- Что с вами? - спросила Маркова. - Успокойтесь, Вадим... Если он и выживет, то останется инвалидом. Слепым, парализованным инвалидом.
* * *
Вадим поехал в институт, в другой конец города. В отцовском кабинете Неплохов принимал иностранную делегацию. Он предостерегающе поднял маленькую костлявую руку, но Вадим взмолился:
- Позвоните в Москву! Отец умирает!
- Знакомьтесь, господа... Карташев-младший.
Иностранцы улыбались. Они ничего не знали о слепоте, о Марковой, о Валькове - чужие люди. И они улыбались не отцу, и тем более не Вадиму, а просто так.
Неплохов сидел за отцовским столом, какого черта? Ему была на руку скорая смерть Карташева, он мог надеяться перебраться в этот кабинет. "О, чтоб вы все провалились!" - воскликнул про себя Вадим.
Неплохов подошел к нему и зашептал, давя рукой на плечо, наклоняя к себе:
- Вадь, в Москву я позвоню... Ты извини, это иностранцы. Они не поймут, что у нас на душе.
Он сделал упор: "у нас".
- Подожди полчасика. Я на шахту с ними, так и быть, не поеду, и мы потолкуем.
- Ладно... Я вечером вам позвоню.
Он медленно вышел.
* * *
Дома что-то произошло. Какая-то перемена была даже в запахе - пахло духами. Из отцовской комнаты вышла женщина.
Он не шелохнулся, когда она поцеловала его, только чуть повел головой, чтобы не в губы. Она отстранилась, и он увидел, как мать постарела. Сквозь пудру ее лицо светилось желтизной, волосы поредели и были плохо покрашены.
- Вон ты какой... - сказала она и не договорила до конца.
По ее тону он догадался, что она имеет в виду. "Большой, незнакомый, чужой".
- Я виновата перед вами, - вымолвила она и заплакала.
Он пошел умываться. Долго плескал водой, бесцельно набирал ее в пригоршни и сливал. Войдя в свою комнату, увидел мать. Она смотрела на фотографию Кассиуса Клея, лежавшую под стеклом письменного стола.
- Ты зачем приехала? - спросил он. - Отец при смерти.
- Я знаю, - перебила она. - Я буду ухаживать за ним.
- А, - сказал Вадим.
- Но я вернулась! Я пойду в больницу, он меня простит...
Она замолчала, глядя на Вадима униженно и нежно. Он дрогнул. Он ощутил, что не может возразить, что у него нет ни мужества, ни сил стать судьей ее жизни с отцом.
Ему хотелось обнять мать и утешить; он не сдвинулся с места.
- Мне надо идти, - сказал Вадим. - Ты поешь... В холодильнике там все есть. - Он кивнул и быстро вышел.
Из отцовской комнаты он позвонил Неплохову.
- А я собрался тебе звонить, - сказал тот. - Должны из Москвы прислать хорошего нейрохирурга.
- Я сейчас приеду, - проговорил Вадим и дал отбой. Мать стояла в коридоре и молча глядела на него.
- Я скоро вернусь, - сказал он.
- Ты в больницу? - спросила она. - Я с тобой...
Ее голос звучал безнадежно. По-видимому, сейчас мать не верила, что Вадим возьмет ее.
Вадим отвел взгляд.
- Я с тобой, - решительнее повторила она.
Он покачал головой.
- Я еду к Неплохову.
Он услышал свой неуверенный, фальшивый голос и растерялся от мысли, что его слова прозвучали лживо, и мать наверняка не поверила.
* * *
У Неплоховых дверь ему открыла высокая черноволосая девушка. Вадим настороженно поглядел на нее. Он не думал, что у Неплохова есть дети.
- Вы дочь? - спросил Вадим у девушки.
- Я Дарья, Даша, - улыбнулась она. - Ты Вадим? Папа тебя ждет. - Она пригласила его в свою комнату. - У нас маленькая квартира. Там - мама, тут я, а ему и негде...
Дарья почему-то показала на большую семилинейную керосиновую лампу с зеленым абажуром, стоявшую на журнальном столике. Столик был старый, темный, местами протертый до светло-желтой древесины.
- Вот вы где! - сказал Неплохов, войдя в комнату. - Здравствуй, Вадим... Даша, это Вадим Карташев... Он заканчивает горный техникум. Хороший спортсмен... Вот так.
- Шахта? - произнесла Даша. - Бедный Йорик...
- Почему же Йорик? - спросил Вадим.
- Это из "Гамлета".
- У нее вот-вот выпускные экзамены, - объяснил Неплохов. - Погоди, Даша. Нам с Вадимом надо поговорить.
Девушка оставила их одних. Неплохов одернул выпущенную поверх брюк летнюю сорочку и строго сказал:
- Нейрохирург будет.
- Я хочу забрать в институте отцовские вещи, - ответил Вадим. - Я хочу, чтобы мы поехали сейчас.
- Зачем такая спешка? - пожал узкими плечами Неплохов. - Пусть пока лежат.
- Пока! - усмехнулся Вадим. - Что такое "пока"? Моя мать приехала. Завтра она пойдет в больницу...
