— Voici les embetements de l'existence humaine! [9] — сострила она и тотчас же добавила: — Впрочем, я думаю, на журфиксах у генеральши Побидаш если не скучнее было, то во всяком случае, не умнее… Увы, мне теперь закрыты двери к этим превосходительным журфиксам… Malheur des malheurs! [10] — комически вздохнула Нейгоф и прижалась ко мне от какого-то пьяного нахала… Мы протиснулись в театральный зал, и она продолжала:
— Не правда ли, как я еще хорошо говорю по-французски? Только это теперь ни к чему… Здесь французских proverbes [11] не дают, — кивнула она на опущенный полутемный занавес, — здесь все больше:
Уж я пила, пила, пила,
И до того теперь дошла…
С чего это опять?.. Неужели так запьянела?.. — она остановилась и резким вызывающим жестом оправила прическу. — А ведь не правда ли, какая у нас дружная парочка? Отставной Гамлет… и заштатная театральная принцесса. Умора, ей-богу, как мы, бывало, волновались, при виде этой глупой занавеси!.. Мечты, слезы — куда теперь все делось?.. Помните это… ну, из «Короля Лира»:
Я знаю, в чем вина моя, я знаю,
Нет у меня просящих вечно взглядов.
Нет льстивой речи и, хоть я лишаюсь…
Дальше не помню. Хоть убей — не помню! Чего лишаюсь?.. Лишаюсь…
Она не договорила и вдруг тихо вскрикнула. Я быстро ее подхватил, а то бы она упала.
— Родная… что с вами?
— Нет, так… мне почудилось, что в дверях стоит он… Он ведь всюду за мной следует, всюду — стоит мне опоздать, пустяки… О, наверное, он!
— Тогда уедемте отсюда скорей… я вас умоляю… Ну, подарите мне хоть час… один час!..
Марта склонилась ко мне, глаза ее разгорелись и губы страстно прошептали:
— Ах, как бы это было хорошо — уехать… далеко, далеко… туда, wo die Zitronen bluhen!..
Этот взгляд опьянил меня и я почти силой увлек ее на площадку лестницы — на наше счастье — временно опустевшую. Но тут она вдруг высвободилась из моих рук и испуганно метнулась в сторону…
— Что это я… словно в бреду! Разве я могу ехать, когда он здесь… мой строгий кабальеро… Я его не видела, но я чую, что он здесь и выслеживает. О, негодяй, как я его ненавижу в эту минуту! Как власть его над собой ненавижу!.. А вы… что же вы все стоите передо мной, точно совесть? Уходите же, наконец… если не хотите моего несчастья!..
Она говорила, точно сумасшедшая, почти не глядя на меня, и тихо вздрагивала всем телом.
— Отчего же вы не хотите со мной… отчего?
Марта выпрямилась, и глаза ее заискрились детской нежностью:
— Оттого, что хочу… чтобы все, что было дорого и свято… не осквернялось ничем, ничем… осталось так, на всю жизнь!..
— Милая, дорогая моя…
Я не в силах был договорить и чувствовал, как слезы текут по моим щекам…
— Не утешайте и… уходите… Уходите отсюда и пусть нога ваша никогда не касается этого гнусного порога!..
Она тихо наклонилась и поцеловала меня в лоб, как сына.
Я хотел ей что-то сказать… что-то очень нужное и важное, без чего, казалось, нам никак нельзя было расстаться, но не мог от душивших меня слез и, совсем потерянный от горя, бросился вниз по лестнице!.. Но когда я очутился на последних ступенях, какая-то непреодолимая сила толкнула меня — обернуться вверх, на площадку…
Она стояла все на том же месте — бледная, как изваяние, с разметавшимися волосами, с повисшими беспомощно руками, с страдальческим, устремленным вперед взглядом, напоминая собой в облекавшей ее черной одежде развенчанную богиню искусства — невыразимо прекрасную в своей величественной скорби.
— Корделия! — крикнул я умоляюще…
Она шелохнулась, зашевелила беззвучно губами, как бы посылая мне свой последний привет — и исчезла… Исчезла — навсегда.
1889
КОРДЕЛИЯ (Страничка жизни)
Впервые — «Артист», 1889, № 2–4 (октябрь-декабрь); вместо подзаголовка — «Повесть»; подпись: Иван Щеглов. Печатается по тексту сб. «Корделия» [12].
