— Внимание, — прошептал Стахевич, — цепь не разорвите…
Мрак стальным обручем сковал череп.
А в углу определенно происходила какая-то возня, словно собака никак не могла найти место. Чтобы улечься.
Стол вдруг затрясся, как в лихорадке.
— Яичницу с ветчиной и стакан бургундского! — послышался из угла резкий голос, — гром и молния — поторапливайся, моя пулярдочка!
Пронзительно вскрикнула Гура, ибо Семен Петрович, внезапно вскочив, разорвал цепь.
— Свету, свету, — кричал кто-то.
— По местам, — шипел Стахевич, — вы погубите медиума.
Но Семен Петрович зажег электричество.
Все сидели во всевозможных позах, выражающих ужас, а медиум, вдобавок, поправляла свою золотистую, сбитую набок прическу.
Но то, что увидал Семен Петрович в углу комнаты, заставило его задрожать с головы до ног и побледнеть так, как он никогда еще не бледнел в своей жизни.
— Я жалею, — говорил он мне впоследствии, — что у меня в то мгновение не лопнуло сердце, тем более, что все к этому шло. Я тогда, впрочем, не учитывал всех последствий, и только этим и можно объяснить, что я не умер внезапно и, следовательно, остался жив. Но разве по заказу умрешь?
И, от души сочувствуя бедному Семену Петровичу, сознаюсь, с трудом находил я для него слова утешения.
Управдом Агатов относился к жильцам мягко и как-то даже по-отечески, ворчал, шумел, но, в общем, никого зря не обижал и плату брал нормально. И жильцы правильно рассуждали: пусть ругает, лишь бы не обкладывал.
А в особенности любили и ценили его дамы… любили именно потому, что он поистине был их покровителем и при разводах, и при других зависящих от него обстоятельствах. Был управдом джентльмен.
Теперь он сидел у себя в квартире перед только что раскупоренной бутылкою русского хлебного вина и размышлял, выпить ли всю бутылку сразу или половину выпить, а половину оставить на завтра.
Поэтому, услыхав стук в дверь, он недовольно крикнул: «Ну» — и, увидав Слизина, сказал: «Какого черта, граждане, вы ко мне на квартиру ломитесь еще и в воскресенье… Есть для этого контора».
Но при этом, случайно вглядевшись в лицо Семена Петровича, прибавил он несколько мягче:
— Ну, что там? Налоги, что ли, все отменили?
Семен Петрович действительно имел вид до крайности ошалелый.
— Я бы не решился, если бы не такое дело… Просто такое дело…
— Ну, что?
— Вы себе вообразить не можете… только я очень попрошу, чтобы все это между нами… щекотливое дело.
Как ни силился управдом, а лицо его так и распухло от любопытства. «Наверное, с бабами что-нибудь», — подумал он.
— Да вы говорите, тут никто не подслушает. Эти в — церкви, а те — на собрании.
И он кивнул сначала на одну стену, потом — на другую.
— Видите ли, — начал Семен Петрович тихим и взволнованным голосом, — вчера вечером собрались у меня гостишки и стали баловаться.
— Канализацию, что ли, повредили?
— Да нет… стол вертели, знаете… спиритизм.
— Так.
— Я, конечно, был против, но не гнать же мне их… и начали, можете себе представить, вызывать… духа.
— Духа?
— И, вообразите, вызвали…
— Гм! Скажите на милость!
— Только дух-то возьми и воплотись… Одним словом, сидит он теперь у нас да и все тут.
— Как сидит?
— Просто вот так, обыкновенно сидит на стуле.
— А гости?
— Гости вчера еще разошлись.
— Гм… А он кто же такой?
— В том-то и дело… только это уж между нами… Я вас очень прошу, дорогой товарищ.
— Ладно, сказал ведь!
— Французский король… не теперешний, а прежний… Генрих Четвертый.
— Что за история!..
— Шляпа, знаете, с пером и плащ… прямо на белье… Я уж ему свой пиджак дал… Ежели кто придет, скажу — знакомый.
Управдом вдруг рассердился.
— Как же это вы, граждане, такие пули отливаете. Ведь есть же правило… Без прописки нельзя ночевать ни одной ночи.
— Да ведь, товарищ, разве это человек… дух ведь это.
— А с виду-то он какой? С глазами, с носом?
— Все как следует…
— Не то чтоб скелет?
— Да нет…
— Ну, стало быть, вы его обязаны прописать. А не то — вон его.
— Не идет… Скандалит… пулярдок каких-то требует… Кофе «Чаеуправления» не пьет: подавай ему «имени товарища Бабаева».
— Да как же он по-русски то?
— Духи на всех языках могут.
— Что-то это чудно. Придется в милицию вам сбегать.
