стало ведущим мотивом ее жизни, пока однажды не сломало.
Как ты мог? Как ты мог не видеть эту отчаянную мольбу в глазах своей дочери? Эту безграничную грусть. Прошлые чувства снова вернулись, и дополнились злостью, нет, скорее ненавистью. Заметив, что сжимает письмо так сильно, что побелели пальцы, ей вспомнилось, как когда-то отчаянно сильно маленькая девочка сжимала свои игрушки, плетясь за отцом.
«Ненавижу!» — и письмо снова упало на стол, руки дрожали, дыхание опять сбилось.
***
Минут пять она просто смотрела на стол, в окно, на картину на стене. Дышала, пытаясь успокоить дрожь в руках и стук сердца в ушах. Совладав с собой, все же распечатала конверт и развернула письмо.
«Здравствуй, дочь.
Я надеюсь, что ты нашла в себе силы открыть конверт и теперь читаешь эти строки. Мне они тоже дались с трудом, и я надеюсь, что писал это письмо не напрасно.»
«Тебе? С трудом? Что ты там еще задумал?» — внутри возникло напряжение и настороженность, глаза ушли в недоверчивый прищур, губы сжались в тонкую линию. Так было каждый раз, когда нужно было прислушиваться к его тону, если он начинал что-то объяснять. Обычно ничего хорошего из этого не выходило, и ей несмотря ни на что приходилось делать то, о чем он просил.
Несмотря ни на что…
«Я уверен, что ты сильно удивилась, получив письмо. И наверное, у тебя возник вопрос: «С чего бы это вдруг я написал тебе?». Надеюсь, что ты найдешь ответы на этот и некоторые другие свои вопросы в этом письме.
После твоего побега из дома, я несколько раз думал связаться с тобой, но не знал как. Я не знал, как начать говорить с тобой первым, после такого расставания.»
«Конечно же ты не знал. Откуда тебе знать? Все же всегда было так как ты хотел. Только так и не иначе. А теперь ты не знаешь, как говорить» — злость стучала в висках, — «Конечно я убежала. От тебя можно было только сбежать!»
Она привыкла многое терпеть от него и изо всех сил старалась соответствовать его требованиям. Отличница в школе, музыкальная школа, танцевальный кружок, позже еще прибавились дополнительные занятия по английскому.
Вот она принесла грамоту из музыкальной школы и снова попросила разрешения пригласить друзей. Это был канун её дня рождения.
В доме никогда не бывало много народу. Отец этого не любил. Даже когда приезжала тетя Света, мамина сестра с детьми, они не задерживались надолго. А ей так не хватало всего того, что тетя привозила с собой: шума, веселых разговоров, игр. Счастливыми для нее были дни, когда, тайком прогуливая музыкальную школу и удавалось погулять с подружками. Делать это можно было не часто, чтобы никто не придал этому особого значения и не сказал отцу. Поэтому друзей у нее было не много. Но даже этих трех человек, которые оставались с ней, не смотря на ее редкое присутствие, ей нельзя было пригласить домой.
Надеясь на то, что грамота и день рождение сделает отца сговорчивее, она снова начала разговор. Как обычно издалека.
— Пап, смотри у меня первое место в конкурсе, — фраза звучала неуверенно из-за сбивчивого дыхания, выдававшего ее волнение.
— Ничего удивительного, разве могло быть иначе? — отец оторвал взгляд от газеты и посмотрел на нее поверх своих очков.
«Улыбнись, пожалуйста, улыбнись, — молча молила она, — Тогда у меня будет шанс».
— Завтра у меня день рождения.
— Ты думаешь я забыл? Помню, дочка, помню.
Пауза. Тишина. Такие длинные, невыносимо долгие минуты.
— Ну что ж, — отец отложил газету и посмотрел на нее. — И чего же ты хочешь на свой день рождения?
Сердце бешено заколотилось — «Спокойнее, главное не спешить».
— Было бы здорово устроить небольшой праздник, правда? Ну там торт, свечи…музыка…друзья… — на последнем слове она снова перестала дышать, почти растворяясь в приглушенном свете настольной лампы.
— Торт, свечи. Угу — отец вскинул удивленно брови — и много у тебя друзей?
Ей хотелось кричать! Кричать во все горло, что у нее почти нет друзей, потому что и ее то почти нет. Что никто не будет дружить с занудой, которая только и может, что учиться и потакать своему папочке, что все ее это уже достало и что она тоже человек. Но сейчас у нее еще был шанс отметить день рождение с подружками, и она проглотила все это, надев на себя маску милой «папиной девочки».
— Ну что-ты, папочка. Я бы позвала пару, тройку человек. Мы бы недолго посидели, чайку попили, может быть, поиграли в настольные игры и послушали бы музыку. Пожалуйста. — последнее слово она совсем немного растянула, но так, чтобы не переиграть.
— Я пригласил Василия Андреевича с дочкой, она милое создание, тоже играет на пианино, думаю этого будет достаточно. Вот заодно и поиграете музыку, устроите концерт. Покажешь, чему ты научилась, грамоту ведь просто так не дают.
Мир обрушился. Последняя надежда была растоптана безапелляционным взглядом. Отец надел очки и взял газету. Это означало, что разговор окончен.
«Нет. Нет…Ты не можешь. Я не хочу. Я не буду» — по шекам тихо текли слезы.
Бросив грамоту ему в ноги, она выбежала из комнаты. Ей хотелось рыдать. Но больше всего ей хотелось больше никогда его не видеть, не слышать, никогда ни о чем его не просить, и никогда больше ничего не делать для него. Поэтому взяв немного денег, паспорт, бросив в рюкзак кофту, пару белья и джинсы, она накинула куртку и выбежала из дома.
Не смотря на всю свою злость, в глубине души ей тогда очень хотелось, чтобы он ее догнал, упокоил, обнял и изменил решение. Но тогда это был бы не ее отец.
«Первое время я очень злился на тебя и думал, что ты не справишься с трудностями жизни и придешь ко мне, если не за поддержкой, то за деньгами. Но ты не пришла. Ты справилась без меня».
«Конечно, конечно же я справилась без тебя! А как ты хотел? Да, я всегда справлялась, только ты никогда этого не замечал. Никогда не замечал!» — слезы заволокли глаза, дышать стало трудно, хотелось рыдать и кричать одновременно, но она так привыкла сдерживать свои сильные чувства. И сейчас ей хотелось вернуть свою устойчивую позицию сильной и уверенной женщины, но маленькая девочка внутри уже прорвалась, и слезы потекли из глаз. В голове проносились воспоминания, которые только усиливали ее боль.
Вот малышка бежит по школьной лестнице со своей первой пятеркой. Тогда ей казалось, что она
