ракетной дивизии и из солнечного Казахстана с «невиданным позором» переведён дежурным генералом в Подмосковье, напрочь лишившись личного состава и утешившись, разве что, чуть большей квартирой и чуть большей зарплатой! Так ему и надо, нечестивцу!
С Завидониным, который пережидал судебные разбирательства с внезапно расстроившимся здоровьем в «политическом убежище» окружного госпиталя, поступили ещё жёстче. Отправили его, окаянного, на генеральскую должность областным военкомом в чернозёмную зону страны готовить, исходя из его боевого опыта, достойное пополнение для армии.
Но, друзья мои, безжалостнее всего обошлись с работником партийно-политического фронта Сидорчуком, сослав его болезного, правда не на каторгу, а на кафедру, и не просто на кафедру, а на кафедру «Марксистско-ленинской этики и эстетики», старшим преподавателем в профильную академию столицы.
Что ж, так или иначе, дивизия освободилась от скверны и командование ею принял молодой и деятельный полковник Карташов, бывший начальник штаба дивизии, до этого находившийся в тени «прежнего режима». Жена его, умная и добрая женщина, заведовала гарнизонным Домом бытового обслуживания, собравшим в своём хлопотном хозяйстве с десяток мастерских по разного рода пошиву, изготовлению и ремонту. Кстати, именно там, фотохудожником, и работала будущая жена нашего героя, о котором мы, дорогой читатель, совершенно забыли, увлёкшись жуткими рассказами о человеческом грехопадении.
А наш Апранин, тем временем, был всецело поглощён службой, которая заключалась в бесконечных регламентных работах на пусковых установках в позиционном районе дивизии в радиусе до ста километров от военного городка.
В арсенале его небольшого офицерского саквояжа всегда были стограммовые, практически не бьющиеся, стаканчики с толстым рифлёным дном, мельхиоровые вилочки, острый охотничий нож, репчатый лук, сало и хлеб. Естественно стаканчики не пустовали, поскольку в распоряжении регламентной группы всегда был чистейший медицинский спирт, без которого соваться зимой в ледяную степь было нельзя.
Паузы в работе, вызванные невозможностью открытия крыши ракетной пусковой шахты, из-за, без конца шныряющих по небу американских спутников-шпионов, могли длиться часами и сутками, а тем более, когда ветер усиливался, рискуя перевернуть технику.
В такой ситуации всё прекращалось и замирало, а расчёт забирался в огромный термоконтейнер пятидесятитонного установщика-транспортировщика, прозванного за свою форму и размеры «дромадёром». Там, в своём красно-алом корсете, возлежала Она, Её Величество, разделяющаяся ядерная головная часть, общим весом в десять тонн, мощностью много, много Хиросим, и окружённая микроклиматом в + 20 градусов по Цельсию, причём в любую погоду за бортом. И ужинали они в тепле, устроившись на меховых куртках, со стаканчиками, вилочками и анекдотами, пока не дадут добро на работу доблестные, незаметные и всевидящие «особисты». Конечно же, это было нарушением режима безопасности, но, как правило, все вынужденно с ним мирились, как с неизбежным злом.
Превратность здешнего климата было делом действительно доселе невиданным для Юрия, но как бы там ни было служба не оставляла слишком много времени на размышления, а привычка вскоре взяла своё.
В городке было два четырёхэтажных общежития, стоящих фронтом метрах в двадцати пяти друг против друга, которые соединялись одноэтажным книжным магазином, образуя букву «П».
Одно общежитие было исключительно холостяцким, и жили там молодые офицеры. Другое же предназначалось для временного проживания семей военнослужащих, ожидающих получения квартир, а в основном там жили гражданские люди, работающие в сфере обслуживания военного городка и в штабах воинских частей. Исключая командировочных, значительной частью этого разношёрстного населения были молодые медички, поварихи и связистки.
На четвёртом этаже офицерского общежития комнату 412 и занимал Апранин с двумя своими друзьями, бывшими сокурсниками по военному училищу, Володей Дудник и другим, тоже Володей, по фамилии Добрынин. С первых же офицерских подъёмных были куплены магнитофон и проигрыватель с двумя акустическими колонками.
Совершенно понятно, что гремучее соседство молодой горячей крови по обе стороны книжного очага не могло не взаимодействовать!
С одной стороны в окнах день и ночь торчали колонки и гремела музыка, а с другой в окнах мелькали любопытные женские взгляды с блеском в глазах.
Бдительные вахтёры с инквизиторской щепетильностью стерегли вверенные им рубежи, но, как, известно, жизнь остановить нельзя, и были освоены два главных пути контрабандного пересечения границы: воздушный и подземный.
Первый был, правда, не совсем воздушный, но, скажем так, надземный и пролегал по крыше книжного магазина через окна второго этажа, а второй путь проходил в подземном бетонном тоннеле, в котором размещались трубы отопления и водопровода. Тоннель был узкий, тёмный и грязный, трубы в нём мокрые, а зимой ещё и горячие, но он гарантировал успех, поскольку ключи от подвала имели все.
Учитывая существование в городке сухого закона относительно крепких напитков, а также удалённость станционного посёлка, замешанную на климате и погоде, потреблялось в основном вино, но в огромных количествах.
Смены с боевого дежурства происходили по вторникам и пятницам, после которых народ «расслаблялся». Штопор, как правило, не применяли в связи с его отсутствием и пробки проталкивались вовнутрь.
После выходных у дверей гвардейских келий грудились десятки пустых длинногорлых бутылок, составлявших значительную прибавку к доходу местных уборщиц. С неимоверным упорством, терпением и ловкостью они часами извлекали злополучные пробки, сидя на лестничных площадках, подогнув под себя ноги по-восточному. Делали они это при помощи проволоки или лески, что со стороны напоминало зимнюю рыбалку на мормышку.
Нагруженные мешками с тарой, уборщицы, с подгибающимися, как автомобильные колёса самосвала «Татра», ногами, покидали воинскую обитель и шли в посёлок, где сдавали свою добычу оптом перекупщику на телеге с лошадью, по 10 копеек за бутылку.
Нельзя сказать, чтобы Апранин проявил себя служакой и карьера военного была его призванием, конечно нет, но природная аккуратность, обязательность и исполнительность были оценены командованием. Вскоре он получил квалификацию 1-го класса, а затем «Мастера» и звёздочку старшего лейтенанта.
Надо заметить, что командир части, где служил Юрий, был как раз из тех варягов, которыми когда-то формировались ракетные войска. В прошлом военный моряк, он на флоте дослужился до командира БЧ (боевой части), капитан-лейтенанта.
Теперь будучи полковником, он понимал, что карьера состоялась, выслуга лет обеспечена, поэтому дослуживал спокойно и не рвал шкуру с подчинённых. Больше всего на свете он любил свой родной Питер, строительное дело, которое откуда-то знал в совершенстве, носил всегда военно-морской нагрудный знак «За дальний поход» и очень гордился своим флотским прошлым. Командир с уважением относился к Апранину не только потому, что тот освоил кучу смежных военных специальностей и был двужильным в работе, но ещё и потому, что Юрий был водителем всего автомобильного, что могло ехать в части, да ещё и крановщиком.
Летом, когда не было боевой регламентной работы, старший лейтенант Апранин, взяв с собой кого-либо из солдат в