- Вот как? - не сразу ответил Неплохов. - Что же делать?
Он подошел к окну и поглядел на улицу.
- Ты на машине?
- Да.
- Ее нельзя допускать в больницу. - Неплохов, не поворачиваясь, по-прежнему смотрел в окно. - Прости, Вадим, не наше это с тобой дело. Но он беспомощен, и решать должен ты. Если она там появится, он может переволноваться. Все может случиться... - Неплохов повернулся. - Звони дежурному врачу. Скажи, чтобы никого не пропускали.
Вадим молчал.
- Как хочешь, - сказал Неплохов. - Тогда позвоню я.
Он вышел, из прихожей донесся его напряженно поясняющий голос. "Беспомощен", - повторил про себя Вадим.
Вернулся хозяин дома. Он улыбнулся.
- Будем чай пить! Даша на стол собирает.
- Что в больнице? - хмуро спросил Вадим.
- По-прежнему. Дежурит Маркова. Я ей объяснил, она поняла...
- Ничего она не поняла, - махнул рукой Вадим. - Поехали в институт.
"Победа" быстро шла по вечерней улице. Проехали мост, в воде отразились окна домов и фонари набережной.
- Да не гони! - сказал Неплохов.
Справа расстилалось темное поле пустыря. Было хорошо видно, как по другой улице к перекрестку мчится какая-то машина. Вадим сбросил газ.
- Тебе надо бы переписать отцовскую сберкнижку на себя, - посоветовал Неплохов. - Я, наверно, переведу его на пенсию. Понимаешь, институту нельзя без руководителя.
- Я убью вас, - сказал Вадим.
- Почему? - спросил Неплохов.
Вадим выжал педаль акселератора.
Перекресток приближался. Вадим не тормозил. "Черт с вами!" - подумал он. В нескольких метрах от них вспыхнули фары "Волги". Завизжали тормоза.
Неплохов вскрикнул. Через сотню метров Вадим остановился.
Неплохов выскочил из машины. Вадим медленно поехал дальше, но затем спохватился и повернул обратно.
По тротуару торопливо шагал маленький человек в светлой сорочке навыпуск.
Вадим притормозил и позвал:
- Валентин Алексеевич! Нам надо в институт.
- Эх ты! - сказал Неплохов. - Разве я виноват? Дурак ты, Вадим!
Вадим вышел и догнал его.
- Не выгоняйте отца на пенсию!.. Я вас прошу! Прошу! Понимаете?
* * *
Они включили свет в директорском кабинете. В углу за селектором стоял грубый коричневый сейф. Вадим открыл его.
Неплохов сортировал бумаги. Вадим сложил в стопку авторские свидетельства.
К маленькому отделению был свой ключ. Он туго повернулся в скважине, и Вадим увидел несколько запечатанных конвертов. На них не стояло никаких надписей.
Он надорвал один.
"...Я вижу в нем себя. Вадим - это смысл всей семейной жизни. Когда мы женились, мы не могли предположить, что он окажется главным. А все остальное ушло.
У Вадима нет матери. Он ожесточился. Однажды он вернулся с соревнований и рассказал об одном бое. Он говорил, что от его удара какой-то паренек лишился сознания на полчаса. Он сказал: "Надо было выиграть, я и старался. В худшем случае я бы валялся на полу вместо него". Вадим иногда жесток, как все дети в его возрасте. Но это должно пройти..."
Вадиму стало неловко за отца. Зачем он писал матери? Знал же, что она с ним делала.
- Все! - сказал он. - Идемте.
- А что в конвертах?
Он пожал плечами. На прощание он еще раз оглядел кабинет, потому что думал, что теперь уже никогда не будет здесь. На никелированной вешалке висели пустые плечики для плаща. Окна были зашторены, а стол чист. Пахло пыльным, застоявшимся воздухом. Вадим вздохнул и снял с кольца ключи от сейфа.
На улице уже началась ночь. Дома светились окнами. Старик в майке открывал форточку; у стола склонилась молодая женщина; с открытого балкона доносилась музыка.
* * *
Отец болел долго. Вадим большую часть дня проводил в больнице, а по вечерам чертил дипломный. Отца еще не переводили на пенсию, но уже было ясно всем, что в институт он больше не вернется.
Мать собралась уезжать, в больницу она так и не смогла пройти.
Перед отъездом она сказала Вадиму:
- Ему не нужна была моя любовь! Он сам виноват.
Мать уже выглядела моложе своих лет, оттого что подкрасила волосы.
- Ты куда едешь? - спросил Вадим. - К своему... мужу?
- Какому там мужу! - она даже засмеялась. - Кому я нужна?
Ему было тягостно прощание. Он подумал, надо ли говорить про те письма или просто отдать их? "Потом", - решил он. "Потом" значило "после смерти". Но эта мысль походила на приговор, и Вадим отдал отцовские письма.
- Мне? - удивилась мать. - Я их возьму. Нет, нет!
Она сделала отталкивающее движение. Кажется, она боялась их брать.
Вадим больше ничего не говорил. Помолчали.
