— Не можешь ли ущипнуть его слегка за самый кончик хвоста, — распоряжается он, — подожди только, пока я покрепче ухвачусь. Ну!
Но это не помогло. Был стоял на месте; Скотник кричит раздраженным тоном:
— Да ущипни еще немного!
О, да, почтальон принажал добросовестно.
Ну, теперь сохрани ты, боже милостивый, скотника; то, что произошло, можно уподобить взрыву. Почтальон оказывается стоящим одиноко и видит, как бык уносится вместе со скотником, не разбирая дороги, через кустарники и горы. Сначала почтальону кажется, что это самая забавная штука, какую ему когда-либо приходилось видеть. Скотник болтался на веревке, как приманка на удочке; бык тащил его то по воздуху, то по земле и на топких местах от них обоих во все стороны летели брызги.
Почтальон прямо задыхался от смеха. Внезапно он слышит крик, зов на помощь и бежит на него. Бык стоит, дерево остановило его. У дерева стоит и скотник. Одна рука его ущемлена. Веревка замоталась накрепко.
— Погоди, я перережу! — говорит испуганный почтальон и лезет за ножом.
— Нет! — шипит скотник. Он вне себя, в дьявольском настроении, скрежещет зубами. — Распутай, сними вот эту петлю, но не выпусти быка!
Высвободившись в конце концов, он дрожит с ног до головы, рука его посинела и вспухла, два пальца ободраны в кровь. Он машет несколько времени рукой и говорит, с ненавистью в голосе:
— Просил я тебя открутить ему хвост начисто? Почтальон бормочет только:
— Начисто? Нет?
— Ах, ты, рыло!
— Тебе следовало бы выпустить веревку, — ответил почтальон.
— Не выпущу! — орет скотник.
— Тише! Не видишь разве, что пугаешь животное таким криком?
Хотя скотник принужден теперь понизить свой голос, раздражение его не уменьшается, и он основательно разносит своего товарища.
На дороге показываются люди, пансионеры из санатории, слышавшие о том, что должно произойти, и вышедшие навстречу шествию. Порядочно там было народу, были там и дамы, был и господин Бертельсен, даже господин Флеминг вышел в первый раз на воздух после своего лежания в постели. О, это было, возможно, не только одно прирожденное мужество, которое проявил скотник, не выпустив веревки; у него, конечно, было и свое тщеславие, желание показаться настоящим мужчиной в глазах всех этих гостей и зрителей.
— Давай попробуем снова! — говорит он громко. Почтальон бормочет что-то, предостерегая.
— Ты — старая баба! — раздражается скотник. — Разве это не бык, разве это не туша убоины? Что ж нам, уступить ему? Ха-ха!
Бык не идет.
— Погляди-ка на его глаза, — говорит почтальон, — они красные.
— А, к черту! — отвечает скотник. — Ну тяни! Но бык не идет.
— Иди сюда, — командует скотник, — возьмись покрепче за веревку у самой морды, и ты также — нет, с другой стороны, конечно! Выйдем же снова на дорогу со скотиной, а не будем стоять здесь.
Они стараются приловчиться. Бык стоит, между тем, словно чего-то ждет, уткнув морду в землю, косясь налитыми кровью глазами и изредка пофыркивая.
Приготовления кончены. У обоих есть точка опоры под ногами. Скотник крепко ухватывается одной рукой и наносит другой быку укол в зад — сравнительно невинное средство, чтобы заставить его двинуться с места — булавочный укол.
У, опять взрыв! Почтальон уже не смеется, не помирает со смеху, земля исчезает у него из-под ног, он и его товарищ оказываются на воздухе. О, что такое человеческие силы против подавляющей силы быка! Мгновение — и они лежат на земле оба, разметанные в стороны. Скотник еще держит все же в своих руках веревку, он опять-таки не выпустил ее, — это была большая храбрость, но веревка-то оборвалась.
Да и бык вырвался.
На полной свободе теперь этот зверь, со своей пестрой бело-коричневой окраской, со своей многопудовой тушей, покоящейся на коротких ногах. Необъятная шея почти такой же толщины, как само животное, в ней сила локомотива. На животное это стоит посмотреть.
Да, здесь есть, на что поглядеть. Но люди не выносят этого зрелища. Ведь эти люди — гости из санатории. Они испускают стон, у них, можно сказать, ноги подкашиваются, они испуганы. Среди них поднимается такая сумятица; хотя животное и белое с коричневым, от него веет холодом и опасностью… Людям не по себе. В этот первый момент два малыша единственные, которые трогаются с места. Они не могут сдержать любопытства, но карабкаются на гору, чтобы лучше видеть. И как будто бы это было сигналом, и другие начинают взбираться вслед за ними на гору. Здесь они могут отдышаться. Люди вновь набираются мужества — они зрители, зрители в цирке.
