Каютин примирил супругов, предложив отдать Митю в гимназию, с чем Доможиров, глубоко уважавший его, тотчас согласился.
Реже, но продолжал Доможиров свои странствования по кладбищам и по городу и вести свой журнал. Между прочим, в нем можно было прочесть следующее:
«23 марта. — Бродил в Коломне. Увидал толпу у одного дома, подошел: Говорят, персиянец, что ли, какой выскочил из четвертого этажа. Эк, угораздило, сердечного! Хорошо, что персиянец, а то бы жаль. Видел его останки, безобразные такие… страшно стало! да и сам, должно быть, некрасив был, покойник, нос один какой! Толковали тут, что, видно, не в меру опиума хватил, а то жил всегда смирно, не пьянствовал, самовольных поступков не делал. А тут вдруг, не спросясь никого, скок! поминай как звали! Ну, Да, может, ему чудились красавицы, и он думал, что подхватят его и понесут прямо в свой рай… Ведь у них и стар и молод, а до самой смерти только о красавицах и думают… Дал бы я ему мою Василису Ивановну…»
«29 октября. — Бродил по Смоленскому кладбищу. Новый великолепный памятник прибыл, — я думаю, тысяч пять стоит. И подписано: „Покоится прах рабы божией Сары Алексеевны Бранчевской…“ Сара! странное имя! Должно быть, цыганской породы была, а может, и русская: Сара, говорят, есть и русское имя. Пятидесяти лет умерла: Будет! пожила довольно: жалеть нечего! Василисе далеко еще до пятидесяти лет… А памятник важный — весь мраморный и тяжести, должно быть, неимоверной…»
Если бы он знал, если б он мог понять, какая душа угомонилась под этим тяжелым памятником!..
Ничего еще не сказано о Тульчинове. Он продолжал сладко кушать, собственной особой доказывая глубину своих гастрономических познаний: он толстел с каждым годом и, казалось, не старелся. На закате дней судьба порадовала старика чудным открытием. Досталась ему усадьба, в которой давно никто не жил. Стали копать на барском дворе колодезь и неожиданно докопались до ямы: оказалось, что в старину был тут погреб; нашли даже несколько бутылок. Тотчас уведомили Тульчинова; старик сам поскакал в Деревню, и когда увидел ряд старых бутылок с рейнскими и другими винами, бог знает которого года, слезы градом хлынули из глаз старика, и он воскликнул в умилении:
— Чем заслужил я, что ниспосылается мне такое сокровище?
— Добротой своей, батюшка, Сергей Васильич, благодеяниями своими, — отвечал стоявший тут управляющий, тронутый радостью своего барина.
И Тульчинов твердо верил, что такое сокровище могло быть послано ему только за добрые дела, и с Новым рвением принялся творить их. Блажен, кто, подобно ему, может делать добро и запивать его превосходными винами!
Через год после свадьбы, когда у Полиньки был уже маленький Каютин, с глазами матери и смуглым лицом отца, молодых навестил Хребтов. Полинька узнала его по описанию мужа, и лишь успел он войти, принялась, откинув всякую чопорность, обнимать и целовать его. Старик был тронут ласками хорошенькой Полиньки, также угадав в ней жену Каютина. Каютин, выскочив из своего кабинета, молча глядел на эту сцену, и воображение его уносилось далеко: он вспомнил свое плаванье на Новую Землю, когда стоял на мели среди моря, он мысленно благословлял Хребтова и думал: «Когда-то поблагодарит его за меня Полинька?»
Весело провели они тот день в воспоминаниях о своих трудных странствованиях.
— Не хочешь ли опять на Новую Землю? — с улыбкой сказал Каютину Хребтов, лукаво взглянув на Полиньку.
— Нет, благодарю! — отвечал Каютин, которому уже в то время досталось большое поместье после дядюшки его Ласукова, погибшего от собственной руки своей, при посредстве отличных домашних медикаментов, обходившихся крайне дешево. — Я вот съезжу в Ласуковку!
— Теперь уж разве я поеду с тобой, Антип Савельич, — смеясь, сказала Полинька.
— А что ты думаешь? — возразил Хребтов (он и ей говорил ты). — Да ты бойчей его будешь. Поди-ка ко мне в команду годика на два, так ли вышколю! Ты, вижу я, прыткая. Он куда! в подметки тебе не годился, как я с ним встретился.
— Жаль, что нельзя покинуть вот его, — отвечала Полинька, укачивая своего маленького сына. — А то я с радостью.
— Лучше останься ты с нами, Антип Савельич, — серьезно сказал Каютин. — Что тебе? постранствовал довольно, натерпелся и нужды, и голода, и холода, не раз со смертью лицом к лицу стоял. Право, — пора отдохнуть.
Хребтов задумчиво поглаживал бороду. Полинька так же стала его упрашивать.
— Нет, други! — грустно сказал Хребтов. — Люблю вас, любо с вами, а остаться не останусь. Уж такая была моя жизнь, что мне сиднем жить — голову сложить! Опущусь, думать начну… тоска сгубит.
