есть?
– Да практически все. Марвин Гэй? – Боже, у Марвина Гэя, считай, все песни о сексе. – Джони Митчелл? Адель?
– Адель – стоящая певица? К сожалению, я не в курсе музыкальных новинок.
Решив не разрушать его иллюзию относительно крутизны Адель, она поставила купленный Полом CD Боба Дилана – от этого Майкл испытал явное облегчение и успокоился – и присела рядом с ним на диван.
– О, это же Боб, – сказал он.
– Точно.
Боб очень кстати поспособствовал началу разговора, совсем как «Майкл Джозеф».
Наступила пауза, и они оба выпили вина. Майкл положил руку на колено Люси, но не похотливо, а вполне дружески.
– Должен сказать, что нынче может случиться и так и этак. Нет, давайте не будем говорить «нынче». Скажем так: «в данный момент».
Люси не уловила смысла.
– Хорошо.
– Просто… Раз уж мы движемся в этом направлении, мне подумалось, что лучше объяснить заранее, нежели оставить вас в недоумении потом.
– Спасибо.
Похоже, он решил проявить честность и своего рода заботу, вот она и решила, что поблагодарить будет нелишне.
– Позвольте спросить… Мм, как понимать «так»? И как понимать «этак»?
– Ах да. Напрасно я напустил туману. Если попросту… «Так» – это когда система функционирует нормально. А «этак» – когда ничего не происходит.
Туман рассеялся. Она по-прежнему считала, что он – факмен, вот только глаза у него, как выражалась ее мать, завидущие, и это, вероятно, путает ему все карты.
– Зачем брать пример с тех мужчин, которые говорят: «Ну надо же, никогда со мной такого не случалось». Если на самом деле такое случается.
– Разумно.
– Ну вот, собственно.
– А вы не планируете… обратиться к врачу?
– Планирую. Конечно. Все чаще и чаще. Но потом вдруг все приходит в норму, и я начинаю думать: ого, я восстановился. Вам знакомы такие жуткие истории, да?
– А вам?
– Знакомы. О том, как… прелюдия затягивается, ее сменяет неловкость, а потом невыносимый стыд.
Вот, значит, куда она несется во весь опор, если представить, что на пути не будет каких-нибудь других остановок? Она привыкла думать, что виагра и прочее возникает где-то в конце пути – скажем, в Плимуте, если направляешься в Корнуолл. А что происходит на остановках Рединг, Бат, Бристоль-Темпл-Мидз? Что служит интимным эквивалентом бристольского вокзала Темпл-Мидз, она не знала, – видимо, задремала и проехала эту остановку.
– Это весьма неаппетитно, я понимаю. Но непредсказуемая природа этого дела всегда сбивает с толку.
– Вы обнаружили какую-нибудь логику в этом «и так и этак»?
Майкл вновь обратился к своему бокалу.
– Кое-какие гипотезы были, но… Не уверен, что я готов их обсуждать. И потом, это будет несправедливо по… по… Ладно, не важно.
– Ой, простите, что я…
– Нет-нет, это не…
Что же у него за гипотезы? И в чем их несправедливость? И как он собирался закончить высказывание насчет несправедливости? Люси не встревожилась, нет, ее просто разбирало любопытство. Если он имел в виду, что это будет несправедливо по отношению к возможной сексуальной партнерше, значит неудачи, надо понимать, случались только при контактах с определенной категорией женщин. Но с какой? Неужели от его партнерши требовался определенный интеллектуальный уровень? И если ты недостаточно умна для титулованного писателя Майкла Марвуда, то его агрегат будет просто лежать, откинувшись, в тоске и неудовлетворенности? Или, еще того хуже, приподнимется и тут же испустит дух? Но ведь решающим фактором может оказаться что угодно: размер груди, размер задницы, масса тела… Люси приказала себе немедленно прекратить всякие догадки, покуда они не приняли совсем уж темные, изощренные формы. Не замешана ли тут его мать? Или женщина, совсем не похожая на его мать? Или, наоборот, больше всех похожая на мать? Наименее/наиболее похожая на его отца? Да с какой стати все мыслительные построения и тревоги должны упираться в родителей и потенциальных сексуальных партнерш?
– А кроме того… Очевидно, я рискую, когда выкладываю вам подробности. Но меня подкупает ваша деликатность. Если не ошибаюсь, одна писательница развлекала гостей историями о моих неудачах.
– На основе личного опыта? Или понаслышке?
– Один-ноль в вашу пользу.
Один-ноль? Она не острила, не делала намеков. Всего лишь задала вопрос, вот и все. Наверное, в данном контексте «один-ноль» означало «заткнись».
Люси замялась.
– Можно добавить только одно соображение?
– После чего мы сменим тему.
– Секс – это нечто намного большее.
– Намного большее?
– Намного.
Она понятия не имела, верно это или нет. Проблемы Пола зачастую вызывали дисфункцию, однако они с ним ничего не делали для ее преодоления: он бесился, а ей в итоге было не до секса. Но она знала, что говорится именно так.
– Думаю, это справедливо в случае прочных отношений. Не уверен, что точно так же дело обстоит на… как бы это сказать… На свидании. Если можно считать, что у меня сейчас свидание. И у вас. У нас с вами, если вдуматься.
– А разве нет?
– Уже пару лет после развода я зачастую ищу близости с женщинами, которые по той или иной причине утратили веру в себя. Одну муж променял на молодую, другая давно не… Ну, то есть причин могут быть сотни, правда?
– У обоих партнеров, я бы сказала.
Ей вспомнился бедняга Тед, который искал кого-нибудь попроще.
– Да. Да. Безусловно. У обоих. Однако я ложусь в постель с партнершей – и ничего не происходит… Вы, конечно, можете сколько угодно говорить, что секс – это… это… нечто большее, и будете правы, но вы же сами видите, что…
– Да. Да.
Ей просто хотелось, чтобы он оставил эту тему немедленно. Какой-то краешек ее сознания неудержимо стремился выяснить, кто же она в действительности: «так» или «этак», но основная часть, куда более обширная, требовала закончить этот вечер как можно скорее.
Джозеф называл своего отца Крисом, а маму – мамой. Ему не требовался мозгоправ, чтобы объяснить такую привычку. Крис жил на той же улице, где находился кинотеатр, в котором Джозеф договорился встретиться с Джез, и он забежал к папаше на чашку чая. Навещать отца он не любил. Крис его выбешивал. Жизнь у него не задалась, и это было главной темой всех разговоров. Многие свои неурядицы создавал он сам: вот уже несколько лет перебивался случайными заработками, прикрываясь травмой плеча. Из-за этой травмы он в свое время подсел на субутекс, сильный опиат; у отца, как подозревал Джозеф, развилась наркотическая зависимость, и жизнь его теперь сводилась в основном к поиску новых врачей, которые соглашались выписывать ему рецепты. Короче, увяз не по-детски.
В микрорайоне Денэм у Криса была квартира на первом этаже; в окне красовался плакат: «ВЕРНЕМ СЕБЕ УПРАВЛЕНИЕ. 23 ИЮНЯ ГОЛОСУЕМ ЗА ВЫХОД!»
Увидев эту агитку, Джозеф решил не задавать никаких вопросов. Иначе на него бы обрушился нескончаемый поток словоблудия. С какой стати отец выставил в окне такой плакат и обязан ли сам подчиняться этим требованиям, Джозеф понятия не имел. Но по опыту знал: когда на Криса находит
