Шли и уговаривались - друг друга не бросать. Захворает один - другой должен ухаживать. И кому подадут вперед, чтобы пополам делить.
Когда показалась маленькая станция, Сережка сказал:
- Гляди, Мишка, я дымок вижу. Это не наша чугунка?
Мишка растопырил ладонь около глаз.
- Теперь вся чугунка наша. На которую поспеем прежде, там и поедем.
- А много их?
- Штук двадцать.
- Ты передом пойдешь?
- Угу.
Сережка улыбался.
- Я все равно не боюсь. Сколько верст ушли, а ноги не устали. Давай сажени мерить!
- У меня шаги шире твоих.
- Я тоже буду широко шагать.
Мишка советовал:
- Не надо торопиться - хуже устанешь.
На бугорке присели отдохнуть. Вытащили тряпички с солью, расстелили на травке. Сережка сказал:
- У меня соли больше, чем у тебя.
- А хлеб у тебя есть?
- Положила мама четыре картошки.
- Картошкой не наешься, хлеба надо.
- Где я возьму?
Мишка нахмурился.
В мешке у него лежал кусок травяного хлеба. Хорошо, если бы и у Сережки лежал кусок травяного хлеба. Тогда у обоих поровну, а теперь невыгодно. Куснут раза по три - останется половина.
- Почему ты хлеба не взял маленько?
Сережка лежал на животе, обсасывая травку. Глаза у него стали скучными, верхняя губа плаксиво топырилась. Поглядел он в ту сторону, где деревня осталась - даже колокольни не видать. Поле кругом да столбы телеграфные. Если назад вернуться - до вечера не дойдешь.
Жалко стало товарища Мишке.
Вспомнил уговор - помогать друг другу, отломил кусочек хлебца.
- На! Придем на станцию отдашь. Ты думаешь, хлеба мне жалко?
Сережка молчал.
С'есть он мог больше фунта, а Мишка дал маленькую крошку. Не станут давать на станции - жди до утра. Не станут утром давать - жди до вечера. Посмотрел еще раз в ту сторону, где деревня осталась, вздохнул.
- Ты что вздыхаешь?
- Это я нарошно.
- Испугался?
- Ну, испугался! Чего мне бояться?
- Теперь все равно домой не дойдешь до вечера. Вечером волки нападут...
Оглянулся Сережка во все стороны, а Мишка рассказами страшными мучает:
- Дойдешь до Ефимова оврага - там жулики по ночам сидят. Недавно лошадь отняли у мужика и самого чуть-чуть не убили.
Поднялся Сережка, сел - ноги калачиком - со страхом поглядел на товарища.
- Ты сколько дней можешь не емши протерпеть? - спросил Мишка.
- А ты?
- Три дня могу.
Сережка вздохнул.
- Я больше двух не вытерплю.
- А сколько без воды проживешь?
- День.
- Мало. Я день проживу да еще полдня.
Когда отошли от бугорка, Сережка сказал неожиданно:
- Я тоже проживу день да еще маленько.
5.
Вот и чугунка невиданная.
Стоят на колесах избы целой улицей, из каждой избы народ глядит. Тепло в избах, мужики с бабами на крышу лезут, друг друга подсаживают, снизу подталкивают. Сверху вниз мешки летят, чайники, холщевые сумки. По крыше солдат с ружьем ходит, громко на баб с мужиками покрикивает:
- Нельзя сюда!
Сгонит с одной крыши, они на другую забираются. Опять сверху вниз мешки летят, опять солдат с ружьем кричит:
- Нельзя сюда!
Мишка тоже на крышу забраться хотел, поближе к народу, но раз нельзя - не полезет, надо правило знать. Сережке совсем непонятно. Глядит во все глаза, с места не оторвешь.
- Зачем их толкают оттуда?
- Нельзя тут - казенный. Видишь - солдат с ружьем.
И мужику с двумя мешками совсем непонятно. Сдвинул шапку на затылок, крепко задумался:
- Куда вскочить?
На трех крышах был - везде нельзя. Бросился за водокачку в дальний вагон, там, наверное, можно. Мишка ударился за мужиком, Сережку торопит:
- Айда скорее, не отставай!
А Сережка понять ничего не может.
Направо - невиданные вещи, налево - невиданные вещи. У них в селе на столбах по три проволоки - здесь по восемь в два ряда. Шары стеклянные висят, на рожках играют. Двое мужиков с фонарями прошли. Везде железные полосы гайками привинчены. Споткнулся Сережка об одну полосу, а спереди прямо на него изба без окошек двигается, колесами и хрустит.
- Задавит, мальчишка, уйди!
Лезет мужик с двумя мешками на вагонную крышу, и Мишка за ним, словно кошка, вверх.
- Ты куда?
- В Ташкент мы с Сережкой.
- Слезай скорее, это не в Ташкент!
- А куда же, дяденька?
- В Сибирь, в Сибирь! Прыгай!
- Стукнуло Мишкино сердце, волосы на голове так и поднялись. Где Сибирь? Какая Сибирь? Сам на крыше сидит, Сережка около колеса бегает.
- Лезь, Сережка, лезь!
