все сужающемся мире лишила его сна, отдыха и возможности нормально работать, он обратился к одному из супервизоров, работавших в их клинике.
– Вы знаете, мне кажется, я схожу с ума, – начал он свой рассказ. – Мне кажется, что мир вокруг меня сжимается.
– То есть как это – сжимается? – удивленно поднял бровь убеленный сединами супервизор.
И Георгий Николаевич, не стесняясь в выражениях, рассказал более опытному коллеге о всех своих злоключениях, связанных с этим ощущением, не забыв упомянуть странный приступ в лифте. Услышав это, супервизор усмехнулся:
– Батенька, стыд и позор Вам! Вы что же, не смогли распознать приступ клаустрофобии? Типичнейшие признаки!
– Да я… Наверное, устал… – забормотал Георгий Николаевич. Ему и впрямь стало невыносимо стыдно за это. Срезался как студент-первокурсник на самом простом вопросе!
– Ну, вот что, – продолжил супервизор. – Это все профессиональное выгорание. Такое бывает, не корите себя. Все, что Вам нужно, – хороший отдых и вот эти препараты.
Георгий Николаевич, принимая рецепт на таблетки, обратил внимание на лицо супервизора – оно было каким-то странным. Если смотреть в профиль, то лицо было обыкновенным. Но если присмотреться в фас, оно было узким – таким узким, что еще немного, и оно могло просто исчезнуть, превратившись в линию.
Поблагодарив своего высокомерного спасителя, Георгий Николаевич побрел по опустевшему зданию клиники к выходу. Ему еще попадались навстречу задержавшиеся коллеги – все они мило улыбались и желали ему хороших выходных. Георгий Николаевич же бурчал что-то неразборчивое, вглядываясь в их лица и фигуры. Все они были странные – вытянутые, сплюснутые и до ужаса остроносые. Тут он вспомнил свою жену и ахнул.
В прошлую субботу они, как обычно, завтракали перед телевизором. Софа Аркадьевна была полностью поглощена идущим по Седьмому каналу ток-шоу, поэтому с завтраком расправилась молниеносно. Георгий Николаевич мельком посмотрел на нее и ужасно удивился. Софа Аркадьевна, и в молодости будучи дамой с пышными формами, после 26 лет брака стала, как бы это помягче сказать… фактически прямоугольной. В ее когда-то соблазнительной фигуре теперь не осталось ни намека на талию, впрочем, как и на шею. И вот сейчас Георгий Николаевич заметил, что жена его будто уменьшилась в объеме. Весь день эта мысль не давала ему покоя: конечно, до появления талии было далеко, но в целом она будто стала у́же. Именно об этом он и не преминул спросить вечером за ужином:
– Софа, дорогая, мне кажется, или ты правда похудела?
– Ой, Гоша, ну ты и охальник, – залилась девчоночьим смехом Софа Аркадьевна, разглядев в глазах мужа огонек желания, который безвозвратно потух лет так десять назад.
После сеанса любви, как называла занятия любовью Софа Аркадьевна, Георгий Николаевич протянул руку к будильнику, чтобы посмотреть, сколько время, и вдруг пальцами задел стену.
– Софа, сейчас я задам тебе один очень глупый вопрос, но ты должна ответить на него честно. Скажи, пожалуйста, ты передвигала мебель в комнате?
– Нет, конечно. Мне как будто больше делать нечего, – сонно ответила она.
– Но как же тогда… Что же это получается… – пробормотал Георгий Николаевич. Но, утомленный длинным днем и приятным его завершением, он уснул через несколько минут.
– Гоша, а почему вчера вечером ты спрашивал про перестановку мебели? – спросила его утром жена.
– Да так, показалось.
– Нет уж, расскажи, расскажи! – кокетливо настаивала она.
– Ну, хорошо, – вздохнул Георгий Николаевич. – Знаешь ли, мне вдруг стало казаться, что спальня наша с каждым днем становится все у́же. Сначала тумба, теперь вот до стены рукой достал… Мне порой кажется, что в один прекрасный день я проснусь и не смогу даже локтей раздвинуть – они упрутся в стены.
– Глупости какие-то, – всплеснула руками Софа Аркадьевна. – Ты просто переутомился, тебе нужен отпуск.
– Наверное, ты права.
Зароненная женой мысль об отпуске не давала покоя Георгию Николаевичу. В мыслях он уже был на даче – в гамаке, посреди нежной весенней зелени. Но, как это обычно бывает, весна принесла с собой большое количество обострений. Поэтому начальство попросило Георгия Николаевича быть другом и перенести отпуск на лето, когда сезонный прилив больных пойдет на спад. Георгий наш был в принципе человеком мягким, поэтому, сжав зубы, стал принимать, консультировать и направлять больных, лелея глубоко в душе мечту о скором отдыхе.
И вот теперь, вспомнив это все, он понял, что ему действительно пора отдохнуть. С облегчением и благодарностью посмотрел он на спасительный рецепт и, преисполнившись уверенности завтра же с утра выбить себе отпуск, отправился домой.
***
Однако мечте Георгия Николаевича сбыться было не суждено. Во-первых, вечерний боевой запал иссяк у него как раз к тому моменту, когда он подходил к кабинету директора. А во-вторых, его как всегда сбили с толку ласковые уговоры этого самого начальника.
– Гоша, голубчик, ну будьте душкой, войдите в положение! Сами видите, что зашиваемся! – вещал тот, сидя в глубоком кресле, в котором его тщедушное тельце выглядело комично и неуместно.
– Но, послушайте, Лев Аристархович, весна уж закончилась, сезонное должно пойти на спад. Неужто не справятся без меня?
– Дорогой ты мой человек! Как же мы можем справиться без тебя – без наших золотых рук! Знал бы ты, как в курилке говорят о тебе! «Ооо, – говорят они, – так ведь это Георгий Николаевич, не абы кто!»
Кто эти «они» Георгий Николаевич спросить не успел, так как его мозг затопила теплая волна собственной значимости. А Лев Аристархович продолжал петь:
– Ей-Богу, как только немного утихнет вся эта котовасия, сразу в отпуск! Бегом! Ни на минутку не задержу! Да что же я, обманывать тебя буду? Фу-ты ну-ты! Ты ведь можешь хоть сейчас написать заявление. Оно будет лежать вот здесь – на этом столе. И как только станет полегче, я сразу – рррраз! И подпишу его тебе в ту же минуту! Ну как, потерпишь?
И Георгий Николаевич вдруг устыдился своего эгоизма. Как он может думать об отпуске, если работы действительно непочатый край! И как могут справиться без него они – вся эта студенческая зелень, которая и пороху не нюхала, – без его опыта и знаний. Вдохновленный этим, Георгий Николаевич клятвенно заверил Льва Аристарховича, что не покинет свой пост и не оставит клинику в такое сложное время, и уже через минуту летел в кабинет, увенчанный лаврами героя.
***
Несколько дней спустя после очередной, весьма тяжелой, консультации, Георгий Николаевич пришел в местное кафе, чтобы пообедать. Он был завсегдатаем этого места, поэтому официанты следили, чтобы к обеду его столик всегда был свободен. Вот и в этот раз он прошел к нему и уселся по-хозяйски, как у себя дома. Милая щебетунья-официантка даже не принесла меню.
– Как обычно?
– Да, прелестница, как обычно, – улыбнулся он, и девушка улетела на крыльях молодости на кухню, чтобы через десяток минут принести ему комплексный