Почтальон собирается с силами и ощупывает свои члены, чтобы убедиться, что они целы. Скотник, слегка обалделый, слегка прихрамывая, уже исследует веревку, связывает ее снова и идет за быком. Он все также разозлен и все также делает вид, что он неустрашим. Одна из дам стоит и вертит изо всех сил свои перчатки и просит его оставить в покое быка; он не слушает этого; но когда Бертельсен, лесопромышленник Бертельсен, которому принадлежит часть санатории — когда также и он обращается к нему с просьбой подождать, скотник останавливается и спрашивает:
— А чего мне ждать-то?
— Да подождите немного, — отвечает Бертельсен, — фрекен д'Эспар пошла на сэтер за Даниэлем.
Нет, когда скотник слышит это, он совсем уже не желает ждать. Плевать ему на Даниэля, плевать ему и на быка-то этого, он пойдет в санаторию! Он оглядывается, ища почтальона, и зовет его. Почтальон отошел далеко назад, в поисках своей шапки с золотым галуном, знака его достоинства, Скотник ждет и зовет его вновь:
— Ты что? Быка испугался что ли, теленка? У него даже и рогов-то настоящих нет, так торчки какие-то на голове. Тьфу!
— Трехгодовалый бык вовсе не теленок, — отвечает обиженным тоном почтальон. — Не хочу я больше иметь с ним дело. Так и знай!
Время идет, пока они перебраниваются. Бык начинает выказывать признаки ярости, он бодает пни и кочки, роет землю передними ногами и испускает громоподобное мычание. Внезапно он замечает скотника и галопом пускается к нему; у него такой могучий вид, когда он бежит, раскачиваясь на поворотах. Скотник быстро спасается на гору, как и прочие, и говорит:
— Если вот он, эта фигура, не пойдет со мной, придется бросить это дело! Нашейте ему еще один галун на шапку, может он тогда смелее будет!
Он валит всю вину на почтальона.
Подходит Даниэль. Эта фрекен д'Эспар! Неприятная, непопулярная она была, но все же она была чертовски догадливая девица. Вот опять она сделала единственно разумное и привела Даниэля. Он идет с надежной веревкой в руках; приближается к быку с дружелюбными и льстивыми словами. Своей протянутой рукой и ласковыми уменьшительными именами он дает понять, что пришел по добру, как всегда, но бык только настораживается и роет землю передними ногами.
— Нет, они раздразнили животное! — говорит Даниэль, раздосадованный.
— Нас здесь довольно много народу, чтобы спутать его, — предлагает скотник. Да, народу-то было довольно, недостатка в людях не было, и скотник может быть имел достаточно решимости на это. Но… этого нельзя было сделать. Взять разъяренного быка и спутать! Когда он был бы окружен, худшее уже было бы позади.
А они стоят и не могут найти никакого выхода.
— Я думаю, кому-нибудь нужно будет сбегать за Мартой, — говорит Даниэль. — Ее-то он лучше всего знает.
Марта была старая служанка Даниэля.
Отлично. Кому-то надо идти за Мартой. Так как никто не выказывает охоты к этому, а все только ссылаются на то, что они не знают дороги, то идет снова фрекен д'Эспар. Она вешает только свою шляпу обратно на дерево и сходит с горы. Все-таки дело-то сделала фрекен д'Эспар. Прочие же только стояли, смотрели и боялись.
Тем временем скотник стоит и прохаживается полегоньку по поводу того, что и Даниэль не совладал с быком. «Видите, и он не может!» Но никто бы не усомнился в мужестве скотника, если бы он и молчал. Если смотреть на дело беспристрастно, так ведь он, а не кто другой, ввел их в эту беду. Замолчи, скотник!
Бертельсен говорит:
— Я стою и думаю, не сбегать ли мне домой за своим ружьем и не пристрелить ли эту бестию.
— Да, сделайте это! — восклицает дама, крутящая свои перчатки.
Бертельсен осматривается, отыскивая безопасный спуск, и, по-видимому, не может найти его. Ведь можно где угодно столкнуться с разъяренным животным. Фрекен Эллингсен берет Бертельсена за руку и просит его бросить это; скоро, слава богу, придет Марта!
Даниэль снова пробует поймать быка; но когда это не удается, он также поднимается на гору. Теперь все собрались здесь. Бык продолжает свое дело, взглядывает иногда вверх, мычит и продолжает опять копать. Его словно не касается, что толпа заинтересованных людей находится поблизости. Это что еще? Крик из рощи. Это новые гости и зрители из санатории. Они спрашивают, можно ли подойти поближе. Нет, нет, бык сорвался! — отвечают разом все собравшиеся на горе.
