или столкнуться со своим бывшим, когда на тебе заношенные спортивные штаны, – Орхидея обладала невезучестью именно такого рода. Невезение вплелось в родинки, усеивавшие ее плечи и грудь подобно созвездиям. Невезение, которое было похоже на мелкую месть давно забытого божества. Ее мать, Изабелла Монтойя, в первую очередь винила свой грех, а во вторую – звезды. Последнее было верно не в одном отношении.* * *
Орхидея родилась в момент, когда планеты образовали комбинацию наихудшей судьбы, которую только можно себе представить, космического долга, в котором не было вины Орхидеи, однако судьба пришла его взыскать, как букмекер. Четырнадцатого мая, за три минуты до полуночи, Орхидея решила покинуть материнскую утробу, но застряла на полпути, как будто знала, что мир – небезопасное место. Все медсестры и дежурный врач бросились помогать молодой матери-одиночке. В 0:02 пятнадцатого мая девочку вытащили, полумертвую, с пуповиной, обернутой вокруг ее маленькой шеи. Старая дежурная медсестра заметила, что бедная девочка будет всю жизнь вести себя нерешительно – будет не здесь и не там. Наполовину в настоящем, наполовину в прошлом. Неопределенной.
Навсегда покинув Эквадор, она узнала, как оставить там частицы себя. Частицы, которые ее наследники когда-то попытаются собрать, чтобы вернуть ее.
На это ушло двадцать лет и два мужа, но Орхидея Монтойя добралась до Соединенных Штатов. Несмотря на то что Орхидея родилась при неблагоприятном расположении звезд, она сумела найти лазейку. Но это в ее истории произойдет позже.
Речь идет о женщине и доме, которых никогда раньше не было – до того дня, когда они, несомненно, оказались здесь.
* * *
В первое утро своего пребывания в Четырех Реках Орхидея и ее муж отворили все окна и двери. Дом был волшебный: он предупреждал все их нужды и предоставил им то, с чего можно было начать: мешки семян, риса, муки и соли и бочонок оливкового масла.
Сажать и сеять нужно было немедля. Но земля, окружавшая дом, представляла собой твердую растрескавшуюся породу. Местные говаривали, что трещины в земле так глубоки, что, если уронить туда монетку, она провалится прямо в ад. Неважно, сколько дождей проливалось на Четыре Реки, облака как будто нарочно огибали долину, где теперь стоял дом. Но это не имело значения. Орхидея привыкла создавать что-то из ничего. Это было частью сделки, ее силы.
Первым делом она засыпала полы морской солью. Забила ею щели между половицами и все углубления в дереве. Она истолкла тимьян, розмарин, шиповник и сухую лимонную корку и разбросала по полу. Затем вымела все через парадную дверь и черный ход. Такой магии она научилась в своих странствиях – это был обряд очищения. С помощью оливкового масла она вернула блеск деревянному полу, а затем приготовила себе и мужу первый завтрак в новом доме – яичницу. Посыпала яйца крупной солью и жарила их, пока белок по краям не загустел, а желтки не стали яркими и похожими на два солнца-близнеца. Она ощущала вкус того, что должно было произойти.
Десятилетия спустя, под конец своих дней, она вспомнит вкус этой яичницы, словно только что ее съела.
* * *
Дом в Четырех Реках стал свидетелем рождения всех шести детей Орхидеи и пятерых ее внуков, а также смерти четверых мужей и дочери. Он был ее защитой от мира, частью которого она не сумела стать.
Один раз – всего один – соседи с дробовиками и вилами попытались прогнать колдунью, жившую посреди долины. Ведь только колдовством можно было объяснить то, что создала Орхидея Монтойя.
В первый месяц их жизни в доме сухая скальная порода поросла высокой травой. Сначала появились небольшие пучки, затем трава покрыла всю землю. Орхидея обходила каждую пядь своих владений, напевая и приговаривая, рассыпая семена, уговаривая и призывая их дать корни. Затем близлежащие холмы украсились полевыми цветами. В долину вернулся дождь. Он шел дни, недели, а когда перестал, за домом образовалось небольшое озеро. В долину вернулись и животные. Лягушки прыгали между покрытыми мхом камнями и листьями кувшинок. Из радужных икринок появились сотни рыб. Даже олень спустился с холмов посмотреть, что там происходит.
Конечно, дробовики и вилы не сработали. Толпа едва преодолела половину спуска с холма, как долина заволновалась. Появились тучи москитов, над головами идущих закружились вороны, на травинках образовались крохотные шипы, которые царапали до крови. Обескураженные люди повернули назад и направились к шерифу. Чтобы он прогнал колдунью из их городка.
Шериф Дэвид Палладино был первым жителем Четырех Рек, кто познакомился с Орхидеей по собственной воле. Потом у них сложились добрые отношения, которые выражались в том, что он защищал ее земли от назойливых соседей, а она готовила ему средство для восстановления волос, но при первой их встрече был краткий миг, когда Орхидея испугалась, что, хотя она все сделала правильно, ей придется уйти.
В то время шерифу Палладино было двадцать три, и он работал в этой должности первый год. У него все еще был персиковый пушок над верхней губой, который никак не рос, и густая шевелюра, которая отвлекала внимание от его слишком широких ноздрей, в которых можно было увидеть туннели носовых ходов. Ярко-голубые глаза придавали ему сходство с совой, но не мудрой, а испуганной, что плохо подходило для его работы. Он никогда никого не арестовывал, потому что в Четырех Реках не совершалось преступлений. Единственное убийство произошло в 1965 году, когда на обочине дороги был найден зарезанным водитель грузовика. Убийцу не нашли. Даже полувековая вражда Дэвидсонов и Роско прекратилась, прежде чем он занял пост шерифа. Если бы последний шериф не умер в восемьдесят семь лет от аневризмы за своим письменным столом, Палладино так и оставался бы его помощником.
После того как горожане насели на шерифа, чтобы он все выяснил о новоприбывших (Кто эти люди? Где их документы на землю, их бумаги, их паспорта?), он поехал по единственной пыльной дороге, ведущей к дому в долине. Приехав на место, он едва мог поверить своим глазам.
Мальчишкой он с приятелями катался здесь на велосипедах, обдирая шины о голые камни. Теперь он вдыхал запах темной свежевскопанной земли и травы. Закрыв глаза, можно было представить себе, что находишься далеко от Четырех Рек, в какой-нибудь зеленой роще. Но открыв их, он, несомненно, оказался перед домом, принадлежащим Орхидее Монтойе. Он приподнял широкополую шляпу, чтобы пригладить спутанные белокурые волосы, свернувшиеся колечками на висках. Постучав в дверь костяшками пальцев, он заметил, как блеснули на фоне дерева лавровые листья.
Орхидея появилась на пороге. Она оказалась моложе, чем он ожидал, ей, наверное, было лет двадцать. Но в ее черных глазах было что-то, говорившее о том, что она узнала слишком много и слишком
