основные силы на разрушение того, во что человек твёрдо верит, в чём основательно убедится.
На следующее утро я, в толпе подобных мне студентов с солидными сумками, набитыми под завязку, стояла на перроне и ожидала поезд. Завтра занятия. И, это так удивительно, некий молодой мужчина просто подошёл ко мне и настойчиво попросил принять его помощь в транспортировке моей сумки с перрона в вагон. В существовании подобных явлений я давненько стала сомневаться, уже обвыкла тянуть всё на себе, поэтому, шокированная, закивала и поблагодарила незнакомца. Он был из тех, кто не в моём вкусе, но и не вызывает открытого отвращения. Да и, если говорить начистоту, теперь мало какой мужчина вызывает у меня хотя бы симпатию. Этот, несомненно, вызвал. Чему я удивилась еще больше. Но сердце не молчало – оно тут же предательски больно сжалось, напоминая мне о том, о том…
Да, это неправильно. Я живу неправильно. Не в том смысле, что я делаю что-то не так. А в том смысле, что я, стопроцентно, думаю иначе и вижу этот мир тоже иначе, нежели окружающие меня люди. Я замечаю многие вещи, от которых взгляд общества отворачивается – молодого человека с погонами, который прямо в автобусе, при всех, закладывает под губу какую-то травку из маленького пакетика и встряхивает головой; бездомного, спящего на лавочке в центральном сквере (его словно не видит никто, никто не подумает, что он, может, замёрз уже насмерть, околел за ночь), и многое другое. Мне двадцать лет, и времени полностью убедиться в своей непохожести на других по образу мышления было предостаточно. А вот решить, хорошо это или плохо – тут всей жизни не хватит.
Да, в конце концов! Брось ты думать об этом постоянно и беспрерывно! Но почему? Да потому что это причиняет тебе боль. Но я не могу этого забыть! Я не хочу забывать и тем самым унижать то время, когда я была настолько счастлива, что не нуждалась ни в чём, что приносит радость обыкновенным людям; не испытывала никаких отрицательных эмоций; готова была прощать даже самых страшных предателей и целовать врагов.
Я смотрела на белоснежный и быстро плывущий пейзаж за окном: за ночь выпало много, да и сейчас тоже шёл, не переставая.
До судорог, до бреда, до рыдания,
До порванных от напряжения жил
Я сохранял свои воспоминания,
Которыми все эти годы жил.
Так почему все заставляют меня забыть то, что было, и начать жизнь с чистого листа? Неужели они хотели бы забыть самое Великое Счастье, однажды произошедшее с ними? Почему они не хотят понять простой истины: всё пережитое остаётся для меня счастьем и добром, несмотря на то, что кончилось катастрофой. И я не могу и не хочу относиться по-другому к этому событию, даже если это мучает меня. Мучает уже несколько месяцев…
Когда ползёшь, глотая клочья пыли;
Когда добра от зла не отличить,
Ты должен знать, что про тебя забыли,
И сделать всё, чтоб самому забыть.
Смешно. Я отвернулась от окна с неприязнью на лице. Любоваться снегом, этими полями и рощицами, покрытыми белой сияющей шапкой, когда внутри всё оборвано, мрачно и тоскливо? Этот мир отныне чужд мне вместе со всеми его красотами.
***
Пить чай, когда ложка упирается тебе в глаз, конечно, неудобно. Но я неистребимо русский человек, а мы по-другому не можем. Ну возьми и вытащи ты её, положи рядом, да пей спокойно! Но нет же – рука не поднимается. Дань национальному самосознанию. Уж лучше с прищуренным глазом, да вкусный чай пить, чем рационально, по-европейски, с неприятным на вкус, нерусским чаем сидеть.
Всё-таки «русскость» эта неискоренима. И не гордимся ли мы этим? Не улыбаемся ли мы самодовольно, слыша бессмертные строки, ставшие нашим гимном:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать:
В Россию можно только верить.
Улыбаемся. Гордо. А как вы хотели? Мы же русские, и этим всё сказано. И так всегда было.
Сегодня меня постигла ещё одна удивительная вещь, кроме молодого мужчины с развитой нравственностью. Передо мной извинились. Да, неожиданность приятная, как и утреннее происшествие. Причем извинились, когда я уже смиренно настроила себя прекратить общение с этим человеком. По правде говоря, все эти людские ссоры, споры и недопонимания с недавних пор стали мне непонятны: это не имеет смысла, это – детскости, это недостойно поведения взрослого, мыслящего индивида. Ну как может позволить себе человек с поврежденной системой эмоций подобные всплески? К чему эта ругань? Меня это оскорбляет, и я считаю унизительным пытаться доказать свою невиновность человеку, который не стремится выяснить правду и не заинтересован в устранении конфликта. Он стремится лишь выпустить на тебе пар, заслужил ты того или нет, показать свой характер, избавиться от нервного напряжения.
Позавчера именно это и случилось между мной и моей одногруппницей, с которой я снимаю квартиру. Я была обругана, унижена, заткнута и выброшена за пределы узкого круга близких ей людей без возможности объясниться. Причины я так и не поняла. Да и вряд ли она имелась, дело тут было только в эмоциональном всплеске. А я попала под руку.
И теперь она просила прощения, повиснув у меня на шее, едва я шагнула через порог квартиры. Ну, точнее, это было около получаса назад.
Доев последний кусочек отбивной, я устало вздохнула. Пожалуй, она так и не поняла, что я даже не обижалась. Я просто отстранилась куда-то далеко от этого конфликта, потому что не ощущала ни вины, ни желания в чем-то оправдываться. Такие мелочи меня не интересовали, особенно на фоне основных переживаний. Да что там, на фоне них даже мировой кризис казался мелочью. Хотя это субъективизм, конечно, чистой воды. Но для меня номинирование явлений не меняет их сути.
Всё по-прежнему. Где жизнь, где радость? Где хотя бы реакции на происходящее вокруг? Где взаимодействие с людьми, да хоть с кем-то, кроме своей памяти? Всё машинально, всё на автомате, а я – полностью углубилась в себя, замкнулась и в одиночку переживаю своё горе, глубина которого более никому недоступна и невидима.
Нет, всё же, то, что она извинилась передо мной сама – чудо из чудес, которого я точно никак не ждала. Я полагала, что дальше наши отношения перейдут в режим открытой конфронтации, но всё кончилось непредсказуемо… неожиданно благополучно. Может быть, если отстраниться от главной беды, она решится тем же путём? Смешно и подумать. Да и не смогу я. Слишком эта заноза болючая. Как вытаскивать глубоко сидящий в теле раненого нож – только навредишь.
III. Гадость
Я не выхожу на улицу – там очень много снега и слишком красиво. А ещё сегодня у меня
