению электричества?
И вот когда каждого из новичков заставили выпить по галлону воды, им снова нацепили на глаза повязки. Старшеклассники вытолкнули их на середину пола, и они растерянно скучковались в центре круга, словно на танцах в школе. Спиной и плечами Бен ощущал стоявших рядом ребят. Наконец он услышал глухой звук удара перчатки о тело и понял, что схватка началась.
Даже несмотря на закрывавшую глаза повязку и свой болезненно колышущийся живот, Бен пытался продемонстрировать благородство великодушного победителя. Хотя он безусловно должен был одержать верх, в этом не крылось ничего личного — все это призвано было служить укреплению их школьного братства. Ни в чем подобном ему не доводилось участвовать в Сиднее.
Но вот что-то мягкое скользнуло ему по груди и ударило в шею, в самую широкую часть дыхательного горла, и он машинально увернулся от источника удара. Дыхание на миг перехватило. Тяжело задышав, Бен сумел подавить позыв рвоты. Он скрючился, присев на корточки. Вода в животе казалась невероятно тяжелой и словно тянула вперед. На миг он подумал было отползти в сторону и выбраться из свалки, но тут ему в голову угодила чья-то голень, и Бена охватила злость, возмущение тем, что его великодушие было так грубо проигнорировано. А потому он принялся отчаянно размахивать левой рукой, а правой с силой молотить всякий раз, как натыкался на что-нибудь твердое. Он слышал прерывистое дыхание дерущихся возле него новичков и хриплые голоса приглушенно перекрикивающихся старшеклассников. На мгновение он почувствовал чей-то металлический дух. Они, вероятно, тоже ощущали едкий металлический запах его пота. В более позднюю эпоху, когда любой мог бы записать все на видео и выложить в Сеть, это обратилось бы в некий артефакт, который никогда не исчезнет и от которого никуда уже не деться. Сейчас же все происходящее могло сохраниться только у них в памяти, но даже самое начало этого посвящения превращалось для его участников в отвратительное воспоминание.
Под подбородком у него вдруг онемело, передние зубы клацнули, Бен почувствовал языком отколовшуюся крошку зуба и тяжело опустился на колени. Упрекнув себя за то, что не смог сражаться дальше, он стянул с глаз повязку и на четвереньках отполз к стене, где сидели уже примерно три четверти новичков. Джоша Йоста и Хайдео жестоко рвало в коллектор водостока.
Бен огляделся. Осталось еще трое ребят, которые, не видя друг друга, не могли драться напрямую. Потом двое из них случайно сшиблись головами и, согнувшись от неожиданной боли, сели на пол. Победителем был объявлен Джед.
Наконец новички в угрюмом молчании поднялись к себе наверх и разошлись по комнатам. Своего соседа Бен застал уже спящим в высоко поднятой кровати.
Ахмед, с его безрассудным и расточительным доверием к миру, лежал лицом к комнате, и Бен понял, что тот глубоко ушел в царство Морфея, причем наверняка не видя снов. Уже забравшись к себе в постель, Бен подумал, не столько ли он выпил воды, чтобы обмочить во сне кровать. Он провел языком по небольшой неровности на левом верхнем резце.
Улегшись на спину и почувствовав, как полный воды живот раскатился по обе стороны от хребта, Бен поднял взгляд к слабому фосфоресцентному свечению. Он вновь нарисовал в воображении девочку, стягивающую одну за другой заглушки со светящихся наклеек со звездами, луной и планетой с кольцом. И Бен все лежал, разглядывая то, что осталось от ее трудов, стараясь не заснуть до того момента, когда ему снова приспичит в туалет.
Бен проснулся. Постель оказалась сухой.
После заутрени в капелле у них объявили день разных игр, призванный лучше познакомить новых учеников друг с другом. Ахмеду понравилась игра в «ха-ха»: когда каждый клал свою голову на живот замыкающему шеренгу человеку и пытался не рассмеяться, когда все по очереди выдавали «ха-ха». Однако передавать друг другу апельсин, удерживая его шеей и подбородком, Ахмед отказался, сочтя это чересчур уж интимным занятием.
Следующим днем был понедельник, и каждый учащийся получил карточку из плотной бумаги размером три на пять дюймов, на которой напечатано было его собственное расписание занятий с сеткой дней и часов. Новички весь первый день бегали от здания к зданию, старательно делая вид, будто знают, куда бегут, а старшеклассники отсылали их то в верном, то в ложном направлении — в зависимости от расположения духа. Бен увидел других ребят — из тех, что соседствовали с ним ночью в полуподвале корпуса, — и приветственно кивнул им. Они обменялись полуулыбками, но Бен, так и не подходя к ним, развернулся и уверенно пошел через территорию школы.
Эннис и другие старшеклассники стояли во дворе учебного корпуса, заговорщицки над чем-то посмеиваясь: устроенный для новичков кулачный бой стал для них совсем не тем успехом, которым можно открыто похвалиться.
Утро Бен отсидел в кабинете английского, с удовольствием взявшись за новенькие тетради и авторучки. На обеде он устроился за одним столиком с Хатчем и Эваном, радуясь, что те его сразу же узнали, и в то же время понимая, что это глупо. Когда Бен тихонько рассказал им о минувшей ночи, они посмеялись. Им-то устроили игру «Носи и дубась!», когда старшеклассники таскали новичков на плечах и те метелили друг друга сверху. Бен показал свежий еще скол на своем зубе.
Потом Бен наскоро пообщался со своим куратором, мистером Марксоном, преподававшим в школе английский и философию. Когда Бен явился к нему в кабинет, Марксон сидел за письменным столом в помятом синем блейзере и в темно-бордовом трикотажном галстуке с квадратным кончиком. Бен не представлял даже, как можно носить подобный галстук! У Марксона была рыжеватая и курчавая, точно волосы в подмышках, бородка и длинные, тоже рыжие, волосы, которые уже впору было завязывать в хвост. Разглядывая расписание Бена, Марксон то и дело заправлял их за уши. Насчет расписания он сказал, что оно вполне сбалансированно и составлено с умом.
Куратор предложил продолжить их первую встречу на свежем воздухе и немного прогуляться, поскольку он, дескать, весь день просидел в четырех стенах. Они пошли по дорожке мимо футбольных полей и спортивных площадок. Марксон был ростом чуть не под два метра и ходил, постоянно пригибаясь. Причем эта его сгорбленность появилась вовсе не вследствие обрушившихся ударов судьбы,
