переросла в кровавое столкновение, вмешалась полиция. На нападавших и нескольких демонстрантов надели наручники и отвели к автобусам. Фаллер быстро сунула диктофон под нос грузному молодому человеку.
— Почему вы напали на демонстрантов?
— Эти засранцы кривлялись и оскорбляли наш Верховный суд! Что, по-вашему, должен делать добропорядочный немец? Пройти мимо?
— Эти люди просто пользовались своим правом на свободу высказывания, — возразила Фаллер. — Демонстрация была согласована, и она была мирной, пока не появились вы!
— Мирной? — вмешался молодой человек с короткими светлыми волосами. — У них были ножи, разве вы не видели? Они с самого начала хотели навести шороху!
— Хватит, — отрезал полицейский, взял толстяка под локоть, втолкнул его в автобус и закрыл дверь.
Фаллер бросила взгляд на часы. Без двадцати четыре. До встречи в Научно-исследовательском центре Карлсруэ оставалось еще 45 минут. Она огляделась. Остальные демонстранты тем временем разошлись. Здесь больше нечего было делать. Перед тем как отправиться в путь, она выпила капучино в кафе на Замковой площади. Подойдя к машине, припаркованной в запретной зоне, она, чертыхнувшись, выдернула из-под «дворников» штрафной талон и швырнула его на пассажирское сиденье. Тупая сука из муниципальной службы надзора за парковками просто проигнорировала знак «Пресса», который можно было разглядеть даже из космоса.
Карин Мюнстер на мгновение замерла на месте и прислушалась: со стороны Замковой площади не доносилось ни звука. Полчаса назад однообразные речовки демонстрантов, толпившихся в двухстах метрах от нее, сменились сначала возбужденными криками, затем — гневными возгласами. Наконец раздалась сирена, а потом все стихло. Ну вот! Очевидно, коллеги все же приняли меры и обеспечили порядок. Будь ее воля, демонстрации в городских центрах были бы запрещены как факт. Они мешали движению транспорта и подвергали опасности прохожих и туристов. Но Карлсруэ был чем-то вроде столицы немецкой Конституции, поэтому к праву на демонстрации здесь относились особенно трепетно. Она не завидовала полицейским, которых назначали дежурить на демонстрациях. Когда дело доходило до беспорядков, многие из них получали ранения, и по понятным причинам, случалось, их терпение лопалось. Но как только кто-нибудь из них позволял себе чуть больше строгости к нарушителям общественного порядка, из полиции сразу же делали общенационального козла отпущения.
Задача Мюнстер была проще: она заботилась о том, чтобы люди, которые считали, что могут безнаказанно игнорировать знаки, запрещающие парковку, сильно об этом пожалели. Это тоже не прибавляло ей популярности, но, по крайней мере, она никогда не подвергалась физическому насилию.
Она ввела в мобильное устройство сбора данных номер старого потрепанного «Опеля» (вероятно, он принадлежал одному из участников беспорядков), распечатала штрафной талон и сунула его под «дворники». Следующей «жертвой» стал темно-серый «гольф». Водитель повесил на приборную панель табличку «Пресса», ошибочно полагая, что это дает ему какие-то особые привилегии. К каким только уловкам не прибегают люди, чтобы сэкономить на оплате парковки! Мюнстер знала их все.
Спустя 45 минут она посмотрела на часы: почти пять — совсем немного до закрытия. Она свернула на Вальдштрассе и направилась на север, к Замковой площади. Для парковки здесь нужно было купить билет в автомате. Поскольку всегда находились люди, у которых не было мелочи или которых не волновало двухчасовое ограничение по времени, здесь всегда хватало работы.
На одном из парковочных мест стоял серый фургон с грузовым отсеком без окон, с кельнскими номерами. На нем был логотип компании по прокату автомобилей. Она заглянула под лобовое стекло. Водитель не посчитал нужным купить талон. Ну что ж, ему просто придется заплатить больше. Мюнстер ввела номер машины. Регистрирующее устройство отправило его вместе с названием улицы, датой и временем в центр приема, который перенаправил данные в компьютеры Федерального управления автомобильного транспорта во Фленсбурге. Там его сопоставили с базой данных номеров. Мобильный регистратор не подавал сигналов. Автомобиль не числился в угоне, а номер был зарегистрирован надлежащим образом. Все в порядке.
Тем не менее при взгляде на машину ее охватывало странное чувство. Как-то не вписывался этот фургон в привычную картину неправильно припаркованных автомобилей, которая сформировалась у нее за долгие годы работы. Что было в кузове у этого фургона или что там могло быть? Мебель? Украденные товары? А если — труп? Инстинктивно она приложила ухо к задней двери кузова. Металл был горячим от июньского солнца. Конечно, изнутри не доносилось никаких звуков. Мюнстер покачала головой: иногда ее воображение играло с ней злую шутку. В прошлом она всегда мечтала стать детективом-суперинтендантом. (Может быть, ей все же стоит попробовать закончить детективный роман, который она начала писать два года назад, вместо того чтобы болтаться здесь и страдать излишней подозрительностью?) Она еще раз бросила взгляд на фургон и продолжила свой путь.
Ровно в 17:00 она достигла границы парковочной зоны на Вальдштрассе. Чуть дальше начиналась запретная зона вокруг Федерального конституционного суда, где просто не было возможности неправильно припарковаться. На ближайшем к выезду парковочном месте стоял «мерседес» с просроченным на 45 минут талоном. Она подумала, не проявить ли ей милосердие — в конце концов, рабочий день уже закончен. Но все же решила выполнить свой долг, вбила номер машины и приложила палец к кнопке «Отправить».
— Будь добр, перестань так кричать, — умоляла Юлия.
Она с тревогой огляделась, но молодые люди, которые группками кучковались на газоне Замкового парка, играли в мяч, пили пиво или просто наслаждались полуденным солнцем, не проявляли к ним никакого интереса.
— Я вовсе не кричу!
От гнева светлая кожа Лотаря вся покрылась багровыми пятнами, что сделало его похожим на больного какой-нибудь заразной болезнью.
— И кстати, мне плевать, слышит нас кто-нибудь или нет. Пусть все знают, что ты мне изменила! Плевать!
На глазах Юлии выступили слезы.
— Ради Бога, я тебе не изменяла!
— Да? Почему тогда этот Карло продолжает тебе названивать? Почему ты не сказала, что была позавчера на вечеринке? И откуда, скажи на милость, взялся этот засос на твоем бедре?
Юлия в отчаянии всплеснула руками.
— Я тебе уже три раза объясняла, что Карло — мой однокурсник, с которым я готовлюсь к государственному экзамену. «Засос» — это вовсе не засос, а синяк, потому что я ударилась о кухонный стол, черт возьми! И я не обязана спрашивать твоего разрешения, когда моя подруга приглашает меня на день рождения! Кроме того, тебя даже не было дома той ночью!
— В том-то и дело! Я едва успел уехать, а ты уже пустилась во все тяжкие!
— Черт тебя побери, Лотарь! Ты что думаешь, что я буду
