может пошевелить пальцами или слегка приподнять голову, но в целом он пребывает в том положении, в котором заснул. Хорошо, что лежит на спине, иначе мог бы задохнуться. А вот речевой аппарат, к счастью, работает исправно.
– Эльза! Эльза!
– Да, пап? Ого, почему ты еще в постели? Уже половина девятого, ты же опоздаешь на работу.
– Не могу двигаться… Пожалуйста, вызови врача.
Трупное окоченение представляет собой сокращение мышечных волокон и специфические изменения, следующие за этим. Окоченение поперечно-полосатой мускулатуры вызывает сгибание верхних конечностей в локтевых суставах и суставах кисти; нижние конечности сгибаются в тазобедренных и коленных суставах. Окоченение гладкой мускулатуры проявляется так называемой «гусиной кожей», сокращением сосков и сфинктеров.
Трупное окоченение указывает на несомненное наступление смерти.По прошествии примерно 36—72 часов оно постепенно проходит (разрешается).
– Должно быть, у вас отек, это противно, но не опасно. Выпишу специальные компрессы. Пейте поменьше жидкости. Только вот пониженная температура тела меня немного настораживает. Если не помогут компрессы, придется вас госпитализировать для более тщательного обследования.
Доктор отдает Эльзе листок с рецептом, с грохотом захлопывает чемоданчик и, попрощавшись, уходит.
– Сбегаю в аптеку, – говорит дочка, с беспокойством глядя на Дитера Либендентотена. – Все будет в порядке… надеюсь.
Он чувствует себя виноватым, вздыхает.
– Прости.
– За что?
– Ты сама болеешь, а теперь еще со мной возиться…
Не ответив, она выбегает из комнаты. Только бы не плакала.
В четверг утром Дитер Либендентотен встает и потягивается. Подпрыгивает несколько раз на месте, машет руками, крутит головой. Все работает отлично. Он звонит шефу и спрашивает, нет ли срочных заказов и можно ли приехать к одиннадцати.
– А я вам больничный хотел оформлять, – говорит начальник. – Но если вы уверены, что все хорошо, то приезжайте. У меня тут странный тип сидит, хочет в квартире бассейн в форме созвездия Овна сделать, а я понятия не имею, как оно выглядит.
Дитер Либендентотен имеет и понятие, и фантазию. По пути в душ он рисует в уме угловатую конструкцию. Он сбрасывает на пол пропахшую раствором для компрессов пижаму и включает воду. Но не может понять, какой она температуры. Теплая? Горячая? Его руки не чувствуют. Он встает под душ, но его кожа, кажется, не ощущает разницы между воздухом и водой.
«Это побочный эффект от лечения, – думает Дитер Либендентотен, намыливаясь гелем для душа с ароматом ванили. – И синяки тоже».
На его теле несколько больших фиолетовых кровоподтеков. Но ведь он пролежал двое суток без движения, так что нет ничего удивительного в небольшом нарушении кровообращения. Все равно под одеждой их никто не увидит.
Трупные пятна представляют собой, как правило, участки кожи синюшно-фиолетовой окраски. Возникают они за счёт того, что после прекращения сердечной деятельности и утраты тонуса сосудистой стенки происходит пассивное перемещение крови по сосудам под действием силы тяжести и концентрация её в нижерасположенных участках тела.
Войдя в кабинет, Дитер Либендентотен снимает темные очки, которые вынужден надевать из-за продолжающихся проблем с глазами. Они мутно-серые и косят в разные стороны.
– О… Выглядите просто ужасно, – вместо приветствия сообщает шеф. – Но ведь ваши мозги в порядке?
– В полном. А остальное скоро пройдет.
К счастью, клиент уже ушел, и Дитеру Либендентотену не нужно лично говорить с ним и пугать своим странным внешним видом. Секретарша кладет на стол папку с новыми заказами и, уходя, советует:
– Вы бы открыли окно. Запах здесь какой-то странный.
Дитер Либендентотен принюхивается, но ничего не чувствует. Впрочем, он никогда не мог похвастаться отменным обонянием.
Весь день он работает – с вдохновением и удовольствием, без перерыва на обед. И вдруг вспоминает, что с воскресенья вообще ничего не ел. И в туалет не ходил. А пил… только в понедельник.
Но сегодня он, как всегда, застегнул ремень на третью дырочку, а значит, совсем не похудел. «Я питаюсь воздухом»,– усмехается про себя Дитер Либендентотен и решает больше не думать о таких мелочах.
Он откидывается на спинку кресла, вытягивает ноги под столом и потирает ладонями лицо. На руке остается клочок кожи.
– Что у тебя с лицом?
– Да как-то ободрал… сам не знаю. Ничего страшного. А ты как себя чувствуешь?
– Просто прекрасно. Даже насморк прошел. Завтра пойду в школу. Хм, а что это за запах?
– Я ничего не чувствую! – кричит Дитер Либендентотен уже из гостиной.
– Естественно… Ты не когда не замечаешь подобной ерунды, – ворчит Эльза и идет на кухню, чтобы сделать бутерброды.
Снимая рубашку, Дитер Либендентотен случайно сдирает кожу с плеча. Она ужасного сине-серого цвета и по консистенции напоминает просроченное желе.
– Ну вот, теперь что-то дерматологическое. Не нравится мне это.
Трупный аутолиз, то есть самопереваривание тканей, связан с разрушением ферментных систем, принимающих участие в клеточном обмене. При этом они, бесконтрольно распространяясь, оказывают воздействие на собственные клеточные структуры, вызывая их быстрый распад.
Мягкие почерневшие мышцы проглядывают сквозь прорехи кожного покрова. Доктор в марлевой маске колет иглой предплечье Дитера Либендентотена, хотя после тщательного осмотра в этом уже нет смысла. Диагноз очевиден.
– Пульса нет. Дыхания нет. Реакции на боль нет. Вы мертвы.
Эльза недоуменно смотрит на врача. Дитер Либендентотен смотрит на Эльзу.
– Но это же чушь! – выкрикивает она. – Он говорит, ходит на работу и отлично соображает. Если вы не в состоянии определить, что с ним, так и скажите, и мы поедем в больницу.
– Ест? – меланхолично уточняет доктор, складывая свой медицинский хлам в чемоданчик.
–… Нет.
– А запах чувствуете?
– Да, – говорит Эльза.
– Нет, – возражает Дитер Либендентотен.
– С вами-то все ясно, – усмехается врач. – Все ваши «недомогания» – закономерные трупные явления. Вы уже достигли стадии аутолиза и скоро начнете активно гнить. Судя по всему, смерть наступила не менее четырех дней назад, причина мне неизвестна. Точнее скажет патологоанатом.
Дитер Либендентотен созерцает потолок. Он мертв. Едва осознав это, он умирает окончательно.
– Ну давай же, милая, ты должна что-нибудь сказать, – бабушка подталкивает Эльзу поближе к могиле.
– Не хочу, – упрямится, комкает в кулаке мокрый платок. – Что я скажу? Он был таким рассеянным, что даже не заметил, как умер?
Солнце
Какой восторг – умереть на электрическом стуле! Это будет высшее наслаждение – единственное, которого я еще не испытывал!
Альберт Фиш.
Этой ночью мне снилось, что я стал солнцем. Я был таким горячим, что плавил сам себя. Это было так восхитительно больно…
И вот наступило долгожданное утро – утро моего последнего дня. Я медленно бреюсь, глядя в свои глаза в отражении. Маленькое
