и заключать ее в объятия или устраивать какие-то беседы. Опухшее лицо Татьяны показалось в двери. Соседка закрыла за ней дверь и что-то тихо причитала. Я не могла разобрать слов. Проходя мимо разложенного дивана в сторону кухни, Татьяна увидела приготовленную пижаму с носками и горько улыбнулась. Когда мы все собрались снова на кухне, она заговорила:
«Здравствуйте, девочки. Простите за столь поздний визит. Меня зовут Татьяна. И я бездомная. Я люблю петь, рисовать и мечтаю выступать на сцене. А еще я люблю английский язык и этим летом уезжаю жить в Америку. Потому что там красивые высокие дома и дружелюбные люди. Пустите переночевать до отъезда?».
Какой-то детский, казалось бы, и глупый текст. Но это было самое серьезное осознание в ее жизни и самый маленький, но самый верный шаг на пути к ответу на самый главный вопрос: «кто я, если у меня ничего и никого нет?».
«Овца! – буркнула я. – Всем спать!» – и отчалила в направлении дивана.
Я знала, что сердобольности соседки хватит, чтобы перекрыть мою немногословность. Татьяна же, все так же поглядывая на приготовленную ночную экипировку, прикусила губу и поняла, наконец, что здесь ее действительно любят и ждут.
События этого зимнего вечера больше никогда не вспоминались. Ни в шутку, ни в серьез. Жизнь пошла своим чередом, будто не было никаких истерик. Все всё поняли, нечего было обсуждать и вспоминать. Мы еще ходили иногда в университет на пары, которые доставляли удовольствие. Я рассказала Татьяне более подробно о городе, университете и учебе в Германии. Мы так же ходили тусоваться с нашим поваром и зарабатывали немного денег на подвернувшихся работах, просто ради удовольствия и для карманных расходов. Наша соседка оканчивала весной свою учебу на юридическом факультете и, имея отца в родном городе, который по связям уже подготовил ей будущее место работы, могла не беспокоиться о будущем. Получив диплом, она собрала свой чемоданчик и, желая нам всего хорошего, нежно распрощалась со своими странными сожительницами, желая продолжить общение по мере возможности. Хотя все мы теперь понимали, что каждый направляется по своему маршруту. Мы созванивались и переписывались с Даринкой чаще, рассказали ей об изменении плана, что, мол, я переориентировалась. Эту новость она восприняла с восторгом и сердечной радостью. Как оказалось, она была уверена, что суматошная американская жизнь скорее вогнала бы меня в диссонанс. Мою тягу к академическим сферам она на подсознательном уровне всегда чувствовала. И поэтому не была даже удивлена такому повороту сюжета. Татьяна и Даринка сблизились еще сильнее, понимая, что теперь все тяготы и радости жизни в Америке будут делить на двоих.
Я начала заниматься оформлением учебной визы в Германию и заочным поиском жилья. В общем, механизмы были запущены. Каждый из нас старался обезопасить свое будущее в новой стране по мере возможности.
***
В мае Татьяна начала собирать и сортировать вещи. Часть из них она хотела отвезти в родной город и раздать знакомым и родственникам. Часть отправилась в детский дом, недалеко от которого мы проживали, небольшую спортивную сумку с самым необходимым она приготовила для путешествия в США. Примерно за три недели до вылета она уехала в родной город, чтобы побыть с матерью и сестрой. Ведь уезжать Татьяна собиралась насовсем. А виза была только на три месяца. Это означало, что какое-то время ей пришлось бы находиться на территории США нелегально, пока она не найдет серьезный способ там задержаться: учеба, работа, брак. Когда бы подвернулась возможность снова приехать на родину – было неизвестно. Могли бы пройти годы, пока она закрепилась бы в США по официальному статусу. Чтобы облегчить тяготы расставания с семьей, она решила провести остаток времени с ними. Я же пока оставалась в городе О, теперь уже одна в квартире, как это и было изначально предусмотрено по договору съема. Никто так и не узнал, что вместо одной квартирантки, на 25 квадратных метрах проживали три совершенно разные индивидуальности и что эта квартира стала таким спасительным пристанищем для всех нас. За пару дней до Татьяниного отлета я приехала в наш с ней общий город, чтобы попрощаться с ней на неопределенный срок. За эти пару лет мое сердце прикипело к этой неординарной личности, покоряющей не с первого взгляда. Некоторые люди как полевые цветы. Никогда не знаешь, насколько они прекрасны, пока не начнешь рассматривать их более детально и вдумчиво. Встретившись впервые с готической Татьяной на первом курсе университета и перекрестившись в душе несколько раз, я бы не смогла поверить, что именно это гуталиновое лицо запечатлит на себе шрам, нанесенный мною, блондинкой, на которую тогда и сама Татьяна посмотрела искоса, плюнув в сердцах на мое розовое пальто и 10-тисантиметровую шпильку на сапогах.
Да, в качестве трофея за своё пробуждение Татьяна получила ссадину над губой от брошенных в неё ключей. Поначалу мне было стыдно за это увечье, но каждый раз, когда она смотрелась в зеркало и маскировала маленькое неровное пятнышко тональным кремом, я знаю, что где-то в глубине души она вспоминала: «Меня зовут Татьяна, и я люблю петь и рисовать».
Проводы были бурными. Наша соседка тоже не забыла навестить Татьяну перед вылетом. Мы кутили всю ночь, пели песни на остановке и в переходах, бегали по родному городу, как сумасшедшие в странных нарядах и плакали, вспоминая студенческие тусовки, смеялись до боли в животе, радовались за начало новой жизни и расстраивались от понимания, что такие веселые, беззаботные совместные моменты нам еще долго не предвидятся.
В день икс, встретившись на вокзале, откуда Татьяна стартовала в Москву на рейс Москва-Нью Йорк, собрались ее близкие родственники и мы, две спутницы, ставшие не менее близкими. В напутствие мы вручили Татьяне прощальное письмо с наилучшими пожеланиями и распечатанными фотографиями на память о наших сумасшедших днях.
Татьяна же передала мне, как последней ещё оставшейся в городе О, письмо для своего отца с просьбой передать его адресату. Мы обнялись крепко-крепко. Я ущипнула обеими руками её за щеки и сказала: «Ты самая лучшая. Ты самая талантливая! И у тебя все получится! Никогда не забывай это!»
Плакала Татьянина мама, плакала бабушка, а мы были в состоянии эйфории. Совершенно не было грустно. Наоборот, было ощущение полного счастья и удовлетворения. Родственники не особо могли понять наши ликующие лица. Но мы знали, что именно так приходит осознание счастья: когда мечта сбывается. Мечта выстраданная, после долгих испытаний, неудач, разочарований, слез и
