снова заговорил.
По всей видимости, мы выскочили на бархатный участок дороги, поскольку стук колес приглушился до шепота. И в наступившей тишине я вдруг ясно осознал, где я слышал голос Михи, прежде, в той жизни, что, казалось, осталась на перроне в точке отправления. Выудить это знание из стога обрушившихся на меня мыслей и воспоминаний было не так просто, но осознав я уже не мог отделаться от этого чувства. Парадоксальность его выходила за рамки линейного понимания, но сами эти рамки были существенно пересмотрены мной за эту поездку. Как бы странно, непонятно, немного жутковато, это не казалось, но голос Михи был голосом одного из выдуманных друзей моего детства. Его не было в моей жизни больше тридцати лет, но у меня не было и тени сомнений. Единственная причина, по которой я не узнал его с самого начала, лежала на поверхности – я никогда не слышал его своими ушами, извне моего сознания. Мне стало не по себе. Захотелось, чтобы Миха вернулся поскорее, но было и немного страшно, словно я нашел в его багаже заряженный пистолет. Я поднял бутылку к губам и допил ее большим глотком. И где-то внутри, словно сбили печати с потайных замков, и открылись створки глубокой памяти. Калейдоскоп завертелся с новой силой.
Я вспомнил, где я встречал Миху раньше. Он был одним из моих самых старых и самых надежных клиентов. Когда-то давно мы часто виделись – он только поднимался, на волне перемен и надежд, которая благополучно схлынула. Его интересовало абсолютно все об инвестиционном бизнесе – он проводил долгие часы в моем офисе, потом звонил мне пару часов спустя, прочитывал каждую страницу моих презентаций. Он был первым клиентом, которого привел в офис я, без помощи босса и его связей. Бизнес Михи, Михаила Алексеевича, рос быстро, и все его свободные ресурсы были у нас в управлении. Кто знает, без него я, возможно, никогда бы не стал на ноги, и уж точно не пережил бы кризис. Правда, в последние лет семь я не видел его лично – он передал дела управляющему, и растворился.
Как я мог его не узнать? Конечно, он изменился, но быстрые глаза со смешинкой и коричневыми крапинками на голубом фоне, подвижный вихор, чуть присыпанный солью, но все такой же независимый, его чуть сутулая осанка человека, вечно сидящего нога на ногу, – все было на месте. Он сам был вихром, заметно выступавшим на фоне чванства и беспардонной простоты. С ним всегда было интересно, поговорить, поспорить, поделиться удачей или горем. Совсем как и в этот раз. Так как же я мог его не узнать?
Должно быть, на меня нашло затмение. Когда-то давно, глядя на звезды с крыльца своего загородного дома, после весьма приятного, но излишне питейного вечера, я подивился некоторому сходству наших представлений о вселенной и вех человеческой жизни. Наш мир, как и вселенная, начинается с большого взрыва, вполне недвусмысленного выхода в свет из чрева матери. Как для подслеповатого котенка, весь этот мир описывается сферой радисуом в пару метров, границы которой теряются в тумане. Из этого тумана начинают сгущаться фигуры, которым суждено стать нашими спутниками на долгие годы. Мы перетекаем из геоцентрической системы, в гелиоцентирческую, а затем открываем дальний космос, галактики и квазары, по мере расширения этой сферы нашего сознания. Каждую секунду новые мысли отодвигают границы еще дальше, также как и расширяющаяся вселенная пожирает пустоту. И точно так же, как и вселенная, наше сознание полно темной материи, о существовании которой мы смутно догадываемся, но оценить ее масштабы и роль в нашей жизни не так-то просто. Должно быть, Миха нырнул в одну из черных дыр моей памяти.
Что еще скрывалось в этой дыре, и других крепко стянутых цепями сундуках памяти? Лучше всего запоминается не последнее, а то, что лучше кладется на выбранную тобой канву жизни. Быть успешным в бизнесе, своими силами, было для меня особенно важно, а потому все те, кто были первыми и вторыми ступенями моей небольшой ракеты, ушли на второй план. Осталось общее чувство благодарности, но внутренний орган пропаганды требовал только одного героя. Выборы были безальтернативными. И чем дальше в лес, тем меньше оставалось попутчиков – юность представала и вовсе героическим эпосом преодоления препятствий. Но ведь там было несколько крепких друзей. Мне всегда было проще с людьми постарше, внутренний возраст опережал события. Я наморщил лоб, пытаясь вызвать в памяти свою былую компанию, которая разлетелась по семьям и судьбам уже лет двадцать назад.
Один за другим они возникали перед моими глазами – те, с кем я пережил много «первых» событий, как плохих, так и хороших. Некоторые уже потеряли свои имена, но лица и отдельные фразы все еще плавали под поверхностью моей памяти. Я попытался представить себе жизнь человека с эйдетической памятью. Как в старом анекдоте про правильное ударение – ничто не забыто, или ничто не забыто? Как и любая стоящая палка, эта – была о двух концах. Всплыло много из того, что хотелось и получилось забыть, простить, забить гвоздями. И я уже почти не удивился, что в этой мутной воде снова всплыл образ Михи.
Он был не лучшим другом, просто приятелем, но из тех, с кем было комфортно. Легок на подъем, полон предложений, которые падали на благодатную почву. Я вспомнил тот злополучный поход. Густо заросшие лесом волны холмов, потайные ключи, физическое ощущение простора с лысой скальной макушки… Костер, беседа, снова беседа, запах грибов, трассирующая канонада смолистого елового бревна, таинственная галактика горячих углей в порыве ветра… И конечно, спуск по реке к месту отправления, смех, бахвальство. Мы даже понятия не имели о профиле реки – что может случиться? Я вывалился на втором пороге и крепко приложился головой к гладкому камню. Я не издал ни звука. Чудесным образом вытащил меня Миха, единственный, кто не только заметил мой выход со сцены, но и умудрился прыгнуть следом со спасательным жилетом в руке. Было не в моде разводить нюни, но про себя я поклялся, что отплачу Михе, чем смогу. Но оказалось, что смог так крепко все это забыть, отвернуться, что дважды не узнал его на перепутьи.
Я оторвался от якоря хорошо понятого и хорошо забытого, мир покачнулся и поплыл перед глазами. Купе наполнилось светом другой, молочно-белой, тональности. Как в луче прожектора, некоторые предметы приобрели отчетливую ясность, в то время как другие соскользнули в теневые углы и расщелины. Муха сорвалась с насиженного