Хотел ухватиться Сережка за приступок вагонный, а вагон пошел.
- Батюшки!
Бежит Сережка вдоль колеса, не отстает. Дух захватило, голова треплется, глаза помутились.
- Не догонишь!
Сильно разболелось Мишкино сердце, жалко товарища: пропадет. И домой итти забоится. Если на ходу спрыгнуть расшибешься. Очень шибко вагон пошел: крыша покачивается, колеса постукивают.
Спутался ногами Сережка, полетел вниз головой.
- Пропал теперь!
Смотрит Мишка на станцию, на упавшего Сережку, вспомнил уговор не бросать друг друга. Чего делать? Придется ворочаться с другой станции. А вагон вдруг тише пошел, остановился: наверно, забыл чего-нибудь. Дернул раз вперед, попятился по другой дороге. Еще дернул раз вперед, опять пошел по другой дороге. Раз пять обернулся туда и сюда. Вывез в самое поле позади станции - встал. Выпустила дух машина, в сторону пошла от него.
Мужик с двумя мешками ругается.
- Ах, нечистая сила! Я думал - настоящий он, в Сибирь повезет...
Мишка рад до смерти.
Прибежал на станцию, а Сережки нет. Побежал на то место, где Сережка упал, и места того нет. Вот будто тут и будто тут. Метался - метался, насилу разыскал товарища около стрелочниковой будки. Уткнулся Сережка головой в колени, плачет.
Мишке это не понравилось.
- Зачем плачешь?
- Потерял ты меня.
- Держаться будем друг за дружку, расспросим хорошенько дорогу, которая на Ташкент, зря больше не сядем. Жди пока я на станцию сбегаю, послушаю, чего мужики говорят. Никуда не ходи, на этом месте будь.
Нельзя перечить: Мишка - вожак.
Прижался Сережка около будки и глаза закрыл.
- Эх, дурак! Зачем поехал?
Есть хочется, плакать хочется. Забудет Мишка про него, сядет один и уедет, а он и дороги не знает, как домой дойти. Если бы и знал - нельзя: дойдешь до оврага - там жулики. Мужиков больших убивают, мальчишку маленького ничего не стоит: сразу - смерть.
А дома, наверное, думают: когда Сережка приедет? Ходит мать по шабрам, рассказывает "Сережка наш за хлебом в Ташкент поехал". Бабушка, пожалуй, не дождется - умрет. Хорошая бабушка. Сроду не била Сережку. И мать тоже хорошая. А речка какая! Все лето можно купаться, если бы не голод.
Лезет вечер на станцию, одевает деревья черным платком. Шары на столбах загорелись, в будке за стеной кто-то постукивает:
- Дррр! Дррр!
А Мишка нейдет. Сядет один и уедет.
Опять за стеной кто-то постукивает:
- Дррр! Дррр!
Хотел в окно поглядеть Сережка, а мимо будки - чудовище с огненными глазами: пыхтит, гремит фукает. Сверху искры летят. Вдруг как фыркнет около самой будки, сбоку дым пошел - прямо на Сережку. Бросился Сережка от будки и сумочку с лаптями позабыл.
6.
Мишка сразу два дела сделал: дорогу на Ташкент узнал и корочку выпросил у товарища красноармейца. Обо всем приходится самому думать. Хлеба нет, денег нет, Сережка неопытный. Надо будет покормить его маленько, чтобы не обессилел. Сунул Мишка корочку в карман - укусить два раза - подумал.
- Дам ему чуть-чуть, наплевать. После заплатит.
Хотел сейчас же к будке бежать, да попался на глаза ему аппарат телеграфный в окошке. Интересный! Лента из него белая лезет, и человек пальцем постукивает. Другой человек с трубкой около уха по проволоке разговаривает. Загляделся Мишка и не помнит, как корочку в рот положил. Вспомнил про Сережку голодного, совесть мучить начала:
- Зачем с'ел?
Прибежал на то место, где Сережка остался, а Сережки нет. Вот и будка эта самая с одним окошком... или другая, похожая на эту. Что такое? Маленько заплутался. Повернул в другую сторону - на поле вышел. Куча соломы белеет, месяц стоит над самым бугорком, смотрит на Мишку. Людей не видно. Только молотком стучат за станцией, да плачет кто-то тихонько в канаве. Подошел поближе, а в канаве баба с ребятами сидит. В середине жарничек потухает. Волосы у бабы растрепанные. Качает она головой, приговаривает:
- Милые мои детушки, куда мы с вами пойдем теперь?
И Мишка подумал:
- А я куда пойду?
Вернулся на станцию, крикнул.
В поселке собака залаяла.
- Вот так штука! Где искать?
И бросить нельзя: вместе уговаривались, клятву дали.
- Дурак! Одному бы ехать - лучше.
Сел на станции около дверей Мишка, задумался. Посидел, посидел, глаза слипаться начали. Открыл, они опять закрылись. Вспомнил про Сережку, вздохнул.
- Куда денется? Утром найдется.
Упала Мишкина голова на колени, тело кверху поплыло. Плывет, как на крыльях, все выше и выше поднимается.