Журнальный текст повести отличается от окончательного варианта. Так, Леонтьев (Щеглов) сократил несколько абзацев в начале и в конце повести. В начале, после эпиграфа, было: «…Зачем я ее опять встретил? Зачем?.. И при каких обстоятельствах… Боже мой! Сердце сжимается, если вспомню! Отверженная, осужденная насмарку, страничка прошлого опять назойливо лезет в глаза, и зажившая рана снова растревожена и мучительно ноет, — и милый, с летами потускневший образ неотступно оживает в моей душе во всей своей первоначальной, неотразимой красоте… Как сегодня вижу…» (далее как в окончательном тексте).
В конце, после «Исчезла — навсегда» было: «Сколько я потом ни метался по разным садам и театрам, сколько ни обрыскивал весь загульный ночной Петербург — я нигде не мог ее более найти…
И теперь, когда я перебираю в своей памяти все прошедшее, мне грезится она как в голубом тумане, точно сказочная шекспировская Корделия, сошедшая на землю, чтобы затеплить в людях потухающую святую искру, — и, под наитием этой причудливой грезы, во мне невольно оживают потускневшие идеалы юности и разбуженная душа вновь наполняется сладостной мукой…
Зачем я ее опять встретил? Зачем?!»
Были изменены также имена некоторых второстепенных действующих лиц: Добродеев — вместо Подгорбунского, Меморандов — вместо Меридианова и др.
…монолог Иоанны д'Арк… — из трагедии Ф. Шиллера «Орлеанская дева».
Гликерия Николаевна Федотова (1846–1925), Мария Николаевна Ермолова (1853–1928) — актрисы московского Малого театра.
«Нищие духом» — мелодрама Н. А. Потехина.
Норма, Динора, Травиата — героини опер В. Беллини «Норма» (1831), Дж. Мейербера «Плоэрмельское прощение» («Динора») (1859), Дж. Верди «Травиата» (1853).
Булотта, Маскотта — героини оперетт Ж. Оффенбаха «Синяя борода» (1886) и Э. Одрана «Маскотта» (1880).
«Мотя» — водевиль Э. М. Лабиша и М. Мишеля, переделка с французского К. А. Тарновского (1853).
Коклэн-младший (1848–1909) — французский актер-комик, гастролировавший в России.
Василий Игнатьевич Живокини (1807–1874) — актер московского Малого театра, водевильный комик.
Карл Моор, Фердинанд — герои трагедий Ф. Шиллера «Разбойники», «Коварство и любовь».
Эрнесто Росси (1827–1896) — итальянский актер-трагик, гастролировал в Петербурге в 1877 и 1878 годах.
Мария Гавриловна Савина (1854–1915) — актриса Александрийского театра.
«Вспышка у домашнего очага» — водевиль П.-А.-О. Ламбера-Тиду и Т. Баррьера, переделка с французского М. П. Федорова (1870).
Фру-Фру, Перикола — героиня комедии А. Мельяка и Л. Галеви «Фру-Фру» (1869) и оперетты Ж. Оффенбаха «Перикола» (1868).
«Пахита» — балет Э. Дельдевеза и А. Минкуса (1846), в Петербурге поставлен в 1881 году.
«Злись, ветер, дуй, пока твои не лопнут щеки!!» — Шекспир У. Король Лир, д. III (из монолога короля Лира).
«Боккаччо» — оперетта Ф. Зуппе (1879).
…грезовская головка… — От имени французского художника Ж.-Б. Греза (1725–1805), автора картин «Балованное дитя», «Девочка с куклой», «Голова ребенка» и др.
Михаил Валентинович. Лентовский (1843–1906) — антрепренер-режиссер, с 1876 года арендовал театр «Эрмитаж» в Москве, где создал первый в России театр оперетты.
Не очень много шили там,
И не в шитье была там сила — Некрасов Н. А. Убогая и нарядная.
Wo die Zitronen bluhen… — строка из песни Миньоны (роман И. В. Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера», кн. III, гл. I).
Ах, тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет — Грибоедов А. С. Горе от ума, д. II, явл. 4.
Женпремьерского — от jeune premier — амплуа первого любовника (фр.).
«Со ступеньки на ступеньку» — комедия А. А. Соколова и Г. Н. Жулева (1873).
Биргальная — от Bierhalle — пивная (нем.)
«Скандал в благородном семействе» — шутка в 3-х действиях Н. И. Куликова (1879).
Ради бога (фр.).
Мизансцене (фр.).
Да, нет (фр.).
Бедный Сакердон, что будет с тобой? (нем.).
Грубость (фр.).
Где цветут лимоны… (нем.).
Тоски по сцене (фр.).
Благовоспитанным человеком (фр.).
Вот неприятности человеческого существования! (фр.).
Вот несчастье-то! (фр.).
Живые картины на темы пословиц.
и другие повести и рассказы
