доктора Дэвиса. Элис знала, что Джон все понимает, но он предпочитал интерпретировать это как «у Элис нет „альцгеймера“, наша жизнь не разрушена», тогда как Стефани придерживалась противоположного мнения.
– Элис, вы понимаете, что это значит? – спросила она.
Вопрос задел Элис, хотя в такой ситуации он был вполне логичен. Перед ее мысленным взором мелькнул подтекст этого разговора в будущем. Достаточно ли она соображает, чтобы понять суть сказанного? Не слишком ли поврежден ее мозг и расстроено сознание, чтобы осознать информацию? К ней всегда относились с большим уважением. Если ее духовная сила постепенно обернется душевным недугом, что придет на смену уважению? Жалость? Снисходительность? Неловкость?
– Да, – ответила Элис.
– Еще я хотела бы прояснить одну вещь – в случае если результат будет положительный, генетический диагноз ничего не изменит ни в вашем лечении, ни в прогнозах.
– Я понимаю.
– Хорошо. Тогда давайте поговорим о вашей семье. Элис, ваши родители живы?
– Нет. Мама погибла в автокатастрофе, когда ей был сорок один год, отец умер в прошлом году от печеночной недостаточности, ему был семьдесят один год.
– У них не было проблем с памятью? У кого-нибудь находили признаки деменции [14] или изменения личности?
– С мамой все было в полном порядке. Отец всегда пил. Он был тихий человек, но к старости стал непредсказуем, с ним невозможно было разговаривать. Не думаю, что в последние годы он меня узнавал.
– Его водили на прием к неврологу?
– Нет. Я решила, что все это из-за алкоголизма.
– Когда, вы говорите, начались эти перемены?
– Когда ему было немного за пятьдесят.
– Он был мертвецки пьян каждый день. И умер от цирроза, а не от «альцгеймера», – вмешался Джон.
Элис и Стефани выдержали паузу, мысленно позволив ему думать так, как он хочет.
– У вас есть братья или сестры?
– Моя единственная сестра погибла в автокатастрофе вместе с мамой. Братьев у меня нет.
– Тети, дяди, кузены, бабушки, дедушки?
Элис выложила Стефани все, что знала о болезнях и обстоятельствах смерти своих родственников.
– Хорошо, если у вас нет вопросов, сейчас придет медсестра и возьмет у вас кровь на анализ. Результат будет готов через две недели.
Они ехали по Сторроу-драйв. Элис смотрела в окно – холодно, темно, хотя только полшестого, на набережной реки Чарльз ни души: никто не осмелился бросить вызов непогоде. Никаких признаков жизни. Джон выключил приемник. Ничто не отвлекало ее от мыслей о поврежденной ДНК и отмирающих тканях мозга.
– Ответ будет отрицательным, Эли.
– Ну и что? Отрицательный ответ не означает, что у меня этого нет.
– Формально нет, но тогда появляется множество вариантов.
– Например? Ты говорил с доктором Дэвисом. Он уже протестировал меня на все возможные виды деменции.
– Послушай, я считаю, что ты поторопилась обратиться к неврологу. Он рассмотрел набор твоих симптомов и увидел болезнь Альцгеймера. Но это его специальность, что еще он мог увидеть? Помнишь, в прошлом году ты ушибла колено? Если бы ты обратилась к хирургу-ортопеду, он бы увидел порванные связки или изношенность хрящей и захотел тебя оперировать. Он хирург, и хирургическое вмешательство для него – единственное решение. Ты же просто перестала бегать, принимала ибупрофен и через две недели прекрасно уже себя чувствовала. Я считаю, ты переутомилась, менопауза действует на твою нервную систему, и я думаю, у тебя депрессия. Мы справимся, Эли, нам просто надо говорить друг с другом.
С ним трудно было спорить. Маловероятно, что в ее возрасте может быть болезнь Альцгеймера. У нее менопауза, она переутомилась. И возможно, это депрессия. Вот почему она не стала бороться и смирилась с диагнозом. Это совсем на нее не похоже. Наверное, у нее стресс, переутомление, менопауза, упадок сил. Может быть, у нее и нет болезни Альцгеймера.
Среда:
7:00, принять утренние лекарства V
Закончить статью по психономике V
11:00, встреча с Дэном в моем офисе V
12:00, ланч-семинар, комната 700 V
15:00, встреча с консультантом по генетике (информация у Джона)
20:00, принять медикаменты
Когда они вошли в кабинет, Стефани сидела за столом, но на этот раз не улыбалась.
– Прежде чем мы обсудим результаты обследования, не хотите ли вы освежить в памяти нашу последнюю беседу? – поинтересовалась она.
– Нет, – ответила Элис.
– Вы по-прежнему хотите знать, каковы результаты?
– Да.
– Мне жаль, Элис, но ответ на мутацию PS-один – положительный.
Что ж, вот оно, абсолютное подтверждение, без всяких прикрас и экивоков. Пилюлю не подсластили. Ей придется подсесть на коктейли заместительной терапии эстрогенами, на ксанакс и прозак и провести следующие шесть месяцев в Каньон-Ранч, отдавая сну по двенадцать часов в день. И это ничего не изменит. У нее болезнь Альцгеймера. Она хотела взглянуть на Джона, но не смогла заставить себя повернуть голову.
– Как мы уже говорили, эта мутация имеет характер аутосомно-доминантного наследования, она связана с развитием болезни Альцгеймера, так что полученный результат соответствует диагнозу, который вам поставили до нашей встречи.
– Какой рейтинг доверия у вашей лаборатории? Что это за лаборатория? – спросил Джон.
– Это лаборатория диагностики «Афина», их позиция – девяносто девять процентов точности при диагностике такого рода мутаций.
– Джон, все верно, – сказала Элис.
Она уже могла смотреть на него. Его худое лицо, обычно жесткое и решительное, показалось ей вялым и каким-то чужим.
– Мне жаль, я знаю, вы оба надеялись найти доказательства, что диагноз неверен, – сказала Стефани.
– Как это отразится на наших детях? – спросила Элис.
– Да, это серьезный вопрос. Сколько им лет?
– От двадцати до тридцати.
– Стало быть, пока мы не можем распознать у них какие-либо симптомы. У каждого из них есть пятьдесят процентов вероятности наследовать эту мутацию. Можно провести пресимптоматические генетические тесты, но тут нужно многое взвесить. Захотят ли они жить с этой информацией? Как это повлияет на их жизнь? Что, если у одного из них положительный результат, а у другого – отрицательный? Как это скажется на их взаимоотношениях? Элис, им вообще известно о вашем диагнозе?
– Нет.
– Вам следует подумать о том, как рассказать им об этом в ближайшее время. Я знаю, это слишком серьезно, чтобы выложить все сразу. Тем более, как я понимаю, вы еще сами не привыкли к этой мысли. Но это прогрессирующая болезнь, вы можете откладывать разговор с детьми, но тогда, возможно, наступит момент, когда вы уже будете не в состоянии объяснить им все так, как сделали бы это сейчас. Или вы бы хотели, чтобы это сделал Джон?
– Нет, мы поговорим с ними, – сказала Элис.
– У кого-нибудь из ваших детей есть дети?
Анна и Чарли.
– Пока нет, – ответила Элис.
– Если они планируют завести детей, эта информация будет иметь для них очень большое значение. Я собрала кое-какие данные, которые вы можете им передать, если захотите. И еще. Вот моя визитка и визитка терапевта, он специалист по работе с семьями, которые прошли через генетическое обследование. У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? Я постараюсь ответить.
– Нет, кажется, все.
– Мне
