к половым подвигам самого Мирона дедушка относился с юмором и при виде его декламировал:
– Как у нашего Мирона на… – тут дедушка делал многозначительную паузу, – плече сидит ворона. Как ворона запоет, у Мирона… – опять пауза, – чуб встает!
Тут было не совсем понятно. Я даже как-то спросил у Мирона, где его ворона. Мирон вопроса не понял и почесал бритый затылок. Чуба у него, кстати, тоже не было. Спросить у бабушки я постеснялся, уже догадываясь, что после моих вопросов они с мамой часто устраивают дедушке на кухне выволочку в два голоса. Поинтересовался у папы, тот долго смеялся и сказал, что ворона улетела, а чуб Мирону подстригли в парикмахерской.
Впрочем, как я понял позже, «чуб» у абсолютно русского Мирона так и остался нестриженым, а вот у детей, которых в дальнейшем родила ему Риммочка Кац, все, как и было положено, было подрезано на восьмой день после рождения.
* * *
На следующее утро, точно в оговоренное время, дверной звонок робко тренькнул. Мирон открыл дверь и остолбенел.
На площадке стояла совсем юная тоненькая девочка в длинном пальто, к ногам ее жалась боксерша на поводке.
– Здрасьте, – пискнула заводчица.
Весь опыт боксера Попова-старшего улетучился.
Мирон отступил в темную прихожую и зачем-то нашарил на вешалке пиджак.
Девушка робко вошла в комнату, таща на поводке молоденькую холеную очаровательную собаку.
– Меня зовут Римма, а это Коко.
Мирон вытер вспотевшую ладонь о штаны и протянул руку. Маленькая ладошка, протянутая в ответ, утонула в руке Попова. Его сердце екнуло. Он с ужасом понимал, что не может отпустить эту доверчивую руку, и не знал, что делать дальше. Мирон никак не мог подобрать уместных приветственных слов. Даже простая фраза «проходите, раздевайтесь» прозвучала бы двусмысленно и пошло. Он просто молча кивнул и прошел в комнату, где у батареи ждал соскучившийся по сучьей ласке Нерон.
Пес посмотрел на хозяина и встал. К ужасу Мирона, его хозяйство было уже готово к осуществлению процесса.
Это был полный нокаут. Мирон на какое-то мгновение даже потерял дар речи. Нерон, расправив плечи, с видом серийного насильника приближался к несчастной Коко, испуганно жавшейся к хозяйке.
– Стоять! – рявкнул Попов старший.
Нерон удивленно замер.
Девушка совсем растерялась и начала оседать на пол. Мирон легко подхватил ее на руки.
Куда было нести бедную Риммочку?
Ну разумеется, в квартиру двумя этажами ниже, к моим бабушке и дедушке, которые готовы были взять под свое крыло всех, с кем сталкивала их жизнь. Оставив девушку на попечение бабушки, Мирон, взяв папу в помощники, отправился наверх доигрывать собачью свадьбу.
Тем временем бабушка с дедушкой выяснили, что Риммочка живет с тетей на Владимирском проспекте и учится в Педагогическом институте, а в свободное время ходит в секцию художественной гимнастики при доме культуры. Тетка ее не балует, скорее, держит в черном теле, но выхода нет, потому что часть стипендии Римма должна отдавать за жилье, да еще надо исхитриться посылать деньги маме и брату в Мелитополь. Про папу она промолчала, а понятливые бабушка с дедушкой и не стали спрашивать.
Так вот, у тетки есть знакомая, которая сама постеснялась пойти по столь интимному поводу, так что отправили не посмевшую возразить Риммочку. Пока немного пришедшую в себя девушку расспрашивали и отпаивали чаем, я прошмыгнул на лестничную клетку. Обычно таинство оплодотворения происходило за плотно закрытыми дверями, а мне строго-настрого запрещалось присутствовать при процессе под предлогом того, что собаки могут меня покусать. Сегодня в суматохе мне удалось тенью проскользнуть на лестницу, подняться на два этажа и спрятаться в лабиринтах ленинградской коммуналки под дверью Мироновой комнаты.
За дверью, кажется, дрались. Во всяком случае слышались громкие голоса, сопение, возня, звон разбивающихся предметов.
– Ну, попал?
– Ни черта не попал!
– Ты что, ноги нормально раздвинуть не можешь?!
– Да я раздвигаю!
– Идиот! Собаке раздвигай!
– Не туда! Куда суешь?!
Тут раздался страшный грохот, собачий визг, лязганье зубов, сдавленный вопль, а потом все стихло. В дверях показался Мирон с окровавленной рукой и в ужасе уставился на меня, сидевшего на корточках у двери.
Я, забыв о запретах и обещаниях, бросился вниз с криком, что Мирона покусали, а папу, наверное, съели.
Дедушка с несвойственной для его возраста прытью через несколько ступенек рванул на верхний этаж и захлопнул дверь. Через пару минут раздался гомерический хохот. Из квартиры вывалились целый и невредимый папа, дедушка, слегка цапнутый в сексуальных битвах Мирон с довольным Нероном и немного смущенной Коко.
Увидев окровавленную руку Мирона, Риммочка опять ахнула и привычно покачнулась. Мирон не без удовольствия подхватил ее.
На этом все, собственно, и закончилось.
С тех пор он так и носил свою дорогую Риммочку на руках.
* * *
А потом они съехали.
Риммочка же осталась в моей памяти Дюймовочкой из сказки. Конечно, Мирон не тянул на эльфа, скорее, он был похож на Гулливера, но конец у этой истории тоже был счастливый: они поженились и жили долго и счастливо.
Что касается сказки Андерсена, меня всегда мучил один вопрос: что почувствовала мама Дюймовочки, не увидев свою дочку в ореховой скорлупке на подоконнике? Я так ясно себе представлял, как она рыдала и металась в поисках девочки. И если это сказка со счастливым концом, то почему эльф и Дюймовочка, поженившись, не вернулись или хотя бы не навестили бедную маму? Я долго мучил родителей, бабушку и дедушку этим вопросом. Меня не устраивали невразумительные объяснения, что это только сказка.
Жизнь сама подсказала ответ. Как часто в эйфории, упиваясь минутой славы, мы забываем тех, кто незримо был с нами на пути к успеху. И только когда они уходят из жизни, мы осознаем глубину и невосполнимость потери и, глядя в прошлое, жалеем о несказанных словах благодарности, о том, что поскупились когда-то на взгляд или прикосновение, которые могли бы сделать бесконечно счастливыми тех, кто просто и беззаветно любил нас. Воспоминания об этих людях, сначала четкие, как лица на фотографиях, со временем желтеют и теряют свою яркость, становятся тусклыми и расплывчатыми и окончательно тают, чтобы вдруг однажды во сне проявиться ясно и отчетливо, как будто мы расстались только вчера.
Глава восьмая. О пионерах-самогонщиках, или Практические занятия по произведениям Гайдара
Бабушка Геня выросла в местечке под Витебском. Была она старшей дочерью в многодетной семье, поэтому ей приходилось не только заботиться о младших, но и вести хозяйство. Она даже умела доить корову. Дедушка хвастался, что в армии тоже доил коров. То,
