их чувства. Это трудно. Может, наоборот, кресло любит свободу и обижается, если в нем сидят? Иногда ему кажется, что он понял. Но чаще он не уверен. Во всяком случае, он всегда извиняется, когда ударяется об угол стола или случайно задевает стул. Сейчас ему кажется, что арке было приятно его прощание и она, как Петр Авенирович, провожает его. Он опять выворачивается на сиденье и сколько возможно долго и дружески смотрит на арку.
Москва кончается, идет шоссе с поникшими под дождем одуванчиками, наконец остановка у переезда, который тренькает сигнальными звонками и опускает полосатую штангу шлагбаума прямо перед ними.
Лева вытягивает шею и между мамой и водителем наблюдает скорый поезд. Что за поезд? Если не смотреть в каждый пролетающий вагон, а поймать взглядом табличку на одном из них и как можно дольше провожать ее глазами, то можно прочесть, что это Харьков – Москва; из каждого окошка смотрят на их машину слегка загорелые люди, которые возвращаются из раннего отпуска, или деловитые харьковчане, которые едут куда-то через Москву. Или в саму Москву.
Ни они, ни стрелочница, которая стоит у переезда и показывает поезду замотанный оранжевый флажок, не знают, что сегодняшним ранним утром, часов около пяти, когда полупроснувшаяся кассирша вяло возилась за еще закрытым окошком кассы и оно медовым светом светилось в темноте платформы, когда бесконечный товарный поезд проходил мимо станции и лениво изгибался на повороте, когда лохматый кабысдох, то ли серый, то ли поседевший, терпеливо пережидал у шлагбаума постукивание товарных вагонов, чтобы перейти на ту сторону, хотя и не вполне понимал, зачем ему на ту сторону, – так вот, никто не знает, что в это самое время с этого самого проходящего товарного спрыгнул худой маленький человек, юрко, как ящерица, ввинтился в придорожные кусты и, похоже, в них и растворился, потому что дальнейший его путь никак не прослеживается.
Асфальт сменяется бетонными плитами. «Бетонка», – мысленно радуется Лева. Бетонка – это уже практически дача. Дождя сейчас нет. Такси, колыхаясь, сворачивает на неровную дорогу, ныряет на колдобинах, расплескивает лужи. Где-то видны попытки заложить самые глубокие ямы камнями.
– Ну, Льву будет чем заняться этим летом, – тоже колыхаясь и держась за спинку переднего сиденья, говорит баба Клава. Мама смеется.
Лева как раз об этом думает. Каждый год он чинит дорогу. Большинство камней в колеях – его, и ему приятно, что они на месте, хотя он и не уверен, что камням приятно, как их давят ноги и колеса. Но он для себя решил, что камни выносливы и не восприимчивы к боли. В общем, этим летом для него есть работа.
Такси подкатывает к калитке, у которой их уже караулит Василь Василич. Он живет в совхозе «Московский», но на лето перебирается к ним, чтобы заниматься всякими практическими делами. Леве он очень нравится, потому что тоже любит порядок и всегда аккуратно одет в клетчатую рубашку с подвернутыми рукавами – как ковбой! Правда, Василь Василич уже порядком стар и не может наводить порядок так, как ему хотелось бы. Эта общая проблема сближает их с Левой.
Они таскают вещи на террасу. Водитель уезжает довольный, потому что мама дала ему щедрые чаевые (тайком от бабы Клавы).
Баба Клава с тюком подушка-в-одеяле налетает на Леву и изгоняет его в сад.
У них большой сад – больше, чем у остальных, огромный. У остальных девять соток, а у них восемнадцать. Это потому, что Левин дед, бабы-Клавин муж, сидел в первых скрипках оркестра Большого театра, а одно время даже был концертмейстером оркестра, правда недолго. Еще Лева слышал, что их квартира в доме на улице Неждановой – тоже большая редкость и предмет зависти. Но его это мало волнует, тем более что они сейчас живут только на мамины концертмейстерские и бабы-Клавину пенсию, и он долго носит всю одежду – до тех пор, пока она не станет совсем ему мала.
В общем, Лева идет в восемнадцатисоточный сад. Там растет много старых яблонь, от которых давно нет яблок. Там растет черноплодка, но это ближе к осени. Там густая трава. И, главное, – там грибы! Но сейчас он не будет их искать, это всё потом.
Он задирает голову. Небо еле видно через плотные яблоневые листья. Бело-розовые соцветия тоже почти теряются среди них. Но когда дует ветер, листья раздвигаются, роняя капли, и пропускают солнце, которое бьет Леве прямо в глаза. Он закрывает глаза и слушает, как нарастает рев поднимающегося в воздух самолета, – аэродром тут неподалеку. Сейчас все эти громкие взлеты еще заметны, а через пару дней ухо привыкнет – как привыкнет к свисткам и погрохатыванию электрички в отдалении.
А вообще здесь тихо. И мама с бабой Клавой перекрикиваются, как будто далеко.
Он возвращается в дом. Там много комнат: если переходить из одной в другую, то можно сделать круг по дому. В большой комнате тоже есть рояль, попроще, советский. На террасе с прошлого года осталась посуда, клеенка на столе загрубела, и края у нее завернулись. Как хорошо на даче!
Лева опять выходит в сад, но в другую его часть. Там всегда сумерки и такие заросли, что никто, кроме него, не может продвинуться вперед дальше, чем на метр. Василь Василич вечно собирается «со всем этим делом расправиться», но пока, к счастью, не может. Так вот, если пробраться через кусты, то окажешься у забора. За забором – Сахрановы, Вова и Катя. А под забором – под забором – самые лучшие грибы. Подберезовики, белые. Сыроежки, конечно, тоже. Он не выдерживает и лезет в кусты, мгновенно промокает, ветки сильно царапают его, ему приходится почти опуститься на четвереньки и так пробираться дальше. Но он все-таки достигает гнилого деревянного забора с несколькими большими проломами. А достигнув забора, можно выпрямиться, отряхнуть руки и…
Тут он и слышит голоса. Тихие Вовин и Катин голоса.
– Ну пойдем, Вов! – канючит Катя. – Они нас увидят, ну Вов!
– Отстань, – говорит Вова. – Они сюда не ходят. Слышишь, вещи носят?
– А Левочка?
Лева вздрагивает от счастья – друзья помнят о нем. Ему все равно, что они говорят «Левочка», как будто передразнивая кого-то. Ничего.
– И Левочка с ними. Прямо он тебе полезет… О!.. Ух ты, какой!
Наверное, Вова нашел хороший гриб. Лева не выдерживает и делает шаг вперед.
Дело в том, что Вова и Катя собирают грибы на их участке. На участке самих Вовы и Кати грибы почему-то не растут. И сейчас Вова и