— Да ведь, товарищ, родной, как же я в милиции заявлю-то? Советское лицо, фининспектор и вдруг спиритизмом занимается… Говорят, не разрешается это…
— Конечно, по головке за это не погладят… Экие вы какие, граждане. И чего вам только нужно? Ну, живете себе и слава Богу, а тут приспичило вам духов каких-то вызывать.
— С юрисконсультом, что ли, каким посоветоваться. У меня есть один знакомый!
Управдом задумался.
— Советоваться вы, конечно, можете, а все-таки я обязан на него посмотреть.
— Только уж, ради Создателя, никому…
— Ну, это там видно будет…
Управдом запер водку в буфет, и они пошли по так называемой черной лестнице, ногами распихивая ободранных кошек, ибо твари эти пренеуютно спали на самой средине ступенек.
Войдя в квартиру, они, чтобы не вспугнуть духа, к двери приблизились на цыпочках.
Управдом присел на корточки, закрыл один глаз ладонью, а другой приложил к замочной скважине.
Просидев так минуты три, он выпрямился и сказал как-то чудно:
— М-да…
Затем оба вошли в кухню.
— А все-таки прописать вы его обязаны, — произнес он, — он ведь — не бесплотный… дух-то…
— Товарищ дорогой, ну, а документы?..
— Граждане, это уж ваше дело за своими жильцами смотреть.
— Да ведь он же не жилец!..
— Однако живет…
Семен Петрович с отчаянием развел руками.
— Вся надежда на юрисконсульта, — сказал он, — схожу к нему… главное, тема такая, язык не поворачивается…
Управдом махнул рукой и вышел, оставив Семена Петровича в обществе семи блестящих примусов.
Юрисконсульт был после товарищеского юбилея и зевал так, что челюсти трещали на всю квартиру.
— Генрих Четвертый? — спросил он, закуривая и размахивая спичкой, — это тот, что ли, который в Каноссу ходил? Или… а-у-а (он зевнул)… французский?
— Французский… А впрочем, кто его знает.
— Положим, это не важно… Будем рассуждать сначала de factо, а затем de jure. Вы извините, что я все зеваю. Что мы имеем de facto? Наличность в вашей комнате какого-то постороннего гражданина. Обстоятельства его въезда нас пока не интересуют. Гм… вы имеете что-либо против его пребывания у вас?
— А как же не иметь. Нормальная площадь для двоих, потом, ведь я женат. Знаете, бывают интимные положения.
— Это нас пока не интересует. Так. Стало быть, вы желаете, чтоб он выехал?
— Очень желаю.
— Подайте в суд.
— Да ведь, Александр Александрович, неловко мне при моем служебном положении о спиритизме заикаться.
— Тогда примиритесь. Ну, пусть живет… Ведь это, так сказать, вроде миража.
— Да у него документов нет, у подлеца такого.
— Объявите в газете, мол, утеряли документы какого-нибудь там Черта Ивановича Вельзевулова…
— Гм… Но ведь стеснит он нас ужасно.
— Да… особенно если это французский Генрих… Больше всего опасайтесь его насчет… вот этой штучки.
Юрисконсульт сделал непередаваемый жест.
Семен Петрович побледнел.
— Ну, что вы, король-то! — сказал он несколько неуверенно.
— Ого! Почитайте-ка «Королеву Марго»… Хотите, дам?..
— Да, любопытно ознакомиться… Господи! Вот ведь незадача. Убить его, что ли?.. Как это по закону? За убийство духа?..
— Гм… Если бы вы были уверены, что тело его вполне астральное. Он как в смысле человеческих потребностей?
— Это вы в смысле уборной? Пользуется.
— Вот видите. А вдруг он после смерти не испарится? Куда вы с трупом денетесь?.. Впрочем, я могу одного медика спросить…
Юрисконсульт подошел к телефону.
— Три четырнадцать восемь… благодарю вас… Иван Петрович?.. Здравствуйте!.. Нет, спасибо, она ничего… Вчера вырвали под кокаином… Вы извините, тут такой случай… дух материализовался на спиритическом сеансе… дух… ду-ух… да… да… И не уходит из квартиры… Что будет, если попробовать его убить?.. Что? Вчера? Да, на юбилее был… Сильно… И вино, и водка… Ну, это я не считал… Ну, штук двадцать… Так не знаете?.. Извините… Дарье Ниловне ручку.
Юрисконсульт положил трубку и как-то смущенно пощупал себе лоб.
— Убивать рискованно, — сказал он.
— Ну, а что же делать?..
— Выправьте ему документы, пропишите, а потом осторожно поднимите дело. Вы не спрашивали, как у него с профсоюзом?
— Наверное, плохо.
— У вас все основания его выселить, тем более, что теперь с духом особенно не будут церемониться. А может быть, он понемножку и сам как-нибудь… испарится. Вы сквозняк почаще устраивайте.