В голосе Антипа было столько грустной решительности, что Каютин и Полинька больше не возражали ему.
— Ты еще обещал мне, Антип Савельич, рассказать свою историю, — сказал Каютин.
— Да, изволь, расскажу! и тогда сами вы, други, увидите, что такая была моя жизнь, что нет лучше, как размыкивать мне кручину свою по широкому белому свету, пока бог грехам терпит. Коли охота есть, слушайте!
И он начал свой длинный и печальный рассказ.
История Антипа Хребтова, исполненная разнообразных и занимательных похождений, составляет отдельный роман.
Печатается по тексту первой публикации со следующими исправлениями в названиях глав части седьмой: «Охота» (глава VI) вместо «Действие происходит в лесу»; «Крутой поворот» (глава IX) вместо «Возвращение» (по всем отдельным изданиям).
Впервые опубликовано: С, 1848, № 10 (ценз. разр. — 30 сент. 1848 г.), с. 169–274, № 11 (ценз. разр. — 31 окт. 1848 г.), с. 39–148, М 12 (ценз. разр. — 30 ноября 1848 г.), с. 307–410; 1849, № 1 (ценз. разр. — 31 дек. 1848 г.), с. 165–274, № 2 (ценз. разр. — 31 янв. 1849 г.), с. 315–418, № 3 (ценз. разр. — 28 февр. 1849 г.), с. 107–230, № 4 (ценз. разр. — 31 марта 1849 г.), с. 279–380, № 5 (ценз. разр. — 80 апр. 1849 г.), с. 73–172, с подзаголовком: «Роман в осьми частях» и подписями: «Н. Некрасов. — Н. Станицкий» (перепечатано: главы V–VII, X части четвертой — Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, 1849, № 314–316, под заглавием: «Сцены из жизни русских промышленников. — I. Гонка барок через Боровицкие пороги. — II. Мореход Хребтов», с подписями: «Н. Некрасов, Н. Н. Станицкий»; глава VI части четвертой (фрагмент) — Собрание стихотворений и отрывков в прозе для первоначального изучения русского языка. Изд. Ф. Студицкого. СПб., 1849, под заглавием: «Гибель барок на Боровицких порогах», с подписями: «Н. Некрасов, Л. Станицкий»; глава II части третьей, переделанная в драматический этюд. — Для легкого чтения. Повести, рассказы, комедии, путешествия и стихотворения современных русских писателей, т. 3. СПб., 1856, с. 253–281, под заглавием: «Осенняя скука. Деревенская сцена», с подписью: «Н. А. Н-в» и датой: «1848»; глава III части третьей («История мещанина Душникова») — Для легкого чтения…, т. 4. СПб., 1856, с. 228–274, под заглавием: «Портретист. Повесть», с подписью: «Н. Н. Станицкий»; глава X части четвертой — Литературная ералашь из повестей, рассказов, стихов и драматических сцен современных русских писателей: М., 1858, с. 50–88, под заглавием: «Ледовитый океан», с подписями: «Н. А. Некрасов и Н. Н. Станицкий»; полностью Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света. Роман в осьми частях, т. I, ч. 1–3 (ценз. разр. — 18 дек. 1848 г.), ч. 4, т. II, ч. 5–8 (ценз. разр. — 1 июня 1849 г.). СПб., 1849; Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света. Роман в осьми частях, т. I, ч. 1–4 (ценз. разр. — 9 мая 1851 г.). 2-е изд. СПб., 1851 (т. II присоединен из нераспроданной части тиража издания 1849 г., с прежними выходными данными); Некрасов Н. и Станицкий Н. Три страны света, Роман в восьми частях, т. I–II. 3-е изд. СПб., 1872).
В собрание сочинений впервые включено: Собр. соч. 1930, т. IV (с купюрами); ПСС, т. VII (полностью).
Автограф не найден. Беловой автограф стихотворения «Когда горит в твоей крови…» (глава II части третьей) — ГБЛ, ф. 195, ед. хр. 10786, л. 34.
1
Роман «Три страны света» известен только в печатной редакции. Об истории его написания можно судить лишь по немногим косвенным данным.
В редакционных объявлениях «Современника» об издании журнала в 1848 г. «Три страны света» еще не упоминаются. Подписчикам был обещан роман Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (см.: С, 1847, № 9-10, с. 7–8 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 115). В последний раз обещание было подтверждено в объявлении «Московских ведомостей» (№ 26) от 26 февраля 1848 г. (см.: наст. изд., т. VIII, с. 714). Однако вместо этого романа были опубликованы — без предварительных сообщений — «Три страны света».
Причина столь неожиданной перемены в планах Некрасова объясняется ужесточением цензурных запретов и полицейских мер после революционного переворота во Франции. Предписанием начальника III Отделения графа А. Ф. Орлова от 23 февраля литераторам вменялось в обязанность строжайшее соблюдение благонамеренности.[22] «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» новым цензурным требованиям не отвечали. В изменившейся ситуации журналу требовался большой роман, привлекательный для массового читателя («провинция любит длинные романы»[23]), надолго обеспечивающий редакцию материалом и «благополучный» с точки зрения цензуры.
