узрел в этом дурной знак – свара на людях оказалась для Джез привычным делом. Про себя он задался вопросом: представится ли ему случай пойти в кино с Люси? А что, ничего невозможного в этом нет: скромные желания исполняются довольно легко, если только немного постараться. Допустим, посидеть еще пару раз с мальчишками, а потом ее пригласить. Сказать, например, так: «Люси, фильм, похоже, интересный, но никто из моих знакомых смотреть его не захочет, а в одиночку я ходить не люблю. Вы на него не собираетесь?» И она почти наверняка ответит, что, мол, да, собирается, только должна найти, с кем оставить детей. На самом-то деле он не это имел в виду, правда же? А может, именно это. Может, он просто хотел пойти в кино с женщиной, которая нипочем не рявкнет сидящему сзади зрителю: «Не твое собачье дело». Вот только он никогда не смотрел фильмы просто так: поход в кино всегда был для него частью свидания, что возвращало его на исходные позиции.
– Заснул, что ли? – окликнула его Джез.
– Ох. Извини. Может, посидим где-нибудь, что ли?
– Да я не о том – давай к тебе завалимся или ко мне? Нет, ко мне нельзя. Там не уединиться.
Если честно, идея этого вечера была подсказана желанием секса. Но сейчас, когда вроде бы все складывалось как нельзя лучше, такая перспектива казалась неуместной, никак не связанной с их предыдущими отношениями. Неужели таков заведенный порядок? Они пошли на фильм о мяснике, который одержим Сатаной; она обхамила незнакомого человека, а после решила уточнить, где лучше завалиться в койку? Так, походя, можно обсуждать, куда бы приткнуть велосипед. Джозеф не искал, куда бы приткнуться для секса.
– У меня – то же самое.
Теперь, когда Грейс от них съехала, он жил вдвоем с матерью, и та слова бы не сказала, приведи он кого-нибудь к себе наверх, в спальню. Пока ему было лет четырнадцать-пятнадцать, у матери имелись веские основания для беспокойства, но по достижении им того возраста, когда у него – в разумных пределах – проявилось осознание своих поступков, она расслабилась.
– Ну, куда пойдем-то?
– Можешь зайти к нам – познакомишься с моей мамой, или давай где-нибудь посидим.
На кухонном столе была оставлена записка – мама напоминала, что теперь работает в ночную смену, а в духовке для него припасено полпирога с курицей. Мама отказывалась верить, что к пирогу он не прикоснется.
– Выходит, мы одни?
– Да.
– Ка-а-а-айф, – протянула Джез, обнимая его сзади.
– Чая хочешь?
Она разжала руки.
– А водки не нальешь?
– Водки?
– Ага. Что, нельзя?
– Можно. – Он пожал плечами, но это движение почему-то свидетельствовало об обратном.
– Я ведь не собираюсь нажираться. Просто охота – сам понимаешь… немного расслабиться. Выпьешь со мной?
– Нет, мне и так хорошо.
– По тебе не скажешь.
– В смысле?
– Ну, не знаю. Напряженный весь, «да, нет».
За всю поездку в автобусе он почти ничего не сказал, а Джез все время зависала в телефоне. В какой-то миг она взметнула телефон вверх и сделала их совместное селфи. Показала снимок Джозефу. Он еще подумал, что сидит с озадаченным видом. Джез тут же куда-то запостила их фото или кому-то отправила, но Джозеф не спросил куда и кому, а она сразу вернулась в «Инстаграм».
Он знал, что водка в доме есть. Они с матерью пили очень мало; эту бутылку кто-то принес к рождественскому столу. Практически непочатая, она лежала в морозильнике.
– У тебя есть чем разбавить? Кока-кола?
– Нет. Мы кока-колу в доме не держим.
– Ну, ты приколист, – сказала Джез. – Водки ему не надо, кока-колы не надо…
«Пирога с курицей не надо, секса не надо, – мысленно подхватил Джозеф. – Что ж это такое?»
– Апельсиновый сок будешь?
– Может, коктейль предложишь?..
Он планировал в какой-нибудь момент сказать «да», но смешивать коктейли не имел никакого желания.
– А я «отвертки» хлебну.
Он достал из холодильника сок, а из морозильника – бутылку и принес пару стаканов. Джез наблюдала, как он наливает водку.
– Маловато будет. Даже не почувствуем.
В нем всегда жило… Он даже не знал, как это называется. Самоотречение? Послушание? Нечто связанное с церковью? В основном это чувство происходило из желания как можно дольше поддерживать форму. Вес его не менялся с восемнадцати лет, а фигура была для него важна. Джозеф терпеть не мог пироги с курицей, кока-колу, водку. Он даже огорчился, что не испытывает интереса к Джез. Это ведь никак не связано с фитнесом. И с церковью тоже.
– Я даже не знаю, чем ты занимаешься, – сказал он.
– В универе учусь.
– Да? По какой специальности?
– Туризм и гостиничный менеджмент, в Саут-Бэнке. На последнем курсе.
– А что потом?
– Откуда я знаю? В гостиницу, наверно, устроюсь. Только не здесь. Хочу из Англии уехать.
– Тебе тут не нравится?
– А кому тут нравится? Мрачно, цены задраны, дождь круглый год.
– А я не возражаю.
Он и сам не знал, насколько это соответствует истине, но почему-то начал заедаться. Никакого желания уезжать у него не было; отказ от своей страны был для него равносилен нехватке честолюбия и дальнейшему самоотречению.
– И куда же ты собралась?
– В Штаты. В Калифорнию.
– Туда виза требуется?
Виза! Ему стало тошно. Стыдно было подумать, как он с ней поступает.
– Мать-перемать! – вырвалось у Джез. – Я-то думала, это будет самая беспроблемная… как там говорится… интрижка в истории человечества. Симпатичный парень, одинокий, вроде поглядывает на меня с интересом. А теперь все мои планы зарубил, хотя им еще зреть лет десять.
– Извини. Не хотел тебя огорчать.
– Ну спасибо. Ты меня хотя бы поцеловать собираешься или нет?
– А ты все еще хочешь?
– Эти разговоры мне поперек организма, так что лучше уж…
Джозеф засмеялся и поцеловал ее. Он почувствовал в себе отклик, но отклик этот пришелся как-то некстати, не ко времени. Он возвращался к мысли, что суперское бывает разным. Бывает в стиле Джез – оно явно не вяжется, а то и вступает в противоречие с конкретной личностью. А бывает в стиле Люси – оно только становится горячее по мере знакомства. Правильно ли это? Если да, то как-то оно стремно.
Вдруг, безо всякой преамбулы, Джез запела: Бейонсе, «Пьяна любовью». Тот куплет, где говорится о пробуждении в кухне и о том, как же, черт возьми, такое могло случиться. У Джез был голос, причем совершенно неожиданный: настолько сильный, хрипловатый, выразительный, что Джозеф даже рассмеялся.
– Боже правый!
– Вот так-то, – сказала Джез. – Я еще много чего умею.
– Ты потрясающая.
Джез пожала плечами: дескать, я ж тебе говорила.
– Где спальня? – спросила она.
– Моя?
– Ну да. Твоя спальня. Куй железо, пока горячо.
– У кого железо горячо?
Он, честное слово, не собирался говорить пошлости или флиртовать. Ему просто хотелось проверить, насколько справедлива эта метафора. Отчего раскалилось ее железо: от этой песни? Или она рассчитывала, что песня сметет последние преграды?
– Надеюсь, у тебя, – ответила она.
И весь эффект от поцелуя схлопнулся. В этот миг Джозеф
